Коротко, но не под ноль стриженный молодой человек, несколько более стройный, чем собеседник, правда, тоже далеко не дистрофик, лениво ковырял вилкой в салате. Хотя оба и одеты были по-разному, и причесаны, да и масть имели прямо противоположную: один — черняв и густобров, а второй — светло-рус, они чем-то неуловимо походили друг на друга, словно пусть и двоюродные, но братья.

— Может, хватит уже водки, а, Бизон? — русый с коротким звяком бросил инструмент в тарелку и неторопливо придвинул к себе стеклянный кувшин с апельсиновым соком. — Что, обязательно нажраться нужно?

— Да я что… Я ничего… — пробубнил названный Бизоном, вожделенно глядя на объемистый хрустальный графин, в котором оставалось едва на донышке прозрачной влаги. — Почему нажраться-то? Сидим, культурно выпиваем, никого не трогаем… Слушай, Петро, а что ты надумал вообще? — оживился он, наваливаясь на скатерть могучими локтями. — Принимаешь предложение?

Петро, он же средней руки бизнесмен Александр Петров, изрядно погрустнел и, так и не налив себе сока, потянулся за водкой.

Предложение, о котором упомянул его бывший компаньон и давнишний, еще детсадовский и школьный, приятель Ромка Файбисович относилось к разряду тех, от которых не принято отказываться. Вернее, не просто не принято, а невозможно в принципе…

Речь шла о продаже своего в трудах, поту и крови вымученного бизнеса одному весьма уважаемому господину, на беду Петрова, решившему включить в сферу своих разносторонних интересов компанию «Велес» вместе со всеми промплощадками, разбросанными по Московской области и паре соседних. Нет, господин Мамедов совсем не относился к беспредельщикам, подобно многим своим землякам, и цену предложил божескую, даже более чем. Но беда в том, что Александр никак не мог отказаться от своего детища, словно от собственного, единокровного ребенка.

Да-да, будто дитя, долго хворавшее в младенчестве и временами казавшееся не жильцом на этом свете, потом трудно учившееся ходить, служившее мишенью для всех и всяческих насмешников, предприятие было дорого своему главному «родителю». Второй — Файбисович — не выдержал затянувшихся «хвороб» общего детища и отпочковался несколько лет назад, занявшись беспроигрышным ремонтно-строительным бизнесом, и теперь оказался сторонним наблюдателем. И зря, надо сказать, отделился: фирма неожиданно пошла в рост и из гадкого утенка превратилась если и не в прекрасного лебедя, то уж в жирного гуся — точно. И охотников до его ножки или крылышка, а то и всей тушки разом тут же нашлось предостаточно…

— «Что надумал», «что надумал»… — тоскливо пробормотал Александр, выливая в высокий стакан весь остаток водки и вертя в руках тонкостенный сосуд. — Будто не знаешь, что с Мамедовым спорить — себе дороже. Я ему было попытался объяснить, так он знаешь что сделал?

— Что? — Бизон не отрывал больших, влажных, по-еврейски печальных глаз от пустой «тары».

— «Что, что», — Петров залпом проглотил все без малого двести граммов водки, сморщился и зашарил рукой над столом в поисках закуски.

— Ну, в самом деле, — Роман сунул в ищущую руку друга бутерброд с икрой, в который тот не преминул вгрызться. — Не тяни!

— Двадцать пвоцентов добавил, вот фто! — с набитым ртом прошамкал глава «Велеса».

— И главное, знаешь что? — тоже облокотился он на стол, приблизив свое лицо к лицу друга: водка постепенно добиралась по назначению, туманила разум. — Ведь не для дела же покупает фирму, ишак горный!..

— Тиш-ше ты!.. — схватил друга за рукав Файбисович, испуганно озираясь вокруг, на весело беседующих, закусывающих, флиртующих со спутницами ресторанных завсегдатаев, на добрых три четверти к славянам не относящихся никаким боком. — Базар-то фильтруй помалеху, а!..

— А х… с ними! — отмахнулся, сбрасывая потную пятерню, Петров. — Душа горит, Ром, понимаешь? Он ведь обанкротит «Велес», работяг — на улицу, недвижимость по частям распылит… Ему ведь главное — рынок от конкурента освободить! На фига мне его бабло, на наркоте наваренное?! Снова все с нуля начинать?..

— Да не кипишись ты, Петро… Не ты первый, не ты последний: чего на рожон переть? Может, наоборот, расцветет «Велес»? Инвесторы там, то да се…

— Во тебе инвесторы!!! — разом захмелевший бизнесмен сунул увесистый кукиш под нос отшатнувшемуся другу. — А вот — «Велес» Мамедову! — в лицо Файбисовичу ткнулся брат-близнец первого.

— Слушай, — не на шутку перетрусил Бизон, прозвище которого брало истоки в детском увлечении югославско-гэдээровскими фильмами про индейцев с дежурным Гойко Митичем в главной роли, а вовсе не в напористости и несокрушимости характера. — Да ты пьяный совсем… Может, проветришься, а? Я пока тут насчет добавки распоряжусь…

— В самом деле… — поднялся на ноги Александр и тут же качнулся, едва удержавшись на ногах. — Пойду-ка я на воздух…

— Только за руль не садись!.. — крикнул вслед приятелю, нетвердой походкой удаляющемуся по проходу между столиками, Файбисович. — Слышь, Петров! Я тебя знаю!..

Тот только пьяно отмахнулся, пробормотав себе под нос:

— А это мысль…

Дождавшись, пока друг скроется за высокими стеклянными дверями, Бизон вынул из кармана мобильник.

— Мне кажется, что он не согласится… — озабоченно буркнул бизнесмен в микрофон на лениво-барственное «слушаю».

* * *

Огни ночной Москвы уносились назад, сливаясь в сплошные сияющие полосы, мощный мотор глухо мурлыкал под капотом, прохладный ветер врывался в салон через опущенные стекла, приятно обвевая разгоряченное лицо и прогоняя хмель.

«Чего это я так расклеился? — удивлялся Саша, легко обгоняя будто стоящие на месте, редкие по позднему времени попутные автомобили. — С Ромкой разоткровенничался… Третий год раз в месяц перезваниваемся, видимся и того реже, а тут — как раньше… Нет, нужно завязывать с пьянкой. Расплююсь с Мамедовым — и ни капли. Да и вообще, в ресторан не стоит возвращаться… Звякну сейчас Бизону что-нибудь — и домой, баиньки…»

Телефона, как назло, в кармане не оказалось.

«На столе забыл, что ли? Нет, вот он — в держателе…»

Петров вынул аппарат из гнезда на приборной доске и принялся одним пальцем искать номер Файбисовича, который давным-давно из «горячих» перекочевал куда-то в общий список.

Абонент недоступен.

«Блин. Давно симку, наверное, сменил… Стоп! Он же мне сегодня звонил! Номер должен был высветиться…»

Бизнесмен отвел глаза от дороги всего на какую-то секунду, а когда, найдя нужный слот и нажав «вызов», прижал трубку к уху, было уже поздно…

Высокий, уходящий куда-то ввысь, казалось, до бесконечности, борт грузовика стремительно надвигался слева. Была еще возможность уйти вправо, но там, за штампованным черно-белым профилем ограждения, темнела пустота… Отравленный алкоголем мозг в этот решающий момент принял неверное решение…

Дикий скрежет, слепящий свет фар встречных автомобилей, расцветающее радужными сполохами трещин ветровое стекло и пахнущий бензином ветер слились в причудливую, неописуемую словами комбинацию и разом, рассыпавшись мириадами отдельных пикселей, погасли…

Часть первая. Alter ego

[Alter ego (лат.) — «второе я».]

1

Темнота настолько плотна и осязаема, что непонятно, открыты глаза или нет…

«Блин… Сто раз говорил Танюхе, чтобы не закрывала так плотно шторы! Ни черта не видно!»

Не то чтобы Александр боялся темноты… Какой же взрослый признается в этом? Просто не любил, что ли…

Раньше, в детстве — да.

Сколько раз прятался Саша с головой под одеяло, покрываясь потом при каждом подозрительном шорохе в комнате. Ночные страхи приходили из темноты до самой армии, да и потом иногда взрослого уже Александра мучили кошмары: он встает ночью в абсолютной темноте, ищет на стене выключатель, жмет на него раз, другой — и в панике понимает, что свет не зажжется… А непроглядная темнота дышит ужасом, неощутимым и ничем не выдающим себя, но от того не становящимся менее страшным…

Просыпался после таких сновидений Петров с бешено колотящимся сердцем, чтобы потом весь день чувствовать себя разбитым, словно ночь напролет разгружал на товарной станции вагоны с цементом. И не помогали никакие патентованные заморские таблетки, никакой алкоголь… Только работа, в которую можно уйти с головой, забыв обо всем на свете.

Тьма была не единственным признаком кошмара. В ушах стояла ватная тишина, а кожа не ощущала ни тепла, ни холода.

Самое страшное, что радикальное средство, позволяющее отличить сон от яви, не срабатывало. Не получалось сжать веки до цветных кругов под ними, до моря звездочек. Собственно говоря, век Саша вообще не чувствовал, равно как рук, ног и всего остального, не мог говорить и даже, вроде бы, не дышал.

«Точно сон, — решил Александр после нескольких попыток отыскать хоть какой-нибудь внешний раздражитель. — Не бывает так наяву…»

Но проснуться никак не удавалось. Оставалось лишь слепо пялиться в темноту…

Время от времени он ловил себя на том, что пытается напевать про себя какие-то мелодии, вспоминает давно забытые лица, целые страницы прочитанных когда-то книг, и понимал, что пребывает в этом странном кошмаре часы, если не дни.