Но после лечения начались другие пытки.

Под руководством опытных инструкторов Николай учился прыгать с парашютом, работать с рацией, стрелять вслепую и убивать голыми руками. Долго, до седьмого пота, до уже новых кошмаров по ночам — непреодолимой полосы препятствий, нераскрывшегося шелкового купола… Он считал, что его готовят для заброски в тыл красных, но его готовили к другому. К совсем другому.

Преодолев тысячи километров над Европой, Черным и Каспийским морями, Средней Азией, Китаем и Монголией, мощный самолет «Люфтваффе» никем не замеченным вошел в воздушное пространство Советского Союза, чтобы сбросить группу парашютистов в неприметном районе тайги близ Кедровогорска. Освободился от своего груза и тут же отвернул к юго-востоку, чтобы немного погодя благополучно приземлиться в оккупированной японской армией Маньчжурии. Ныне называемой Империей Маньчжоу-Го.

А днем позже проводник, откликавшийся на имя Николас, вывел группу через мелкое болото к невысокой горной гряде.

— Здесь оно, господин штурмбаннфюрер, — доложил Мякишев командиру одного из спецподразделений «СС», выполняющего личный приказ Гиммлера. — Вон, видите, щель в скалах. Только через эту дырку и можно в Запределье попасть.

— Хорошо, — кивнул эсэсовец. — Йохан, Густав, проверьте-ка, что там.

Крепыши в пятнистом мешковатом камуфляже взобрались на кручу за несколько минут. Что им был лишний десяток метров крутого подъема? Они в сорок втором устанавливали флаг со свастикой на вершине русского Эльбруса! А еще до войны карабкались с прославленным Генрихом Харером[Известный немецкий альпинист, обершарффюрер СС, автор книги «Семь лет в Тибете».] на отвесную стену Айгера в Альпах, готовились с ним же покорить Гималаи… Помешала война.

— Пусто тут, — высунулся один из альпинистов из пролома несколькими минутами позже. — Но люди тут были, это точно. Поднимайтесь сюда!

Вниз полетела, разматываясь на лету пружиной, легкая веревочная лестница.

— Пока что вы не соврали, Николас, — улыбнулся штурмбаннфюрер Лемке, поднимая с каменистого пола стреляную гильзу, тронутую зеленью. — Если так пойдет и дальше, смело можете рассчитывать на железный крест. По возвращении, конечно. Курт, Карл — проверьте тот конец ущелья. Только осторожно — оружие держать наготове.

— Нет тут никого, господин штурмбаннфюрер, — покачал головой Николай. — Были бы — здесь бы пулемет стоял. Мы, когда уходили отсюда…

— Много слов, Николас. Курт, Карл — вперед.

Эсэсовцы не успели далеко углубиться в теснину — взрыв был негромок, не страшнее хлопушки, но осколки в каменном мешке — страшная штука.

— Я пристрелю вас, Николас! — потрясал «вальтером» под носом у проводника Лемке, не замечая, что у него самого по лбу струится кровь. — Почему не предупредили нас о минах?

— Откуда я знал?! Когда мы шли здесь — никаких мин не было!

Немец остыл так же быстро, как и воспламенился: горячность не самая лучшая черта для истинного арийца, это для всяких унтерменшей вроде итальяшек. Да и отряд сократился всего на двух убитых и двух раненых. Один — легко, а второй… Ладно — это потом.

— Я сам виноват, — офицер похлопал взволнованного проводника по камуфляжному плечу. — Надо было предвидеть. Зато теперь мы точно знаем, что впереди никого нет — нас бы давно перестреляли как куропаток. Вперед. Ты поведешь нас, Николас.

Что оставалось делать Мякишеву? Только молиться, чтобы впереди не оказалось новых сюрпризов…

Им повезло. Сократившийся отряд вышел из устья Врат целым и невредимым.

Запределье встретило непрошеных гостей влажной теплой моросью, тогда как снаружи стоял холодный и яркий осенний денек. Здесь же — ни одного желтого листа.

— Ну, что скажете? — обратился штурмбаннфюрер к «представителю заказчика» — одному из двух ученых, взятых в экспедицию по настоянию Гиммлера.

— Трудно что-либо сказать с уверенностью… — один из очкариков посмотрел в низкое, сочащееся влагой небо. — Возможно, это просто-напросто климатическая аномалия… Котловина имеет свой микроклимат, отличный от окружающего…

— Вы говорите ерунду, Готлиб, — возразил второй ученый, разглядывая через карманную лупу веточку, сорванную с дерева. — Никакая аномалия не позволит выжить в условиях сурового климата Сибири субтропическим растениям. Мы действительно попали в Затерянный Мир! Не удивлюсь, если из-за тех деревьев сейчас появится живой динозавр!

Ученые вступили в жаркий спор между собой, и штурмбаннфюрер махнул на них рукой.

— Хорошо. Оставайтесь пока здесь и изучайте ваши травки. Заодно покараулите раненых. А мы втроем прогуляемся немного.

Очкарики даже не заметили, кажется, ухода начальства…

— По этой тропинке не ходили уже несколько лет.

— Выясним, выясним…

Маленький отряд миновал огромное дерево, росшее на берегу, и углубился в лес, стараясь идти посредине старой, заросшей просеки и внимательно смотреть под ноги — мины могли быть и тут. Впереди шел Мякишев, за ним альпинист Йохан и замыкал цепочку штурмбаннфюрер.

— Тишина какая вокруг, — сказал Лемке и замолчал, должно быть наслаждаясь свежим воздухом и ароматом мокрой листвы.

— О, да, как я согласен с вами!

Йохан обернулся, но позади никого не было. Только медленно распрямлялась примятая его ботинками лесная трава.

— Где он, скотина? — крепкая рука подтянула полузадушенного Николая к самому лицу Йохана. — Отвечай, русская свинья!

— Я не знаю… — пролепетал Мякишев. — Понятия не имею, куда он делся!

Немец отпустил его, понимая правоту проводника: тот шел впереди и не оборачивался, поэтому никак не мог видеть, что случилось у него за спиной.

— Возвращаемся назад! — Йохан нервничал, постоянно озираясь вокруг и держа палец на спуске автомата. — Может быть, штурмбаннфюрер решил вернуться…

— Да, да… Я только отлучусь на минутку… — Николай красноречиво помялся. — Сил нет терпеть.

— Иди, свинья, — сжалился немец. — Но только за те кусты и на минуту. Дай сюда автомат!

«Куда он денется? — думал бывший альпинист, стараясь держать под прицелом все вокруг. — Без оружия, в лесу… Он боится не меньше нашего…»

Что-то неимоверно тяжелое рухнуло на спину, клещами сдавило горло, трава и кусты бешено провернулись перед глазами и все потухло. Йохан не успел даже выстрелить…

«Хрена с два, — думал Мякишев, пробираясь сквозь мокрые кусты к знакомому месту. — Вернусь я к вам — держите карман шире!.. Откопаю золотишко, отсижусь в лесу, пока уберетесь восвояси… Мне не привыкать…»

Знакомое дерево он приметил издали, с бьющимся сердцем обошел вокруг и не заметил никаких следов того, что его тайник раскапывали.

«Добро! — ликовал он, вонзая миниатюрную лопатку из десантного снаряжения в землю. — Все на месте! Все уцелело!»

Вскоре стальное лезвие наткнулось на твердое. Миг, и счастливец выволок из ямы облепленный дождевыми червями тяжелый мешок.

«Все здесь!»

С золотом, естественно, ничего не случилось. Все остальное, в том числе и запасные обоймы к «винторезу», было попорчено сыростью.

«Ты уж прости, Ванятка… — Мякишев высыпал все лишнее обратно в яму. — Да и не пригодится больше тебе…»

Вдруг он отчетливо ощутил, что кто-то на него смотрит. Тяжкий, почти материальный взгляд исходил из тех самых кустов, где в ложбине, укрытый сучьями, должен был покоиться труп Ивана Лапина. Убийце почудилось, что он даже видит человеческий силуэт в мешанине мокрой зелени.

Человек молча наблюдал за ним!

— Ва-ань, это ты? — перехваченным горлом позвал Николай, перед которым сейчас встали все забытые уже страхи, казалось вытесненные более страшным.

Бежать, бежать отсюда со всех ног! Но Мякишев, вопреки всему, наоборот, мелкими шажками приближался к жутким кустам.

— Ва-ань, — по-детски скулил он. — Я не хотел… Ты сам виноват…

Свободная рука сама собой, без его участия, отвела тяжелую от влаги ветку…

В первый момент он даже испытал облегчение: какой человек? За кустом стоял зверь, хищник, больше всего похожий на тигра.

Но глаза у него были человеческими, разумными. И глаза эти холодно глядели в лицо Николаю.

— Ваня?.. — только и смог просипеть мужчина…

* * *

— Ну, будешь еще золотопогонником лаяться, — улыбнулся Алексей, глядя, с какой обиженной миной разглядывает приятель выданные погоны. — Дай покажу, как пришить.

— Сам пришью, — огрызнулся бывший комдив, а ныне — старший сержант Слуцкер, с отвращением прикладывая зеленые суконные полоски с широкой поперечной лычкой к плечам новенькой гимнастерки.

В недавно введенных в Красной Армии погонах щеголяли уже почти все — Алексей, например, пришил свои, сержантские, сразу же, и помог другим, неопытным в этом деле. Он был рад «новому старому», армия в погонах казалась ему роднее… Хотя куда уж роднее: прошли они с Чернобровом-Слуцкером от Москвы до Ржева, потом отступали от Харькова до Волги, чтобы снова крутнуть земной шар ногами в обратную сторону… Только такие упертые, как Тарас, и продолжали носить старые, выцветшие гимнастерки с привычными петлицами, пока вчера комбат Егоров, получив нагоняй от начальства за «неопрятный внешний вид некоторых подчиненных», не посулил штрафбат тем, кто не выполняет требования нового устава. И вот теперь «погононенавистник» Чернобров, шипя и матерясь, нашивал эти «старорежимные» знаки различия на свеженькую, только что выданную гимнастерку.

— Ну как?

— Знаешь, как тебя в старой армии звали бы? — с улыбкой тронул Коренных-Татаренков погон на плече друга. — Старший унтер-офицер. А у нас, казаков, — урядник.

— Пошел ты! Урыльник…

— Урядник.

— Да знаю я… Что деется-то — рабочее-крестьянская армия погоны нацепила! Так и до «ваших благородий» дойдет! За что воевали…

— Брось, Тарас. Гражданская — дело прошлое. Сейчас все мы — одного цвета. Русские.

— Красные мы! Красная Армия!

— Кому — как…

Мужчины помолчали. Такие стычки возникали у них все реже и реже. Видимо, прав тот, кто сказал: война всех помирит. И смерть, которая ходит рядом…

— Как думаешь, дойдем до Берлина? — спросил Чернобров и не удержался от колкости. — Ваше благородие.

— Дойдем, если живы будем, — спокойно ответил Алексей, не обращая внимания на язвительность друга. — До Парижа доходили в прошлую Отечественную, а до Берлина — поближе будет.

— Это верно, — вздохнул Тарас, кладя другу руку на плечо. — Только далече еще топать-то…

Заканчивался второй год Великой войны, и до Берлина еще оставалось столько же — еще целых два года смерти, крови и лишений. И побед. Малых и больших, личных и общих, тех, что сложатся в далеком еще мае в одну — Великую…

Эпилог

Мужчина средних лет с чемоданчиком в руке и длинным брезентовым чехлом сошел на перрон Кедровогорского вокзала с поезда Москва — Владивосток ранним августовским утром. Несмотря на цивильный костюм, летний, кремового цвета плащ и шляпу на голове, за человека гражданского его принял бы только слепой.

— Здравия желаю, — отдал честь бывшему военному милиционер, проходивший мимо.

Тот автоматически ответил тем же, прикоснувшись к шляпе.

— Не привык еще, — смущенно улыбнулся он старшине. — Как надел форму в сорок первом, так двадцать с лишним лет и не снимал почти.

— В отпуск к нам? — кивнул на вещи милиционер.

— Ну да. Поохотиться, порыбачить… Говорят, рыбалка знатная у вас тут.

— Что есть — то есть. Документики позвольте, гражданин.

— Конечно, — приезжий с готовностью полез во внутренний карман плаща.

— Вешников Александр Геннадьевич, — прочел вслух блюститель порядка. — Полковник… Виноват, товарищ полковник, служба такая!

— Ничего, старшина, я все понимаю. Где тут у вас можно остановиться…

* * *

— Дальше не могу, — водитель «зилка» развел руками. — Не по пути нам с вами. Мне прямо — на карьер, а вам — сюда, — он указал Александру на вьющуюся между соснами тропинку. — Да тут ничего всего — километров пятнадцать.

— Да, по вашим меркам — совсем пустяки, — рассмеялся полковник, суя шоферу смятую трешку.

— Не, не возьму, товарищ полковник! — помотал головой рыжий веснушчатый парнишка. — Совесть потом заест, что у такого заслуженного человека деньги брал!

Не слушая возражений, шофер вскочил в кабину и умчался, пыля по грунтовке.

«Эх, испортила тебя столичная жизнь, — пожурил себя Вешников, перебрасывая пыльник через руку. — Привык, что в Москве без трешки или пятерки — никуда…»

Ему не верилось, что до того места, увидеть которое он мечтал с самой юности, осталось всего ничего. Что такое пятнадцать километров по сравнению с тысячами фронтовых верст и десятками тысяч, что пришлось исколесить после войны.

«А ведь все походит на описанное в том дневнике, — думал он, шагая по сосновой гриве, выступающей над заросшей осокой равниной. — Только болото, похоже, высохло совсем. И немудрено — двадцать лет прошло…»

Бывший мыс закончился у заброшенной деревушки. Впрочем, не совсем заброшенной…

— Доброго здоровьечка, дедушка! — поприветствовал путешественник седобородого старика, копошившегося в огороде у самой ближней к лесу избы.

— И тебе не кашлять, внучек, — буркнул тот, опираясь на черенок лопаты. — Чего надо?

— Не слишком гостеприимно, — улыбнулся Александр, ставя чемодан на траву и прислоняя к нему чехол с удочками и ружьем. — Я отдохнуть в ваши места приехал. Места тут у вас, говорят, знатные.

— Чего уж тут знатного, — дед снова принялся за прерванное дело. — Болото — оно и есть болото. Да и высохло к тому же — ни рыбы, ни дичи. Зря время убьешь, сынок.

— Говорят, тут озеро где-то поблизости есть, — полковник отмахнулся от пчелы, норовящей усесться на лицо, — аромат одеколона «Шипр» показался ей привлекательным.

— Кто говорит-то? — зевнул старик. — Сколь лет живу, а не слыхал о таком.

— Говорят, горы там какие-то рядом.

— Горы? В болоте? Не смеши ты меня. Речки есть. Да только до них топать и топать.

— Покажете?

— Какой из меня ходок… — дед продолжал ожесточенно вгрызаться в землю. — По карте разве что… Карта у тебя имеется?

— Чего нет, того нет. А нельзя ли, дедушка, здесь остановиться?

— Останавливайся, — старик равнодушно кивнул на покосившиеся срубы через заросшую травой «улицу». — Жилья свободного полно.

— Да ведь ни крыш, ни окон.

— А ты надеялся санаторий здесь найти? С горячей водой и теплым клозетом? Палатку зачем взял? — зоркий дедок углядел тючок с палаткой, притороченный к чехлу. — Вот ставь ее и живи на здоровье.

— На постой, стало быть, не пустите?

— Не пущу.

— И за деньги не пустите?

— А на кой ляд мне тут твои деньги? У медведей водку покупать? — блеснул старик из-под усов крепкими, совсем молодыми зубами. — Я и про реформу-то узнал поздно — так и пожег старые деньги в печке.

Дед покопался еще в земле и заявил:

— Из кержаков мы. Слыхал про таких? Нам с чужими под одним кровом нельзя. Ни жить, ни есть-пить с одной чашки. Ты набалуешься тут и уйдешь, а мне как? Так что расставляй, милок, свою палатку, да отдыхай с дороги. А утречком я тебе дорогу к озеру покажу. Не знаю уж, к тому, не к тому…

— Добро! Помыться у вас тут есть где с дороги?

— Да вон колодец, — махнул старик рукой. — Там, по улице.

— А как же кержаки? — подколол, улыбаясь, Александр.

— Так то общий колодец. Почитай — ничейный. А у меня свой имеется. Персональный, — ехидно ввернул хитрое словечко старик.

«Непростой старикан, — подумал полковник, возясь с палаткой. — Неправильный какой-то… да и хрен с ним. Лишь бы дорогу к озеру показал…»

Уже на закате абориген деликатно поскребся в палатку.

— Чего вам, дедушка? — Александр уже начал задремывать — усталость брала свое, несмотря на непуганых сибирских комаров, проникавших, казалось, прямо сквозь брезент.

— Медку не желаешь, сынок? — дед, видимо, хотел загладить хамское свое поведение при встрече. — И кипятку, вон, принес тебе.

— Сколько стоит? — расстегнул Вешников полог: от горячего чаю, да с медом, кто откажется?

— Бог с тобой! Какие деньги? Пей на здоровье сколько влезет.

— А покрепче нет чего, а? — подмигнул полковник.

— Не держу этого зелья, — нахмурился старик. — Попьешь — чайник на ограду повесь.

— А как же ты потом? Не оскоромишься после меня?

— Отмолю, — вздохнул дед. — Не то отмаливал… Ты пей, а то остынет.

Он удалился к дому, а Вешников налил себе полную алюминиевую кружку (с войны еще берег, как талисман) ароматного обжигающего напитка, настоянного на каких-то незнакомых таежных травах. А мед вообще был божественен — такого Александр не едал никогда!

То ли от усталости, то ли от свежего воздуха, но на второй порции глаза Александра стали слипаться сами собой. Он еще смог отставить недопитую кружку на траву у палатки, но забраться в спальник уже не успел — сон свалил его мгновенно.

Во сне он увидел лазурное озеро в изумрудной оправе, сверкающее под ярким солнцем, как драгоценный камень…

* * *

Пробуждение было невеселым.

Солнце стояло в зените, даже чуть клонилось к закату, голова трещала почище, чем от контузии, полученной в сорок четвертом под белорусским городом с нежным женским именем Лида. Но хуже всего было то, что возле палатки сидел неизвестный молодой человек в плаще и кепке, с интересом листающий его, Вешникова, документы.

— Проснулись? — приветливо улыбнулся незнакомец. — С добрым утром.

— С добрым… — буркнул Александр, протирая глаза. — По какому праву вы шаритесь в моих вещах?

— По прямому, — мужчина улыбнулся еще шире и показал «в открытом виде» удостоверение. — Разрешите представиться — старший лейтенант госбезопасности Сергеев.

— Полковник Советской Армии Вешников, — ответил «любезностью на любезность» Александр. — Удостоверение личности у вас в руках, старший лейтенант.

Он протянул руку за документами, но кагэбэшник, виновато улыбнувшись, спрятал бумаги в планшет.

— Прошу прощения, товарищ полковник, но ваше удостоверение и все остальное пусть пока побудет у меня.

«Слава богу, хоть товарищ, а не гражданин, — подумал полковник, выбираясь из палатки. — С этих сбудется…»

«Органы» он не очень любил, как и любой почти офицер, прошедший войну. «СМЕРШ» делал нужное дело, но наряду с этим наломал немало дров. Равно как НКВД, МГБ и наследник по прямой — КГБ, представителем которого ему только что пришлось познакомиться.

Александра качнуло, и он едва не упал, деликатно поддержанный под локоток «безопасником».

«Чем это дед меня вчера напоил? Вроде спирта в чае не было…»

Кроме нового знакомца обнаружилось еще трое гостей. Один возился в моторе «газика», приткнувшегося к завалившейся ограде, двое курили неподалеку. Примерно одинаковый возраст, похожая, будто купленная в одном магазине, одежда…

Местный отшельник, не обращая ни на что внимания, опять ковырялся в огороде.

«Как он их вызвал? — изумился Алесандр. — Телефон в такую даль не протянешь. Неужели у него рация есть?»

То, что старик успел за ночь добраться до ближайшего населенного пункта пешком, как-то не верилось — верных сто километров!

— Жаль прерывать ваш отпуск, товарищ полковник, — старлей сочувственно улыбнулся. — Но придется вам проехать с нами.

— А почему, собственно?

— Положено так, товарищ полковник. Вам помочь собрать вещи?