Глава 8
Собрав еще больше информации об урсулинках, в десять часов вечера Сабина вошла в смотровую комнату для допросов, в которой все еще сидела монашка — на стуле за столом под люминесцентными лампами, руки в наручниках.
Пока что она находилась под строгой охраной и была все еще неофициально под арестом: ее не передали судье и не определили, как положено, в камеру предварительного заключения. БКА имело право задержать ее у себя на 48 часов. Все-таки она как минимум знала о предстоящем убийстве и ничего не предприняла для его предотвращения.
Так как женщина отказалась надевать серую униформу заключенных, на ней все еще было монашеское облачение. Сабина никак не могла привыкнуть к такому сюрреалистичному виду. Монахиня и комната для допросов — все это не вязалось. К тому же лицо женщины частично скрывалось в тени от нависающего головного покрывала, и выглядела она немного мистически.
Как человек, который кажется таким мягким, может совершить столь жестокое преступление? — недоумевала Сабина.
Женщина держала в руках четки с маленьким деревянным крестом, которые до этого висели у нее на поясе, и с невероятным спокойствием перебирала их пальцами. Обычно у любого заключенного сразу же забрали бы тряпичный пояс, четки и цепочку с серебряным крестиком. Слишком легко ими можно задушиться. Но монахиня воспротивилась отдать все эти предметы. Так что ей их оставили из уважения к ее религии, правда, при условии, что и ночью она останется в комнате для допросов под постоянным видеонаблюдением, — с чем она согласилась. Поэтому комната для допросов 2B была спешно переоборудована в камеру неофицального тюремного заключения.
Сабина сидела в темноте с чашкой дымящегося кофе и через одностороннее стекло смотрела в камеру — как в террариум, где находилась опасная змея. С тех пор как она вышла от монахини этим утром, женщина не произнесла ни слова — только попросила разрешения сходить в туалет и что-нибудь, чтобы утолить голод и жажду. Больше ничего.
Сабина потягивала кофе и просматривала на мониторе видеозаписи последних часов в ускоренной перемотке; глубоко погрузившись в молитву, монашка излучала почти зловещее спокойствие.
Наконец Сабина поднялась, вытащила служебное оружие из кобуры, отдала его на хранение коллеге из ночной смены и вошла в камеру.
Монахиня подняла глаза, ее лицо разгладилось и тут же приобрело дружелюбное выражение.
— Добрый вечер.
— Congregatio Sorum Ursulinarum a Sacro Corde Iesu Agonizantis, — вместо приветствия Сабина произнесла латинское название конгрегации урсулинок.
Чем заслужила полное внимание женщины. Она с интересом изучала Сабину.
— Рада вас снова видеть. Без вас было одиноко.
— Я могу сесть?
— Пожалуйста.
Сабина опустилась на стул и ждала, чтобы монахиня продолжила разговор.
— Полагаю, вы уже нашли Вальтера Граймса и выяснили связь с тем монастырем, название которого вы процитировали. Правда, это называется Sororum, а не Sorum.
Я знаю, — подумала про себя Сабина и сдержала улыбку. Тем самым у нее было подтверждение, что они двигались в правильном направлении и речь шла о настоящей монахине.
— Спасибо, я еще не так сильна в этой теме, — небрежно бросила Сабина, не желая признаваться, что уже знает больше. Андерстейтмент [Understatement (англ.) — преуменьшение, недосказанность.]— это оружие, — учил ее Снейдер. — Пусть подозреваемый думает, что он умнее тебя. Только тогда он ошибется.
— Граймс выжил?
Сабина сжала губы и промолчала.
Монахиня продолжала перебирать пальцами четки.
— Я не горжусь произошедшим, и мне жаль, что все так вышло, но это было неизбежно.
— Я не слышу раскаяния в вашем голосе, — ответила Сабина. — Вы равнодушны к тому, что мужчина лишился жизни, а вам предъявят обвинение в убийстве и отправят до конца жизни за решетку?
— Я знаю, живут только один раз, — улыбнулась монахиня, — но если все сделать правильно, то и одного раза достаточно.
— Достаточно для чего?
— Для загробной жизни.
Сабина вздохнула.
— Что вам сделал Граймс? Он вас оскорбил, изнасиловал или унизил?
— Я, наоборот, слышу много гнева, бессилия и ярости в вашем голосе. Мне жаль, что ваша операция не удалась, — сказала она. — Знаете, мужчина мог и выжить, но вы меня, очевидно, не послушали. Вам нужно было пройти через главный вход, как я посоветовала.
Сабина заставила себя подавить невольное движение челюсти и дышать спокойно. Не показывай этой женщине свои слабые точки!
— Знаете, опыт лучший учитель, — продолжала монахиня. — И хорошее в этом то… — она улыбнулась, — что у человека всю жизнь индивидуальные занятия.
— Почему этот мужчина должен был умереть таким ужасным образом?
Монахиня перестала перебирать четки и сжала их в кулаке.
— Я вам уже сказала: буду говорить только с Мартеном Снейдером.
— Я знаю, вы доверяете только ему. Но почему вы мне не доверяете?
Монашка снова занялась четками.
— Что случится во второй день? — спросила Сабина. — Сколько времени у нас на этот раз? Опять только до семи часов? Сколько у вас там сообщников?
Но монахиня лишь молча опустила голову, и Сабина поняла, что этой ночью не услышит больше ни слова.
Через час Сабина стояла во внутреннем дворе здания БКА и смотрела на звездное небо. Ночь принесла приятную прохладу. Гроза прошла стороной, и лишь отдельные молнии вспыхивали на горизонте. Грома почти не было слышно.
В здании светилось всего несколько окон. Большинство жалюзи было опущено. Из-за облака показался месяц.
Сабину знобило. Она до смерти устала. Спичкой она зажгла сигарету, которую стрельнула у техника в комнате для допросов. Дрожащими пальцами поднесла тлеющую сигарету к губам, глубоко затянулась и тут же закашлялась. Проклятье! Она загасила сигарету в пепельнице. Только не начинай с этим делом, а то закончишь, как Снейдер, марихуаной.
Тут зазвонил ее мобильный. На дисплее высветился номер Тины.
— Ты где?
— Во дворе для курильщиков.
— В компании? — спросила Тина.
— Нет.
— Как все прошло с монашкой?
Сабина вкратце рассказала ей о разговоре, который абсолютно ничего не дал — кроме того, что женщина насладилась своим первым успехом.
— Звучит не очень, — прокомментировала Тина. — В любом случае мы кое-что выяснили. Отдел криминалистической экспертизы только что закончил обследовать фабричный цех. На таймере, маленьком двигателе, бочке, трубах, наручниках, перекатной лестнице во втором цехе и на дверных ручках были обнаружены исключительно отпечатки пальцев монашки.
— Больше ничего?
— No, — по-итальянски ответила Тина.
— Значит, у нее все-таки не было сообщника, — заключила Сабина.
— Похоже, она действительно организовала все в одиночку. Маловероятно, но теоретически возможно.
— Спасибо.
— Увидимся завтра. — Тина завершила разговор. Сабина убрала телефон и посмотрела на ночное небо.
Как монашка собирается убить остальных шестерых людей?
Скоростной междугородний поезд только что прибыл на вокзал Иннсбрука. Лейтенант Грит Майбах натянула на плечи рюкзак, в котором находились туристический коврик, спальный мешок и боевое и альпинистское снаряжение, такое как веревка и стальные кошки, — всего сорок килограммов на спине, — и покинула купе. Ее, тридцатичетырехлетнего горного стрелка австрийских вооруженных сил, срочно вызвали на службу. Точного представления она еще не имела, но знала, что операция будет в горах.
Сойдя с поезда, Грит остановилась на перроне и подняла глаза. Тироль. Снова здесь. Иннсбрук, окаймленный горными цепями, располагался в долине. Хотя был только конец марта, солнце уже растопило снег в городе. Но величественные горы высотой по две с половиной тысячи метров, окружавшие город со всех сторон, были покрыты снегом почти до самой долины. Стоило посмотреть наверх, как яркий отраженный свет слепил глаза.
Воздух был чистым и обжигающе холодным. Грит сделала несколько глубоких вдохов, надела солнечные очки, пересекла платформу и через вокзальный вестибюль попала в суматоху города. Она сразу направилась в оперативный штаб расположенного рядом полицейского комиссариата.
Грит вошла в переоборудованную под конференц-зал комнату и увидела около дюжины мужчин, тоже из горнострелковых подразделений, которые сидели полукругом, — отчасти знакомые лица, — и своего бывшего наставника, полковника Айхингера.
— С лейтенантом Майбах мы в полном сборе. Садитесь. — Айхингер пошел к видеопроектору.
Грит спустила рюкзак с плеч и села на последний свободный стул.
— Нас вызвала земельная полиция, — объяснил Айхингер. — Подразделение «Кобра» упустило одного мужчину, и теперь на сцену выходим мы как специальная команда.
— Всегда одно и то же, — пробурчал один из стрелков, — сначала напортачат, а потом нам можно работать.
— Тишина! — одернул его Айхингер. — У нас мало времени и, к сожалению, очень скудная информация. — Он включил видеопроектор.
Стрелок был не так уж и не прав. Ребята из «Кобры» были обучены освобождать заложников, а горные стрелки — убивать людей, если это необходимо. Видимо, ситуация была дерьмовая.