Когда же они добрались до четвертого этажа, Лени снова обливалась по́том.

Вивьен открыла незапертую дверь в квартиру и скрылась в темноте прихожей. Включила свет и снова выглянула на лестничную площадку.

— У тебя комната в конце коридора. Твоя предшественница съехала всего пару дней назад, так что постель еще теплая. Может, утром еще увидимся!

И с этими словами вновь скрылась в квартире. Лени вошла, прикрыла за собой дверь и огляделась. Длинный узкий коридор тянулся до самого окна и поворачивал налево.

Странно было вот так входить в чужую квартиру. Лени ожидала, что ее встретит хозяин, но, судя по всему, в интернете не зря предупреждали о нелегальных хостелах. Это место порекомендовал ей глава издательства, герр Зеекамп, добавив при этом, что практиканткам предоставляется скидка в десять процентов. Должно быть, он параллельно вел дела в обход налоговой службы.

Лени двинулась по коридору, миновав четыре двери. Повсюду царила тишина. После поворота были еще четыре двери, и Лени остановилась у последней из них. На ней висела рукописная табличка: Л. Фонтане.

Лени открыла дверь — и отпрянула в изумлении.

5

Яна, вжавшись в стену, смотрела, как из отверстия появилась сначала голова, потом руки и плечи и, наконец, все тело целиком.

Оказалось, это вовсе не чудовище, а человек, обнаженная женщина. Длинные темные волосы завесой падали на лицо. Царапая ногтями сырой каменный пол, она выбралась из отверстия и застыла на четвереньках. Где-то в глубине стены раздался глухой звук, словно великан ударил по ней молотом. Шум и вибрация медленно затихали, и только когда стало совсем тихо, женщина снова шевельнулась.

Она убрала волосы с лица, приложила палец к губам и помотала головой.

Яна поняла. Им не следовало говорить.

Молчи, и будешь жить.

Женщина поднялась. Она выглядела лет на сорок, с длинными черными волосами и очень стройная. Но вид у нее был изможденный, и ей приходилось держаться за стену.

На ней не было одежды, и Яна увидела многочисленные кровоподтеки по всему ее телу, особенно много на ребрах и ягодицах. Некоторые казались свежими, другие уже заживали и имели желто-зеленый окрас.

Завернувшись в спальный мешок, Яна мелкими шажками подошла к решетке и взялась за железные прутья.

По другую сторону узкого коридора, промеж двух массивных колонн, располагалась вторая камера квадратной формы, похожая на ту, в которой находилась Яна. Кровать и походный туалет в нише, завешенной душевой шторкой, чтобы справлять нужду без свидетелей.

Женщина направилась к этой камере, остановилась спиной к Яне и стала ждать. Через пару секунд раздался электронный сигнал, и дверь камеры пришла в движение, съехала влево и с металлическим щелчком встала в паз.

Тишина.

Кап.

Наполнилась миска с водой.

Яна смотрела на худую спину женщины. Позвонки и ребра проступали под кожей. Ягодицы были округлые, без жира, ноги стройные и мускулистые. Казалось, нагота ее ничуть не смущала, и сырая прохлада не доставляла ей дискомфорта.

Время тянулось мучительно долго, в миску упали еще две капли, но от жажды не осталось и следа. Вопросы так и рвались с языка, ломились сквозь преграду из страха.

Наконец женщина шевельнулась и сжала кулаки. По ее телу прошла дрожь. Она развернулась, шагнула к решетке и вцепилась в нее длинными пальцами с идеальными ногтями, словно боялась упасть. Отливающие стальным блеском прутья обрамляли ее красивое лицо, как рама — картину.

— Я могу говорить с тобой, — произнесла женщина, и Яна вздрогнула, так неожиданно прозвучали слова. — Но ты должна молчать. Прошу тебя, пообещай, что будешь молчать! Иначе мне придется ответить за каждое твое слово.

Женщина показала на что-то, чего Яна сама до сих пор не замечала: черную полусферу на потолке, в углублении, где сходились своды четырех колонн.

— Он видит нас и слышит, от него ничто не укроется. Вот и сейчас он за нами наблюдает.

Обе взглянули на полусферу, нависшую над ними, словно глаз Господень.

— Я Номер Шесть, — продолжала женщина. — Ты Номер Семь. Это наши имена, и нам запрещено называть себя как-то иначе. Я должна рассказать тебе о правилах. Крайне важно их придерживаться, тебе ясно? Ослушание влечет за собой боль или того хуже. Уж ты мне поверь…

У нее дрогнул голос, и ей пришлось взять себя в руки.

— Наш Хозяин умеет причинять боль так, чтобы не оставлять следов, но ты даже не представляешь, какая это пытка. Это увечья без видимых ран, которые не заживают. Только если мы будем делать все, что он требует, нас когда-нибудь отпустят. Пожалуйста, кивни, если ты поняла меня, Номер Семь.

Яна кивнула.

— Хорошо.

Номер Шесть как будто выдохнула с облегчением. Потом на секунду закрыла глаза и прислонилась лбом к решетке.

— Нам нельзя говорить о том, как мы сюда попали, кем были прежде и чем занимались. Здесь у нас нет прошлого, только настоящее. Хозяин сам решает, когда придет время покинуть дом. Мы здесь, чтобы служить ему и ублажать. Это наша единственная цель. Он очень занятой человек и поэтому не терпит, если приходится повторять свои желания. Ты должна внимательно слушать, Номер Семь, и запоминать, потому что скоро тебя позовут наверх, и ты должна делать все в точности так, как я тебе говорю и как мне говорила Номер Пять.

Яну так и подмывало спросить, с каких пор женщина называет себя Номером Шесть, а ее — Номером Семь? И что стало с предшествующими номерами, с Первого по Пятый?

— Когда ты будешь готова и тебя позовут, — продолжала женщина, в упор глядя на Яну, — я стану не нужна. Тебе придется рассчитывать только на себя, а я…

Не в силах больше держаться на ногах, номер Шесть опустилась на холодный пол. Длинные волосы снова закрыли ей лицо.

Хотелось переступить запрет, утешить женщину, и Яна так и поступила бы, если б речь шла только о ней. Однако Номер Шесть сказала, что ответит за каждое ее слово, поэтому Яна была вынуждена хранить молчание.

Наконец женщина убрала волосы с лица и показала на миску воды между камерами.

— Можно мне попить? — попросила она. — Умираю от жажды.

Яна кивнула. И ей оставалось только смотреть, как Номер Шесть легла на пол, осторожно подтянула к себе миску с водой и осушила одним глотком.

Яна пожалела, что перед этим не попила сама.

6

На такое Лени не рассчитывала.

Что это была за комната!

Высокий, под три метра, потолок с лепниной и громадной люстрой по центру. Пол на площади в тридцать квадратных метров застелен паркетом. Между кроватью и шкафом потертый, но дорогой на вид персидский ковер. В нишу встроен вместительный гардероб, а в зеркале сбоку Лени могла разглядеть себя с головы до пят. Обращенное к окну винтажное кресло в зеленой обивке так и ждало, чтобы она устроилась в нем с одной из прихваченных книг. В углу, отделанном кафелем, нашлось место даже для раковины с небольшим зеркалом и розеткой — можно было вымыть и посушить волосы.

Лени читала на форумах жуткие истории об онлайн-аренде жилья. Начиная с грязных, неприглядных чуланов вместо комнат и заканчивая неприветливыми или назойливыми хозяевами. Очевидно, эти истории имели не так много общего с действительностью — по крайней мере в ее случае.

Лени открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, но задернула шторы. Затем отложила пропахшую по́том одежду и помыла руки и лицо над раковиной. Ни на что другое сил не осталось, и Лени решила, что душ может подождать и до утра. Она отыскала в чемодане пижаму, надела ее и наконец-то забралась под одеяло.

Оставив ненадолго включенной прикроватную лампу, попыталась ощутить связь с новым жилищем. Подобное всегда требовало времени. Бабушка часто говорила, что в Лени живет старческий дух еще от рождения. Будучи ребенком, она была смышленой и опережала других детей в развитии, но при этом отставала во взглядах, была чопорна и медлительна. В то время смысл от нее ускользал, но теперь Лени понимала, что бабушка была недалека от истины. Древняя душа и передвигалась медленно, и, даже с задержкой, поезд ехал для нее слишком быстро. Телом Лени прибыла в Гамбург, но душой — еще нет. Возможно, к утру или к полудню, а может, и к вечеру, как знать…

За этими мыслями Лени провалилась в тяжелый сон.

И проснулась от громкого шума.

В коридоре кто-то громко переговаривался по-испански. Голоса стали удаляться, хлопнула дверь, и на миг вновь воцарилась тишина, которую через мгновение прервал новый шум. Он доносился с улицы, и казалось, кто-то оживленно спорил. Лени так не хотелось вылезать из теплой уютной постели, но через открытое окно в комнату долетали обрывки фраз, и это не давало уснуть.

Она подкралась к окну.

Уличные фонари погасли, и за окном царил мрак. Обители плавучих домов тоже давно спали.

К дому приближались два человека, мужчина и женщина, и она была чуть выше его. Пара ссорилась на ходу.

— И какой от тебя вообще толк? — говорила женщина.

Эти слова навевали болезненные воспоминания о родительском доме. Подобные ссоры происходили ежедневно и всякий раз вели к ужасающим последствиям. И совершенно неважно, что они во всем соглашались с отцом и уступали. Он искал ссоры, жаждал ее и провоцировал до тех пор, пока кто-нибудь не совершал ошибку, словом или действием. В конечном счете страдала мама, всегда. И даже теперь, спустя шесть лет со смерти отца, Лени тяжело было наблюдать ссоры.