«Какое удачное начало».

Ханна вошла в кабинет директора. Первым делом она почувствовала терпкий запах табака и аромат свежезаваренного кофе — оба казались неотъемлемой частью помещения, как старинная облицовка стен.

Найти в Интернете фотографию директора Холландера ей не удалось. Она знала лишь, как выглядит его подпись — из письма, которым он подтвердил ей прохождение годичной практики. И, увидев его сейчас, Ханна была удивлена. Почему-то она представляла его себе иначе. Старше, солиднее, опытнее — серым кардиналом. Кто-то подобный казался ей наиболее подходящим для должности директора в «Штайнфельзе». Но Холландер выглядел на сорок пять, у него было сухощавое лицо с заостренным подбородком и удлиненные седые, слегка волнистые волосы.

Когда она закрыла за собой дверь и сделала несколько шагов по скрипящему паркету к его письменному столу, Холландер быстро взглянул на нее.

— Секундочку, пожалуйста. — В руке он держал нож, а на столе перед ним стоял поднос с кофе, стаканом томатного сока и свежеиспеченными булочками. — Я люблю намазывать масло на горячую выпечку и смотреть, как оно растекается.

— Мне зайти позже?

— Почему? Останьтесь.

Директор Холландер отложил нож в сторону, сделал глоток томатного сока, вытер рот и пальцы тканевой салфеткой и поднялся из своего хрустящего кожаного кресла. Обошел вокруг массивного стола красного дерева, на котором стояло несколько фоторамок, но Ханна видела только их оборотную сторону.

— Добро пожаловать в Алькатрас. — С улыбкой он протянул ей руку.

— Эту шутку я сегодня уже слышала.

— Видимо, от Френка. Он повторяет все, что слышит. «И то, что диктуют письма только безграмотные?»

— Он также рассказал мне, что в пятнадцать лет изнасиловал свою мать, а затем проломил ей череп, — сказала Ханна.

— Это неправда. — Холландер был гладко выбрит и благоухал одеколоном после бритья. Он закатал рукава белой рубашки. Его мускулистые руки оказались загорелыми. — Он сначала проломил ей череп, а потом надругался над трупом. И ему было только четырнадцать.

— Ой.

— Да, жуткая история. Он сидел в тюрьме для несовершеннолетних преступников, но в рамках программы ресоциализации окончил специальную коррекционную школу и уже пять лет работает здесь.

— Такая работа для человека с судимостью…

— Что, непривычно? Возможно, но это заведение — пилотный проект, и мы должны подавать пример. Френк отвечает за библиотеку и разносит почту клиентам. Правда, иногда он забывает, что давно уже не в тюрьме, и раздражается, когда ему не разрешают участвовать в сеансах терапии.

Ханна кивнула. Очевидно, клиентами Холландер называл заключенных.

— Не хотите присесть? — Холландер указал на угловой диванчик в нише.

— Спасибо. — Ханна села на кожаный стул рядом с приоткрытым окном. Между ламелей жалюзи, постукивающих на сквозняке, открывался вид до самого скалистого берега. Тем временем небо потемнело. Наверное, вечером над морем разразится гроза.

Холландер подсел к ней с кувшином и налил стакан воды.

— Мы разместили вас в квартире вашей предшественницы. Как вам комната? — спросил он.

— На окнах решетки.

— Вам придется к этому привыкнуть — как и к еде в столовой. К сожалению, в обеденный перерыв у вас не получится ездить на материк, поезд ходит лишь два раза в сутки. Утром и вечером.

— Это я уже знаю.

— Но если захотите прогуляться: есть отличный пешеходный маршрут по острову, а у железнодорожной станции находится симпатичное кафе с хорошей кухней. Правда, оно закрывается в восемь вечера. А в последнее воскресенье каждого месяца смотритель маяка готовит барбекю. Это всегда главное событие месяца. — Холландер засмеялся. — Больше никакой роскоши я вам здесь предложить не могу.

— Я ее и не ожидала, когда устраивалась на практику в тюрьму.

Холландер открыл сигарный ящик на столе.

— Гавану?

Она помотала головой.

Он потянулся к спичечному коробку.

— Вы ведь не против?

Ханна терпеть на могла суггестивных вопросов, но в первый рабочий день не хотелось производить плохое впечатление.

— Это ваш кабинет.

— Конечно — мой остров, мои правила. — Он сунул сигару в рот и выдохнул дым в потолок. — Поэтому мы не используем здесь такие понятия как тюрьма или колония. «Штайнфельз» — лечебно-исправительное заведение строгого режима, но мы называем его просто заведение. Мы особое исправительное учреждение тюремного типа. В отличие от других тюрем «Штайнфельз» находится не в земельном, а федеральном ведении. Наши сотрудники — бывшие профессиональные солдаты, которые получили психологическую подготовку и окончили школу пенитенциарной полиции. Здесь содержатся только преступники на грани невменяемости: педофилы, насильники, садисты, психопаты, все, что вашей душе угодно. В обычной тюрьме за такие наклонности их избили бы до полусмерти другие заключенные. Но насилие лишь порождает насилие. Поэтому существует этот проект.

— Звучит неплохо.

— Не все воспринимают это так положительно. У нас много противников. Почему государство должно тратить деньги и ресурсы, чтобы лечить душевнобольных и презираемых обществом людей? Мы не хотим заново интегрировать их в общество… Да это и невозможно. — Он улыбнулся. — Но мы пытаемся проводить терапию для наших клиентов, чтобы однажды их смогли перевести в нормальную тюрьму со всеми ее преимуществами. Потому что у нас всего несколько одиночных камер, не более часа на просмотр телевизора в день и ограниченные возможности для занятий спортом, но — и этому я придаю большое значение — очень хорошая библиотека.

— «Я всегда воображал рай чем-то наподобие библиотеки», — процитировала она.

— А, Хорхе Луис Борхес. — Холландер ткнул сигарой в ее сторону. — Полностью разделяю его мнение. — Он развел руки в стороны. — На этом острове немного возможностей, и вы, наверное, задавались вопросом: почему нас разместили именно здесь? Остхеверзанд находится не на краю света, но его отсюда уже видно, если вы как-нибудь заберетесь на маяк. — Он улыбнулся.

Очевидно, что Холландер получал удовольствие от звука своего голоса и, вероятно, уже не раз рассказывал эту шутку. Ханна наверняка еще услышит ее от Френка.

— И почему же тогда заведение теперь здесь? — спросила она, ибо директор так и не дал ответа.

— Оглядитесь. Здесь нет рыбачьих лодок и туризма. Это уединенное место. Тот, что захочет сбежать отсюда, должен быть или хорошим ходоком, или олимпийским пловцом.

— А уже были попытки?

Холландер самодовольно помотал головой.

— С тех пор, как я стал директором, нет. Так должно быть и впредь. Потому что этот терапевтический эксперимент — длительное исследование, первые результаты которого будут понятны лишь через несколько лет. Но я считаю, что все усилия не напрасны.

— А можно ли вылечить рецидивистов?

— Ваша задача выяснить это, фрау Норланд. Кроме того, я хотел бы попросить вас использовать политически корректное понятие клиент и воспринимать ваших клиентов как таковых, даже если вы прочитаете в их делах, что они насиловали, расчленяли и ели трупы.

— Конечно.

— Кстати, в следующем году запланирован ремонт пустующего корпуса. Я добился разрешения разместить у нас пятнадцать клиенток — равноправие еще никто не отменял, верно?

Ханна кивнула. Опять суггестивный вопрос. Пожилой, более консервативный шеф пришелся бы ей больше по душе. И хотя в груди у нее билось бунтарское сердце, она была невысокого мнения о политической корректности и всей этой гендерной болтовне. В ее глазах простое использование другого слова не решало проблемы.

— Вы меня слушаете? — спросил Холландер.

Ханна вздрогнула.

— Простите?

— У вас голландский акцент, верно?

— Мои родители родом из Амстердама, но я окончила университет в Германии.

— И даже с красным дипломом и в кратчайшие сроки, как я прочитал в ваших документах, приложенных к заявлению. И хотя у вас не так много опыта, вы захотели пройти практику именно здесь? — Он вопросительно взглянул на нее.

— Мой наставник сказал, что нет лучшего места набраться опыта, чем здесь.

Директор одобрительно приподнял брови.

— Ну, здесь у вас и правда будет достаточно возможностей набраться опыта. Тогда, от имени всего коллектива, добро пожаловать к нам в качестве самой юной женщины-психолога, которая когда-либо работала в «Штайнфельзе».

Холландер поднялся, подошел к своему письменному столу и достал из ящика три папки.

— Это досье участников вашей психотерапевтической группы, которая достанется вам от вашей предшественницы. Клиенты под номерами семь, одиннадцать и двадцать три. Если у вас возникнут вопросы, на них вам ответит майор доктор Ингрид Кемпен. Она моя заместительница.

Ханна взяла папки с досье, надеясь, что Холландер не заметил ее учащенного дыхания. К тому же она не решалась взглянуть на обложки с фамилиями.

— Можно мне также почитать уголовные дела?

Холландер улыбнулся.

— Это не обязательно. Я уверен, что мужчины у вас в надежных руках и без этого знания.

Ханна закрыла за собой дверь в приемную, но оттуда все равно доносилось глухое щелканье клавиатуры, по которой без передышки колотила секретарша Холландера.