— Преступник действовал по плану, — уверенно сказала Тина. — И во время преступления от него ничего не ускользнуло.

— Дальше! — потребовал Снейдер.

— Если мы хотим понять художника, то должны посмотреть на его творение. Нам помогут три краеугольных камня на пути становления серийного убийцы: ночное недержание мочи, поджоги и издевательства над животными. Последний момент кажется наиболее выраженным.

— Чего он хочет этим добиться?

— Если животное посмотрит на нас человеческими глазами, то нам станет не по себе. То же самое, если нам улыбнется человек с собачьей пастью. Убийца намеренно хотел вызвать эти неприятные чувства у наблюдателя.

Тина была права, ужаснее всего Сабине показалась восьмилетняя девочка с кошачьими глазами.

— Почему такая жестокость?

— Похоть, алчность и кровожадность подобны соленой воде: чем больше пьешь, тем сильнее жажда, — ответила Тина.

Снейдер кивнул:

— В каждом убийстве есть зерно сумасшествия. Нужно остерегаться, чтобы не прорастить его. Какие вопросы мы должны задать себе?

— С тех пор он совершил еще преступления?

Снейдер помотал головой.

— Насколько нам известно, нет.

— А до этого он уже убивал?

— Предположительно, нет.

— Однако эти фотографии напоминают мне… — Тина умолкла.

— Да? — Снейдер подошел ближе.

— То, как скомпонованы тела и пришиты друг к другу, напоминает мне серию убийств из восьмидесятых. Я тогда еще не родилась, но помню, что несколько лет назад читала об этом статью.

— Йохан Белок, — подсказал Снейдер.

По аудитории прокатился гул. Теперь некоторые начали припоминать. Сабина тоже вспомнила. Белок был лейпцигским детским врачом и одновременно сумасшедшим, который в восьмидесятых годах изувечил много людей в собственных домах. Но самостоятельно Сабина до этого не додумалась бы — она не была такой помешанной, как Тина, которая, очевидно, интересовалась подобными вещами в частном порядке.

Снейдер остановил диашоу и открыл с помощью пульта дистанционного управления другой документ. Это были потускневшие цветные снимки мест преступлений, которые со временем немного пожелтели.

— Мартинелли?

Тина прочистила горло.

— Я считаю маловероятным, что Белок после стольких лет снова активизировался.

— Я тоже, — отозвался Снейдер. — Белок уже пятнадцать лет сидит в отделении строгого режима исправительного учреждения в Вайтерштадте.

— Я склоняюсь к подражателю, — продолжила Тина. — Прослеживается очевидная эскалация по отношению к преступлениям Белока. Возможно, даже вызывающая беспокойство у самого преступника.

Снейдер прошел к своей кафедре.

— Первое важное замечание сегодня! А также причина, почему БКА взялось за это дело. Белока схватили в ГДР и пятнадцать лет назад перевели в Вайтерштадт.

Сабина знала эту тюрьму особого строгого режима. Она находилась в сорока километрах к югу от Висбадена.

Снейдер хрустнул пальцами.

— Майкснер, продолжайте вы!

Блондинка поднялась.

— Соседи сообщили, что видели световые вспышки за опущенными жалюзи берлинской виллы. Я полагаю, что это были не выстрелы из пистолета, а вспышки фотоаппарата. — Она покосилась на Снейдера, который смотрел на нее безо всяких эмоций. — Преступник фотографировал свое произведение.

— Зачем фотографии? Почему он не снял видео? — спросил Снейдер.

— Метаморфоза семьи на диване, в обрамлении красной бархатной шторы, производит впечатление картины, написанной маслом. Фильм же — это нечто подвижное, поэтому он выбрал фотографию.

— Почему ему недостаточно собственных воспоминаний? — не отставал Снейдер.

— Потому что он… — замялась Майкснер, — хочет рассматривать фотографии и переживать деяние снова и снова?

— Неверно! Мартинелли?

Тина ни секунды не колебалась с ответом:

— Потому что он хотел поставить себя на место Белока и понять, что бы тот почувствовал, увидев в газете фотографии своего усовершенствованного творения.

— Вот причина! — воскликнул Снейдер. — Итак, нам известны четыре убийства Белока и это нелепое подражание. Следовательно, мы располагаем достаточными знаниями. Представьте себе это знание в виде фонаря на спине. Он освещает лишь тот отрезок пути, который мы уже преодолели. Но искусство состоит в прогнозировании. Будет ли он снова убивать? И если да, то с какой целью — из садизма или фетишизма?

Никто не ответил.

— Это был вопрос! Итак, кто за фетишистский мотив?

Сабина посмотрела по сторонам. Все руки взметнулись вверх.

Снейдер подошел к ее месту.

— Немез, вы не разделяете этого мнения? Почему?

— Покажите нам, пожалуйста, еще раз слайд номер семнадцать из предыдущего диашоу.

Снейдер остановил презентацию фотографий с мест преступлений Белока и включил снимки из берлинской виллы. Слайд номер семнадцать изображал восьмилетнюю дочь с серповидными зрачками сиамской кошки в глазницах.

— Лицо девочки почти черное от крови, пролитой вечером в воскресенье. Но отчетливо видны белые участки в складках вокруг глаз, потому что девочка зажмурилась. Это ее кровь?

Снейдер пристально посмотрел на Сабину.

— Да.

— Значит, она была еще жива, когда ей вырезали глазные яблоки. Он садист. Он ненавидел эту семью! Ненавидел их богатство, их бассейн, бильярдную и библиотеку — и он заставил их мучиться. Возможно, он убил мать последней и заставил ее смотреть, как расправляется с ее семьей.

Снейдер ослабил узел галстука.

— Правильно.

Затем он прошел к своей кафедре.

Тина подвинулась к Сабине и толкнула ее локтем в бок.

— Эй, круто.

Сабина считала, что это не круто, а грустно и одновременно ужасно. Она не хотела уметь проникать в голову убийцы, но как только видела фотографии с места преступления, это происходило автоматически.

— Серийный убийца — это тот, кто учится на собственном опыте. Поэтому будет все труднее поймать его. Какие методы мы могли бы применить в этом случае?

— Можно спровоцировать его сообщением в газете, — предложил Шёнфельд. — «Преступник-подражатель оскорбляет шедевр Белока!»

— Уже публиковали — с прессой так никто и не связался.

— Мы могли бы основать народную дружину, возможно, он вступит в нее, чтобы выяснить, сколько мы уже о нем знаем, — предложил Гомез.

— Это мы тоже уже делали — среди дружинников его не оказалось.

— В годовщину преступления можно опубликовать статью об убийстве и установить наблюдение за могилой семьи, — предложила Тина.

Снейдер помотал головой:

— Никто не пришел.

Все молчали.

— Существует другой перспективный метод? — спросил Снейдер.

— Нет, — ответила Сабина.

Снейдер поднял бровь.

— Почему нет?

— Это же очевидно, что ни один из известных методов ничего не дал — иначе дело было бы уже раскрыто.

— Выскочка, — пробормотал кто-то на первом ряду.

Сабина проигнорировала комментарий.

— Вместо этого нам стоит проверить, не вступал ли кто-то в контакт с Белоком за последние пятнадцать лет.

— Вполне возможно. — Снейдер нажал кнопку на пульте управления и вывел на экран протокол посещений тюрьмы Вайтерштадт. — За все время своего заключения Белок принимал посетителей только семь раз. Пять раз в восьмидесятых годах к нему приходила жена, и два раза — мужчина четыре года назад.

У Сабины перехватило дыхание. Но не из-за фамилии посетителя, а потому, что она увидела подпись сотрудника БКА, который запрашивал протокол посещений. Эрик Дорфер. Дата — всего лишь четыре недели назад. Очевидно, Эрик работал над этим делом, но ей ничего уже не рассказывал. Раньше они всегда обо всем говорили.

— Лишь один-единственный посетитель вызвал интерес у следователей, а именно — берлинский гинеколог с хирургическими знаниями, который после своих визитов прислал Белоку в тюрьму еще письмо, — рассказывал Снейдер. — Мы проверили доктора Яна. Обыск дома, допрос, графологическая экспертиза — по полной программе. Некоторые улики говорили против него, поэтому был начат судебный процесс, который лично я считал преждевременным.

Снейдер раздал тонкие папки с досье, которое они быстро прочитали. Обсудив между собой факты, пришли к единогласному решению, что следов, которые указывали на гинеколога как убийцу, было недостаточно для обвинения.

Гомез резюмировал одним предложением то, что думали все:

— Улики выглядят чертовски фальшиво.

— Вытащите изо рта жвачку, когда разговариваете со мной! — приказал Снейдер.

Гомез невозмутимо завернул жвачку в бумагу.

— Все выглядит так, словно настоящий преступник следил за Белоком, чтобы выяснить, посещает ли его кто-то. А потом отправил Белоку письмо от имени этого посетителя. Тем самым он хотел подсунуть уголовной полиции убийцу… гинеколога доктора Яна. Тот просто оказался не в том месте не в то время.

Снейдер прищурился.

— Продолжайте!

— Я хочу сказать, визит в тюрьму и вскоре после этого убийства. Как-то слишком гладко. Черт возьми, все выглядит так, словно визит гинеколога стал удобным моментом для демонстрации преступления одержимого подражателя, чтобы мы подумали именно то, что подумали. И мы тут же на это покупаемся. На самом же деле нет никакого преступника-подражателя, а есть просто убийство берлинской семьи, которую кто-то хотел уничтожить.