Андрей Буторин

Мутант

Еще раз про уродов и людей
Докладная записка Вячеслава Бакулина

Вы никогда не задумывались, проходя мимо витрин магазинов, торгующих одеждой, над тем, что идеальные формы и пропорции манекенов — это несколько неправильно? В том смысле, что живых людей, выглядящих так, на планете куда меньше, чем иных — с чересчур короткими или длинными конечностями, полных, с покатыми плечами и отсутствующей талией, сутулых, плоскогрудых, невысоких… Обычных. Хотя, по логике, именно для обычных людей, а не для топ-моделей и шьется 99,9 % всей одежды в мире. Более того, зачастую эта самая одежда призвана как раз нивелировать наши недостатки, одновременно подчеркивая достоинства. Обманывать чужое зрение и собственное чувство неполноценности. Создавать иллюзию того, чего нет.

Может ли человек не соответствовать некой усредненной норме, образцу, эталону привлекательности и тем не менее быть красивым? Несомненно.

Часто ли внешность человека соответствует его внутренней сути? Сомневаюсь.

Равно ли «человек привлекательный» и «человек достойный»? Отнюдь.

Как тут не вспомнить слова Шерлока Холмса о том, что самой привлекательной из всех известных ему людей внешностью обладала молодая женщина, отравившая детей ради наследства, а самой отталкивающей — пожилой филантроп, истративший целое состояние на лондонскую бедноту.

Тем не менее психология человека такова, что мы с куда большей охотой заочно припишем красоте добродетели, а уродству — пороки. «Смотрите-ка, а с виду такой милый!» — наверняка каждый из нас не раз слышал (а то и говорил, что уж греха таить) эту фразу применительно к человеку, совершившему какой-то заслуживающий порицания поступок. Так же справедливо и обратное: мы куда охотнее поверим в некрасивого злоумышленника, словно человек, не отвечающий нашим эстетическим запросам, чем-то виноват априори. Или, по крайней мере, подозрителен.

Разумеется, внешняя «красота», равно как и «уродство» — категории исключительно субъективные и ничуть не абсолютные. В разных странах у разных народов в разные времена эти понятия зачастую обозначали прямо противоположное. Я уж не говорю о том, что для нас близкий человек — в первую очередь супруг и ребенок — красив всегда. Надо ли объяснять почему? «Вся красота — в глазах смотрящего», — написал один не слишком известный в России фантаст. Думается мне, он был прав. Наконец, сколь бы ни была внешность индивида притягательной или отталкивающей, если нам суждено с ним общаться, то куда важнее для нас становится его личность. И вот тут все сильно проще: хорошие качества человека — доброта, честность, великодушие, щедрость, сострадание, отзывчивость, самоотверженность, открытость — почти никогда не зависят от того, в каком времени и в каком обществе он живет, какого он пола, возраста и расы, каково его образование и социальный статус, во что он верит и что любит. «Это — прекрасный человек!» — говорим мы про него. И ничуть не кривим душой.


Выражаю искреннюю признательность:

— моей двоюродной сестре Любе Кузнецовой за консультации, связанные с местом действия романа;

— моей коллеге Оле Тетериной за предоставленное стихотворение;

— моей коллеге Лоле Кудряшовой за то, что подгоняла меня, не позволяя сачковать;

— моей жене Марине, сыновьям Максиму и Денису за вдохновение и поддержку.


В дорогу — живо, или в гроб ложись!
Да, выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь,
Мы к ней для верности прикованы цепями.


А кое-кто поверил второпях —
Поверил без оглядки, бестолково, —
Но разве это жизнь, когда в цепях,
Но разве это выбор, если скован!


* * *


Но знаю я, что лживо, а что свято, —
Я понял это все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята,
Мне выбора, по счастью, не дано.

В.С. Высоцкий

Глава 1

Пробуждение

Ветер тихо шумел в макушках разлапистых, изуродованных радиацией сосен. Но внизу, над землей, покрытой мутировавшим высоким белесым мхом, было почти безветренно. Теплый летний воздух пропитался смолистым сосновым ароматом, яркие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев, раскрасили их стволы праздничной позолотой.

Но стоявшего на коленях возле одной из сосен тщедушного, одетого в залатанный пиджачишко мужчину вовсе не трогало все это лесное благолепие. Он озабоченно хмурил куцые, выцветшие брови и шевелил тонкими, обветренными губами, словно задавал сам себе беззвучные вопросы, на которые не знал ответов. Мужчина то и дело или нервно скреб украшенную редкими белесыми волосенками голову всеми шестью пальцами левой руки, или поглаживал ее правой, вовсе беспалой ладонью.

Близко и глубоко посаженные блекло-серые глаза мужчины смотрели при этом вниз, на лежащего навзничь возле его колен, утонувшего в высоком мху человека. Впрочем, на человека тот походил мало. Грудь и плечи его были шире, чем у обычного, средней комплекции мужчины едва ли не вдвое. Мускулистые волосатые руки тянулись вдоль тела и касались колен кончиками толстых и грубых пальцев с черными, похожими на когти ногтями. Но ужасней всего выглядело лицо этого существа: оно почти целиком поросло грубой черной щетиной, даже на вид казавшейся жесткой, как проволока, а свободные от нее верхние части щек, широкий мясистый нос и лоб покрывала темная, словно припорошенная сажей кожа. Надбровные дуги шерстистым козырьком выпирали над глубокими глазницами, что делало бы лицо этого жуткого создания похожим на лицо неандертальца, если бы не высоченный лоб, каким вряд ли могли бы похвастаться и самые «головастые» представители современного человечества. Остальную поверхность черепа украшала все та же короткая темная «проволока», отчего голова напоминала ворсистый черный шар с вытравленным в виде устрашающей маски чуть более светлым узором.

А вот одето существо было вполне по-человечески. Мало того, новизной и качеством его одежда выгодно отличалась от наряда первого мужчины. Штаны и куртка из толстой, добротной хлопчатобумажной ткани темно-серого цвета шились определенно не вручную. Возле головы валялась сделанная из того же материала высокая кепка. На ногах сидели отличные кожаные сапоги. Рядом во мху лежал защитного цвета рюкзак, также фабричного пошива.

Все это намекало на то, что жуткое создание принадлежало все-таки к роду людей из семейства гоминид в отряде приматов, но вот можно ли было его отнести к виду Homo sapiens — вопрос оставался открытым. Наверное, все-таки да, но тогда если определение «мутант» и подходило кому наиболее полно, то данное существо располагалось в этом списке на одной из верхних строк.

Стоявший на коленях мужчина досадливо поморщился, вздохнул, еще раз поскреб многострадальную плешь и боязливо направил к мутанту шестипалую руку. А тот вдруг, словно почувствовав это движение, раздвинул и без того широченные ноздри и с шумом втянул в себя воздух.

Плешивого подбросило, словно пружиной. Вскочив на ноги, он метнулся к росшему неподалеку кустарнику. Прыгнул за него, упал и замер, вжавшись в землю. Затем он все же приподнял голову, чтобы не упускать из виду мутанта, однако разглядеть его теперь не мог — мешали кусты и то обстоятельство, что высокий мох полностью скрывал лежавшее в нем тело.

Между тем спавшее или находившееся до тех пор в отключке страшилище начало приходить в себя. Еще раз шумно принюхавшись, мутант раскрыл глаза. Радужки оказались настолько темными, что различить их цвет было проблематично, они выглядели почти черными, будто продолжение зрачков. И еще — из глаз словно лился свет, если, конечно, свет в принципе мог быть черным.

Существо повернуло голову в одну сторону, в другую, затем одним рывком село и начало пристально оглядываться. Тут его взгляд упал на собственные руки, и странное создание дернулось так, словно увидело нечто совершенно неожиданное и страшное. Мутант начал судорожно ощупывать себя, провел ладонью по щетинистому лицу и, снова вздрогнув, застонал. Медленно, будто сомнамбула, он поднялся на ноги и обвел окружавший его лес непонимающим взглядом. Меж деревьев блеснуло зеркальной гладью маленькое озерцо. До него было не более пяти-шести десятков шагов, и несчастный страшила бросился к воде, будто решившийся на крайний шаг самоубийца. Однако он вовсе не собирался топиться, а подбежав к черной стоячей воде, всего лишь заглянул в нее как в зеркало.

Дикий рев отчаяния и боли пронесся по лесу, отражаясь многоголосым эхом. Казалось, даже ветер утих в кронах сосен, потрясенный холодом безысходности и ужаса, наполнявшего этот крик.

Существо размахнулось и ударило кулаком по воде. Волны исказили отражение, сделав его гротесково-абсурдной иллюстрацией ночного кошмара.

— Мутант!.. — простонал носитель страшного облика. — Я — мутант…

Голос его, низкий и хриплый, все же звучал вполне по-человечески. Возможно, это вернуло мутанту самообладание. Он пару раз глубоко вдохнул, потряс головой и наклонился, чтобы зачерпнуть горсть воды и охладить пылающее от возбуждения лицо.

Но сделать этого страшила не успел. Поверхность озера отразила не только его самого, но и стремительно летящее на него из-за спины что-то большое и темное. Реакция мутанта оказалась безупречной. Прыгать в сторону было уже поздно, и он просто резко присел. Быстрая тень мелькнула над головой, и, перепуганно скуля, что-то плюхнулось в озеро, обдав страшилище брызгами.

Не дожидаясь, пока прилетевшее нечто придет в себя, мутант ринулся в озеро. Тут же зачерпнул воды в сапоги — плевать! — и, не останавливаясь, добрался до барахтающегося метрах в трех от берега грязно-блеклого кома живой плоти. Добрался — и в ужасе замер, когда на него сверкнули беспощадной желтизной глаза хищника. Да и глядели они с такой уродливой морды, что сам себе по сравнению с этим «художеством» страшила стал казаться почти красавцем. Однако кто именно находится перед ним, разбираться ему было некогда. Понятно, что тоже мутант, только из животного мира. Скорее всего, волк, который, отчаянно молотя лапами, подплыл уже почти вплотную и разинул жуткую зубастую пасть.

— На! — опуская на голову хищного урода кулак, выдохнул страшила. Волк, или кто там еще, беззвучно ушел под воду.

Мутант развернулся к берегу. И увидел, что там, опасаясь лезть в воду, его поджидают еще два «волка», а трое других бегут к озерцу от кромки леса.

Теперь он смог хорошо рассмотреть хищников. Пожалуй, это действительно были мутировавшие волки. В процессе видоизменения они потеряли почти всю шерсть — остатки ее скудно покрывали морщинистое, сплошь в гнойниках и коростах, белесое тело жалкими омерзительными клочками — а заодно и хвост. Зато само туловище стало длиннее и гибче, лапы — тоже длиннее, к тому же толще; причем на передних появилось что-то вроде коротких когтистых пальцев. А вот на морды этих «мутоволков» смотреть было совсем уже тошно, по-настоящему, в самом что ни на есть буквальном смысле. В первую очередь, наверное, потому, что абсолютно безволосые, на лысом черепе, они очень уж напоминали лицо человека. Но человека до отвращения уродливого, больного проказой или опаленного страшным пожаром. Нет, подробности мутант уже просто не мог рассматривать, понимая, что его вот-вот вырвет. Но стоять почти по пояс в воде, дожидаясь, пока мутоволки уберутся восвояси, он тоже не собирался. Во-первых, неизвестно, когда они уберутся, и уберутся ли вообще, а во-вторых, ему было почему-то стыдно стоять вот так, мокрому, загнанному в эту лесную лужу какими-то плешивыми шавками. Казалось бы, какая разница, все равно же никто не видит, — а вот стыдно, тем не менее, и все тут!

«Эх, сейчас бы ножик хороший!» — подумал мутант и машинально хлопнул себя сбоку по поясу. На удивление, ладонь опустилась на что-то твердое. Страшила поднял полу куртки и увидел притороченные к брючному ремню ножны.

— Бывают же чудеса, — доставая отличный охотничий нож, пробормотал мутант. — Может, мне еще о чем помечтать, о пулемете каком завалящем, к примеру?…

Но пулемет к нему с неба, увы, не свалился. Пришлось справляться подручными средствами. Точнее, одним подручным и самими руками непосредственно. И он неплохо справился: решительно выбравшись на берег, тут же полоснул ножом по горлу прыгнувшего на него мутоволка. Второй, подбиравшийся сбоку, увидев это, опасливо попятился, но мутант достал его кулаком — благо руки у него были длинными. Мутоволк взвизгнул, упал, подогнув передние лапы, но тут же вскочил и, разъярившись от боли, бросился в атаку. Однако, наученный опытом беспечного собрата, прыгать не стал, а нацелился зубами в ноги, намереваясь перекусить сухожилия жертвы. Тем более что та как раз отвлеклась на подбирающихся к ней трех других особей. Но жертвой все-таки довелось стать самому псевдоволку — мутант, вроде даже и не глядя, пнул того под челюсти так, что практически сорвал с позвоночника череп, и мутоволк отлетел к воде линялой порванной тряпкой.

С новой троицей мутант тоже не стал церемониться. Прыжок к одному, взмах, удар ножом в спину, брезгливое движение сапогом — в сторону, падаль! Крутанулся на пятке к другому, мощный пинок в живот — счастливого плавания, дохлятина! А вот третий все-таки прыгнул — от отчаяния, что ли? Ну так на, получай! Сверкнув холодной молнией, клинок вспорол смельчака от паха до горла.

Страшила, ничуть не запыхавшись, вновь подошел к озерку и тщательно — даже песочком протер — вымыл нож. И не успел вложить его в ножны, как услышал из леса истошное:

— Спасите! А-а-ааа!!! На помощь!..

Крики звучали оттуда, где совсем недавно мутант пришел в себя. Чтобы добежать туда, ему потребовался лишь десяток-другой секунд. Остановившись, он завертел головой — поблизости никого не было видно.

— Мопогите! Ай!..

Голос доносился сверху. Страшила задрал голову и увидел почти на самой макушке сосны обвившего ствол руками и ногами человека. При этом одной ногой он еще и безуспешно пытался спихнуть прильнувшего ниже его к дереву… мутоволка!.. Хищник, вцепившись когтями в ствол, щелкал челюстями в попытке ухватить досаждавшую ему ногу.

«Ну дела! — мысленно ахнул мутант. — Эти твари еще и по деревьям лазают?!»

Оказалось, еще как! Чуть опустив взгляд, страшила увидел, как снизу по сосне карабкается еще один мутоволк. У мутировавших от воздействия радиации сосен ветви начинали расти с самого низа ствола, как у елей. И плешивый хищник воспользовался этим обстоятельством с исключительной ловкостью. Хватаясь короткими пальцами за ветки, он карабкался вверх легко и быстро, словно по ступеням. Еще немного, и несчастной жертве не поможет уже ничего — сразу от двух мутоволков отбиться станет попросту невозможно.

Страшила, сжимая в руке нож, подбежал к сосне и замер, соображая, что предпринять. Лезть наверх? Но под его тяжестью верхние тонкие ветви наверняка обломятся. Может обломиться и сама верхушка, и тогда они вместе с попавшим в ловушку мужчиной рухнут с этой верхотуры и переломают себе кости… Даже если останутся живы, то ненадолго — мутоволки прекратят их мучения в два счета. Срезать сук потолще и сбить им волков?… Но пока он его срезает, те уже позавтракают верещащей человечинкой.

Мутант с ненавистью уставился на зубастых уродов. Злоба вперемешку с отчаянием захлестнули его с неожиданной силой. Даже на пару мгновений темная пелена затуманила взор. А когда зрение снова вернулось к нему, страшила увидел, что сосна… полыхает огнем, словно она была спичкой, которой чиркнули о небо.

Вопли несчастного мужчины стали и вовсе истошными. К ним добавился и жалобный вой обожженных мутоволков, которые через пару мгновений один за другим ссыпались на землю, ломая по пути горящие ветки.

— Прыгай! — задрав голову, крикнул мутант затянутой густым дымом макушке сосны.

— Не-е-еет!!! — донеслось оттуда, а потом кричавший тут же закашлялся и, то ли поняв, что другого пути и впрямь нет, то ли не в силах терпеть более жар и дым, тоже полетел вниз, рассыпая искры сбитой при падении горящей хвои.

Мутант поймал его возле самой земли. Не удержавшись на ногах, повалился в высокий мягкий мох, но тут же вскочил и, прижимая к себе упавшего человека, отбежал от горящей сосны подальше и лишь тогда, встав на колени, разжал руки, выпуская из них спасенного. Впрочем, спасенного ли?… Мужчина лежал с закрытыми глазами без каких, либо признаков жизни. Перепачканное сажей лицо было неестественно бледным. Его пиджак дымился сразу в нескольких местах. Страшила несколькими осторожными — не добить бы бедолагу! — хлопками потушил тлеющую ткань и припал к груди мужчины ухом.

Биения сердца он расслышать не сумел — слишком громко у самого стучало в висках, — зато услышал другое.

— Щекотно… — не раскрывая глаз, пробормотал мужчина.

— Что?… — вскинул голову мутант.

— Я говорю, мне щекотно… было. От твоих волос. У тебя там плетка, что ли? — Говоривший по-прежнему лежал без движения и был все так же бледен. Глаза его тоже оставались закрытыми.

— Какая… плетка? — нахмурился страшила, полагая, что несчастный бредит. — Ты молчи, береги силы, я сейчас воды принесу.

Он принялся было вставать, намереваясь сбегать к озерку и хотя бы в сапоге принести воды, но мужчина снова заговорил:

— Нет, не плетка. Какая еще плетка?… Щетка, вот. Да-да, щетка. Твои волосы — щетка. Я путаю иногда слова, не обоснуй.

— Не обессудь, — машинально поправил мутант. — Ты сам-то как?

Потерпевший поднял наконец веки и приподнял голову. А увидев своего спасителя, завопил так, что у того заложило уши.

— Не бойся, — буркнул страшила. — Не трону я тебя.

— Т-т-ты уже тронул… — заикаясь и дрожа выдавил из себя мужчина. Попытался сесть, но не смог — удалось лишь перекатиться на бок, спиной к мутанту.

— И что теперь? Не надо было? Снова тебя на дерево забросить и собачек позвать?

— Н-не н-надо с-собачек… Т-только ты… т-ты чего т-такой-то?…

— Какой уж есть! — огрызнулся страшила. — Оклемался — и иди своей дорогой! А я своей пойду.

— А куда ты идешь? — повернул голову переставший заикаться погорелец.

— Куда надо, туда и иду, — сказал мутант и подумал: «А ведь и впрямь, куда мне идти? Да и кто я вообще-то такой?…»

Будто подслушав его мысли, мужчина спросил:

— А… кто ты?…

— Мутант, не видишь, что ли?!

— Ладно-ладно, не злись. Я просто… это… с непривычки. На тебя почаналу смотреть жидковато.

Мутант, хоть и был еще раздражен, не выдержал и рассмеялся:

— Где у тебя жидковато, в штанах?… Аккуратней надо пугаться!

— Да нет, я опять… это… слова спутал. Хотел сказать «жутковато».

— Жутковато — не смотри, — снова помрачнел страшила.

— Да ладно, ты не черсяй. Я чуток попривык уже.

— А нечего ко мне привыкать! Иди давай, куда шел!

— Так это… некуда мне идти… — отвернулся погорелец. Потом все-таки сел, начал ощупывать себя, горестно вздыхая, обнаружив очередную прогоревшую дырку в пиджаке.

Мутанту бросилась в глаза его беспалая ладонь. Причем видно было, что пальцы на ней когда-то были — на месте их остались коротенькие обрубки с неровными багровыми рубцами.

— Почему некуда? В лесу, что ли, живешь?