Андрей Дементьев
Мы — скаковые лошади азарта…
От автора
Как изменилось время! Теперь все хотят, чтобы жизнь была быстрой и порывистой, как спринтерский бросок, без сентиментальных остановок на сердечные излияния или подробные откровенности. Потому что надо многое успеть, а времени порой в обрез. Литература тоже испытывает на себе влияние этих скоростей… Словно и она должна перейти на поэтические эсэмэски…
Просматривая свои книги, пришедшие к читателю в последние двадцать — тридцать лет, я заметил, что подавляющее большинство в них нормальных, объемных стихов, хранящих в себе желание автора искренне высказаться о том, что его в данном случае волнует и где слова не только носители темы, но и тайники эмоций. А без этого сплава мысли и чувства, по-моему, никакой поэзии быть не может.
Но бывает, когда твой поэтический замысел умещается в несколько коротких строк, которые сохраняют все, что поэт хотел вложить в них. У меня немало таких стихотворений, которые я в своих предыдущих книгах объединял в раздел «Строфы». Позже эти «строфы» становились самостоятельными произведениями, и я продолжал писать их. И время тут было ни при чем. Просто та или иная тема требовала лаконичности. И я решил свою новую книгу составить из этих коротких стихотворений — и новых, и уже публиковавшихся ранее. Это и лирические стихи — о любви, нежности, о житейских радостях и душевных разочарованиях… И рядом с ними — поэтическая публицистика, с помощью которой я пытаюсь разобраться в нашем непростом времени, полном огорчений, тревог и надежд.
Андрей Дементьев
Свет доброты…
Рукопись этой книги, скрепленную проволочной спиралью, как блокнот, я нашла на подоконнике в кабинете мужа. Название было крупно выведено на титульном листе — «Мы — скаковые лошади азарта»! Стихи, написанные в молодости, неожиданно стали емкой характеристикой всей жизни поэта. Азарт во всем: в любви, радости, неприятии, дружбе… Так и жили, как один день! Весело и светло!
Именно поэтому я долго не решалась открыть сброшюрованные страницы, боялась погрузиться в очень светлый поэтический мир Андрея после неизбывной горечи потери. Боялась уколоться его бьющими в самое сердце пронзительными и мудрыми строчками. Но… начала читать и поняла: главное богатство, которое он мне подарил, — это его стихи, навсегда, на все случаи жизни, добрые, лучистые, ироничные и в то же время напряженно жесткие, если речь идет о подлости и глупости. Для меня, как, думаю, и для читателей, его простые, но жизненные рифмы стали ответом на все сомнения, переживания, разочарования, растерянность в новой, уже идущей без него жизни! Талант согреть, дать надежду, разделить беду в полной мере проявился в его творчестве и в этой мудрой, подготовленной к печати, книге.
Будучи придирчивым критиком и редактором всех последних книг Андрея я взяла на себя смелость немного изменить замысел и помимо коротких афористичных строф добавила лирические стихи, в том числе новые или редко печатающиеся, выходящие в периодике.
Сейчас, когда поставлена жизненная и поэтическая точка, как в переводной картинке проявилась вся биография поэта, связанная с судьбой страны, почти весь XX и первая половина XXI века стали его напряженным поэтическим нервом… «Людские горести со мною и боль Страны всегда со мной»…
Интересно, что люди, прошедшие сквозь испытания, — голод, войну, репрессию и реабилитацию отца, как было у Андрея, да и многих его сверстников, сохранили в своем сердце широту, любовь ко всему белому свету и способность чутко отзываться на добро.
Несколько лет проработав в Израиле шефом бюро Российского телевидения на Ближнем Востоке, Андрей с чисто русским, волжским размахом влюбился в эту страну, ее жителей и, конечно, древнюю историю библейской земли. Эти открытия по-новому отразились и в его творчестве.
Ни звания — Лауреат Государственной премии СССР, ни посты — Секретарь Союза писателей СССР, главный редактор трехмиллионного журнала «Юность», ни престижные литературные премии, ни государственные награды — от Ордена Ленина и Красного Знамени до ордена «Заслуги перед Отечеством» не влияли на его жизнь так, как читательское внимание. Первые стихи появились в начале 1950-х годов и почти сразу, без посредничества критики и высоких имен, он стал любим и востребованным читателями. Огромные тиражи книг, выступления и встречи с читателями в нашей большой стране и за рубежом, переписка, отклики дали ему право написать: «Я — доверенный поэт России!» Думаю, именно так вы и воспримете эту книгу! А закончить мне хотелось бы очень искренними, с надеждой обращенными в новое время строчками:
«У поэзии — всего одна лишь дата,
Та, что ей определит народ»…
Я счастлива, что поэзия Андрея Дементьева жива, востребована и полнится новыми молодыми читателями!
С искренней признательностью ко всем вам,
Анна Пугач-Дементьева
Мы — сверстники трудных времен…
«Стихи — это тоже поступки…»
Стихи — это тоже поступки.
У них свой формат и овал.
Хотя они внешне и хрупки,
Но в ярости бьют наповал.
Не каждый крутым олигархам
Осмелится встать поперек.
Здесь сразу паленым запахнет
И будет печальным итог.
И только бесстрашное слово,
Великая сила его,
За правду вступиться готово,
Взамен не беря ничего.
«Все суета……»
Все суета…
И только жизнь превыше,
Когда она достойна и чиста.
И кто-то в ней уже на финиш вышел.
А чья-то жизнь
Лишь только начата.
Все суета…
Престижный чин и кресло.
Пускай другие гибнут за металл.
Не занимать бы лишь чужого места.
Не млеть от незаслуженных похвал.
Все суета…
И клевета и зависть.
И неудачи в собственной судьбе.
Лишь одного я вечно опасаюсь —
При всех властях
Не изменять себе.
«Я хотел бы в будущем остаться…»
Я хотел бы в будущем остаться.
Пусть одной строкой или абзацем…
Чтоб не все во мне досталось смерти.
Я хочу вести с потомком диалог,
Чтобы он мое услышал сердце
Между строк.
«Не важно, кто старше из нас…»
Не важно, кто старше из нас,
Кто — моложе.
Важней, что мы сверстники
Трудных времен.
И позже История все подытожит…
Россия слагалась из наших имен.
«Красоту отдали на продажу…»
Красоту отдали на продажу…
С молотка она вразнос идет.
Достоевский нам с упреком
Скажет:
«Кто же мир теперь
Для вас спасет?»
«Искусство для искусства…»
Искусство для искусства…
Эка блажь.
Себе во блажь писать не собираюсь.
Читатель мой,
Ты все-таки уважь
Или отвергни то,
Что написалось.
Не для забавы я пишу о том,
Как наша жизнь от горестей прогоркла.
Что для кого-то
Бывший отчий дом
Теперь лишь европейские задворки.
