— Да чтоб тебя! Зараза! — выругался Тимофей, перехватывая мушкет левой рукой. — Вот ведь какой юркий, посечёт ребят!

Правая рука выхватила пистоль из кобуры, отжав курок, он выскочил из строя и с пяти шагов разрядил его в горца. Пуля ударила всадника в бок, и он выпал из седла на землю.

— Перезарядиться! — разнеслась по шеренгам команда майора. — Стоим на месте, братцы! Держать строй!

Откатившаяся вглубь долины ханская конница скрылась в клубах пыли, зато теперь проступила густая толпа неприятельской пехоты, шедшей в сторону русских.

— Ого, эдак они всей массой на нас скоро навалятся! — проговорил озабоченно Ярыгин. — Где же наши-то?!

— Не бои-ись, Рыжий, сейчас выйдут, — хмыкнув, проговорил Чанов. — Мы авангардом за версту от них шли. Небось, совсем скоро подтянутся.

Словно в подтверждение его слов позади раздались командные крики, и из дорожного поворота показалась голова колонны Томского пехотного полка.

— Ваше высокоблагородие, к вам вестовой от генерала! — крикнул майору штаб-трубач.

К Кетлеру подбежал унтер-офицер и зачастил с докладом.

— Эскадронам рассыпать строй! — скомандовал тот, выслушав вестового. — Принять всем вправо!

Мимо протопали первые роты пехотинцев, командиры развернули их из походного строя в боевую колонну. Обгоняя сбоку строившихся, вперёд пробежало несколько сотен егерей. Они рассыпались в цепи перед пехотинцами и пробежали чуть вперёд. На поле захлопали редкие пока ещё выстрелы.

— Штуцерники палят, — узнав особый бой винтовальных стволов, уважительно проговорил Блохин. — У них за четыре сотни шагов стрелки уверенно лупят, стволы чуть длиннее наших, а значит, и прямой бой лучше будет, но и наши, конечно, хороши. — И ласково погладил казённик своего кавалерийского штуцера.

Из-за поворота с грохотом выкатились орудийные передки.

— Дорогу! — прокричал скакавший впереди на гнедом жеребце артиллерийский капитан.

— Вправо принять! Дорогу пушкам! — рявкнул Кетлер.

Прямо на въезде в долину расчёты расцепляли орудия и, тут же развернув их жерлами к неприятелю, катили уже дальше руками. Пехотная колонна прошла сотню шагов и встала. На неё надвигалась огромная толпа ханской пехоты. Вооружённые чем попало шекинские воины бежали безо всякого строя, в руках у многих из них были сабли, копья, мечи, и только лишь у самой малой части виднелись старинные ружья. Цепи егерей ударили по ним частой россыпью выстрелов и отбежали под защиту основной колонны. А вот уже и она сама окуталась облачками порохового дыма. Толпы неприятеля, понеся потери, заметались и отхлынули резко назад. В это самое время пять русских пушек выкатились на прямую наводку и ударили вдогон дальней картечью.

— Коноводам подать коней! — играл сигнал штаб-трубач.

— Верхом рубиться будем, — проговорил негромко Копорский, поглаживая эфес сабли. — Вон и казаков сюда тоже подогнали. Гончаров, Пинегин, на флангах будете, по себе равняйте строй. В бегство обратим неприятеля, дальше уже команда рассыпным строем скакать будет, а пока так в две растянутые линии скачем.

— Слушаюсь, ваше благородие, — ответил каждый из унтеров.

Вот и коноводы с лошадьми. Вскочив в седло, Тимофей потрепал гриву Чайки, приговаривая:

— Спокойно, спокойно, моя хорошая.

Оглушительно грохотали пушки, в ноздри бил запах сгоревшего пороха, кобыла беспокоилась и прядала ушами.

Селим-хан, заметив бегство своих пехотинцев, опять бросил в бой свою конницу, и снова, как и в прошлый раз, она совсем немного не доскакала до русских позиций. Под губительным картечным и ружейным огнём шекинские всадники разворачивали своих коней, спеша отступить.

— Шаго-ом! — прокричал Бомбель, приняв командование всей русской конницей. — Дирекция движения — прямо!

Выстроенные в две шеренги эскадроны тронулись туда, где сейчас на поле гремела смерть.

— Аллюр рысью! — отдал новую команду полковник, ускоряя ход эскадронов.

Гончаров дал Чайке шенкелей. Обойдя справа колонну своей пехоты, драгуны выскочили на усыпанную трупами равнину. Конница неприятеля стремительно откатывалась, и перед ними была толпа спешенных ханских воинов.

— Аллюр галопом! — гремели строевой сигнал трубачи. — Атака! Атака! Атака!

Выхватив из ножен саблю, Тимофей крутанул её над головой.

— Ур-ра-а! — его голос слился с сотнями других.

— В карьер! — ревели трубы, подгоняя кавалеристов. Растянутые по фронту шеренги драгун летели на неприятеля, блестя на солнце клинками. Гончаров нёсся в первой. Перед глазами мелькали фигуры людей, чёрные шапки, выпученные от ужаса глаза, раскрытые в крике рты, ружья, клинки, жала копий…

— Э-эх-х! — Привстав на стременах, он с оттяжкой рубанул первого, второго воина, третий сбоку ткнул его копьём, и наконечник рванул кожу лядунки. «Не останавливаться, вперёд!» — мелькнуло в сознании, и он подхлестнул Чайку. На полном ходу она грудью сбила одного горца, втоптала второго и рванула вперёд. — Ура-а! — Хлёст по голове, по шее, по поднятым рукам, по древку копья. Хлёст! Ещё хлёст! Хлёст! Хлёст! Хлёст! Кровью обрызгало лицо, руки, мундир.

Две линии кавалеристов прорубились сквозь густую толпу и вынеслись на открытое место.

— Разворо-от! Равняй линии! — разнеслась команда полковника. — Вперёд, братцы! Ура-а!

— Ура-а! — Драгунские эскадроны с примкнувшими к ним казаками понеслись обратно, рубя ошалевших от страха пехотинцев. Никакого сопротивления русской коннице уже не было, неприятель в панике бежал к своей крепости. Для кавалерии наступило время кровавого пира. Рассыпав шеренги, рубили бежавших до самых городских садов. Со стен крепости ударили пушки, и в воздухе просвистели ядра.

— Аппель! Отход! — сигналил трубач.

Тяжело дышавшая Чайка лёгкой рысцой скакала в ту сторону, откуда только недавно она начинала свой бег. Правая рука у Тимофея совсем занемела. Вытащив из сумы ветошь, он протёр красные разводы на клинке и загнал его в ножны. Всё было липкое от крови, и этот особенный, такой уже знакомый запах сечи.

Навстречу кавалеристам бежали цепи егерей.

— Молодцы, драгуны! Дали вы им прикурить! — кричали задорно стрелки. — В капусту басурман порубили!

— Ага, пока вы зелёные от них бегали! — подкалывали егерей кавалеристы.

— Да мы ретираду по команде делали! — неслось в ответ.

Полковник Бомбель оставил эскадроны на майора Кетлера, сам же отъехал к генеральской свите.

Отведя походную колонну к ручью, майор разрешил всем спешиться и привести себя в порядок.

Около воды ещё оставалась зелень, и Тимофей, спутав передние ноги Чайки верёвкой, расседлал её.

— Мало травы, — покачав головой, заметил Кошелев. — Осень на пороге, да её и летом среди камней не больно нарастает. То ли дело у нас в Рассеи, вот где пасись — не хочу. А тут без фуражира никак.

— Пошли за водой, Федот Васильевич, — предложил, показав на ручей, Гончаров. — Пока тихо, лошадей напоим, да и сами кровь, пот смоем. Лёнька, бери ведро! — сказал он другу и махнул рукой. — А то Герасим всё вычерпает.

— А чего, ежели вы телитесь! — крикнул тот, стоя в воде, которая доходила до середины сапог. — Стойте себе дальше, балакайте, точно тогда вычерпаю!

Вынув из седельных сум скатанные кожаные вёдра, драгуны шли к ручью, где смывали с себя всю боевую грязь, после чего, набрав воды, возвращались к лошадям. Те уже немного отстоялись после горячки боя, и теперь их можно было поить.

— Обозные едут! — разнеслось по берегу.

В сторону спешенных эскадронов катило с полдюжины повозок.

— Пей, пей, сейчас овса ещё принесу, — погладив морду Чайки, проговорил ласково Тимофей. Та высунула морду из ведра и, обдавая драгуна брызгами, громко фыркнула. — Ну будя, будя, не хулигань! — проворчал тот. — А то сухаря у меня не получишь.

Схватив торбу, он поспешил к повозкам. Около них уже толпились драгуны.

— По два гарнеца [Гарнец — мера сыпучих тел: 0,5 четверика, 3,28 литра; 1/32 осьмины, 1/8 четверика; 1/4 ведра.] велено давать, не более, — донёсся знакомый ворчливый голос, и Тимофей поспешил на него.

— Дядька Захар, насыпай от души, — попросил он и подмигнул земляку.

— Здрав будь, Тимофей… — И, зацепившись взглядом за Аннинскую медаль и унтерские галуны на мундире, добавил уважительно: — Иванович. Сильная рубка сегодня была?

— Да не-ет. Легко татар сбили.

Отмерив положенное, Захар покосился на стоявших в очереди и сыпанул в торбу лишний черпак.

— Сена нет, извиняйте, господин унтер-офицер, только один овёс, а за сухарями вон к той повозке, к Бабкину вам надо.

«Хорошо иметь земляков в обозной команде», — думал Гончаров, открыв торбу. Антип прямо в неё на овёс положил пять плотных сухарных кирпичиков и незаметно сунул ещё два.

— Для прынцессы твоей балованной, — проговорил, хмыкнув, он.

— Слышал, вас в полковой обоз переводят? — полюбопытствовал Гончаров, поднимая торбу.

— После похода, опосля рождественских обещали, — произнёс нестроевой драгун. — У Захара там приятельство с полковым каптенармусом сложилось. В Тифлисе будем теперяча мы квартироваться. Глядишь, в скорости и семьи из Уфы сюда выпишем.

— Дай-то Бог, — улыбнувшись, сказал Тимофей. — Соскучились ведь, небось?