Внезапно на плече майора подало голос переговорное устройство: офицер выслушал сообщение, нахмурился, подозвал Митю и негромко заговорил с ним. Сидящая на полу, привалившись к стене, Элеонора, продолжая судорожно стискивать в руках свои туфли, тревожно уставилась на этих двоих.
— Что?! Что он сказал?
Митя ответил не сразу. Сперва сглотнул подступивший к горлу ком, и лишь потом выдавил хрипло:
— Я так понял… Вроде где-то рядом американку убили… Журналистку…
— Дэнс?!!
При римлянах эта улица называлась виа Ректа, то есть Прямая улица. Ее современное имя — Мидхат Паша. Протянувшаяся с востока на запад в Старом городе Дамаска, она существует здесь еще с античных времен — согласно преданиям, по ней хаживал сам апостол Павел. По мере продвижения в восточную (христианскую) часть города Мидхат Паша становится все более цивилизованной, запруженной всевозможными бутиками, ресторанами и кафешками, стилизованными под густую экзотику. И вот как раз возле входа в одну из таких местных кофеен, скорчившись в позе зародыша, лежал в пыли и в крови американский оператор-стажер Боб Ли и дико выл по-звериному.
В паре метров от парня валялось изломанное женское тело в брючном костюме некогда бледно-голубого цвета. Тело было без головы. Длинная палка, с насаженной на нее отрезанной головой, стояла здесь же, прислоненная к стеклу окна-витрины. Глаза у головы были широко распахнуты. Словно бы от удивления…
После первого шока, когда происходящее лишь частично осознаётся как реальность, Элеонора решительно отобрала у Мити микрофон, зажмурившись, сделала несколько шагом к витрине, развернулась и… Неожиданно внятно и чётко скомандовала:
— РАБОТАЕМ, МИТЯ!
...Тот страшный стендап у мёртвой головы Пруденс мгновенно попал в Интернет, хотя лично мы ничего не выкладывали. И — стал культовым, как ни страшно это звучит. Время сейчас такое. Картинка — самое главное. А тут… Голова американской телезвезды и русская телезвезда в белом шикарном окровавленном костюме и в десантных ботинках. В общем, Элеонора в одночасье превратилась чуть ли не в Че Гевару. Её показывали все каналы мира…
Глава шестая
— …Вот на хрена их туда понесло?! — риторически вопросил Медвежонок. Спросил лишь затем, чтобы нарушить затянувшееся после очередного стаканчика араки тягостное молчание. — Экзотику восточного общепита, при желании, можно было красиво, а главное — спокойно подснять даже в здешнем ресторане. Картинка вышла бы — ничуть не хуже!
— Хакавати.
— Чего?
— Хакавати. Так арабы называют своих сказителей, — хмуро пояснил Митя. — Колоритные такие мужички. Опять же — уходящая натура. Пруденс знала, что в Дамаске осталась всего парочка мест, где их можно увидеть и услышать вживую.
— Вот и послушала. В натуре…
Вечером этого бесконечного дня они снова обосновались в гостиничном баре Salasabil. Пили араку. Не закусывая. Много и часто. Да только не в коня корм, не забирало.
— Землякам и коллегам — мое почтение!
Митя и Паша синхронно обернулись. И синхронно же уткнулись в корреспондента Первого канала Антона Верницкого.
— Здорова, Антон. Накатишь?
— Нет, спасибо, парни. В другой раз.
— Ему выпивать с конкурентами инструкциями Константина Львовича запрещено, — на рефлексе откомментировался Медвежонок.
Получилось предсказуемо, а потому не смешно.
— Митя, друг, выручай! До зарезу потребен с тобой синхрончик [Синхрон (тв-сленг) — кусок записанного в сюжете либо программе интервью.] минуты на полторы, не больше. Эксклюзива не прошу — чисто эмоцию.
— Что там было, как ты спасся, каждый лез и приставал, — процитировал Высоцкого Медвежонок. — Меньше чем за двести баксов не соглашайся! И это еще по-божески. Со скидкой главному пропагандистскому каналу.
— Паша!
— Чего?
— Подкассетник захлопни, вот чего! Дай с человеком поговорить.
— Без проблем. Говори.
— Антох, вот честное слово, при всем уважении, но я сегодня — пас. И — сил нет, и сам уже никакой. На одной только кочерге и держусь.
— Может, тогда завтра? С утреца?
— Ладно. Перед завтраком поднимитесь ко мне. Номер 376. Я постараюсь к тому времени что-то такое придумать-исторгнуть.
— Отлично. Спасибо, Митя.
— Пока не за что. А может, все-таки опрокинешь?
— Нет, извини. Через час материал в Москву пересылать, а у нас еще конь не валялся… Кстати, вы уже видели съемку, выложенную на «Аль-Джазире»?
— Нет. А что там?
— Гляньте. Там такое… Короче, полный пиздец!
С этими словами Верницкий удалился.
— Медведяра! Глянь, чего там он проанонсировал? А то я телефон специально в номере оставил. Достали все!
Медвежонок подхватил со стойки свой смартфон, равнодушно произвел ряд манипуляций большим пальцем, и вдруг, резко изменившись в лице, севшим голосом просипел:
— Вот чёрт…
— Чего там?
— Тут такая хрень… Бля… Сволочи!
— Да что там?!
— Тут, Митя… Короче, тут… — Медвежонок нервно сглотнул. — Понятно, почему они Боба Ли оставили в живых. На, смотри сам… Полчаса назад в Интернет выложили…
...Казалось бы, в этой жизни меня уже почти невозможно было чем-либо удивить или напугать. Но после просмотра лишь несколько секунд любительской съёмки боевиков в груди у меня все буквально закаменело от ужаса: на картинке вооруженные до зубов бородачи заставляют Боба Ли отрезать голову еще живой Пруденс, а потом принуждают его же плясать с мертвой головой возле трупа, подбадривая парня дикими выкриками, выстрелами и хлопаньем в ладоши…
— Твою ж мать… Нелюди! Они же нелюди! Стая упыриная! Выключи!!!
Подрагивающей рукой Митя налил себе полный стакан, махом, как воду, выпил и посмотрел на часы:
— А Элеонора что-то… Если она успела это посмотреть, как бы её повторно не накрыло.
— Может, сходишь за ней?
— Да, пожалуй.
Митя слез с табурета, двинул было к выходу, как вдруг обнаружил в зале Сухова, в одиночестве сидящего за чашечкой кофе. В том, что они с Медвежонком его заход проморгали, не было ничего удивительного — они сидели спинами к двери. Но вот Коля со своего места не срисовать их не мог. Из чего следовало, что игнор был сознательным. Вызванным: либо деликатностью, либо…
— Только прежде сигаретку раскурю. С одним товарищем, — озвучил Митя и направился к столикам.
Взаимное приветствие старых приятелей на сей раз оказалось на порядок суше, чем два дня назад, в Шереметьево. И вообще — Сухов выглядел очень усталым и непривычно раздраженным.
— Не возражаешь, если я подсяду, покурю с тобой?
— Валяй. Но сразу предупреждаю: у меня очень мало времени.
— Я тебя долго не задержу. — Митя сел напротив, достал сигареты. — Свежую картинку с Мак-Ги и Бобом видел?
— Да.
— Ну и?
— Что?
— Что обо всём этом думает человек, который… для Большого Начальника рекомендательные справки пишет?
Глаза Мити смотрели неулыбчиво, строго, и Сухов явно понял, что разговор предстоит непростой.
А Элеонора Сергеевна не спускалась в бар по той причине, что у нее внезапно образовался сеанс скайп-общения с Москвой. Последние несколько часов такого общения от нее так же, как и от Мити, домогались десятки людей. Причем — из самых разных уголков земного шарика. Госпожа Розова всем отказывала, но проигнорировать настойчивые вызовы непосредственного начальника все-таки не смогла, отозвалась.
— …Ну как ты?
— А вы сами, Александр Михайлович, как думаете?
— Думаю, что паршиво.
— Если выражаться литературным языком, то — да. Где-то близко к тому.
— Что ж вы, голуби мои… Я ведь вас перед поездкой как напутствовал? Командировка эта — паркетная [Паркет (ТВ-сленг) — съемка официальных мероприятий и соответственно сюжет, посвященный жизни в коридорах власти.]. И жанр ей под стать — официоз голимый. А значит, приключений на жопу, как вы это с Митюшей любите, искать не требуется. Было дело?
— Было.
— Хоть не отпираешься, уже неплохо.
— Мы этого не хотели. По крайней мере, я — точно! Просто… Так оно получилось.
— Прекрасный в своей лаконичной универсальности ответ. Анекдот знаешь? «Встречаются двое: — О, я слышал у тебя уже семеро детей! — Да, как-то так получилось. Сначала не хотел этим заниматься, а потом втянулся». Чего не смеешься?
— Не смешно. Да и болит… Все сразу… Особенно душа.
— Понимаю… А вообще я хотел сказать, что, во-первых, вы — большие молодцы. Так Митюше и передай.
— Передам. А вы действительно так думаете?
— Я «не думаю» — я знаю.
— А вот в нашей блогосфере считают иначе. Меня в чём только уже не обвинили. Самое мягкое — в некрофилии и пляске на костях.
— Эля! Ты же взрослый человек, профессионал! Так чего ты всю эту перхоть слушаешь-читаешь?! Да мне сегодня весь вечер в Останкино проходу не давали, руку жать подходили. Телефоны разрывались так, словно бы каналу Нобелевскую премию мира выписали. К твоему сведению, апэшный куратор — так тот просто визжал от восторга и просил передать вам личную благодарность. Сама понимаешь, от кого.
— Спасибо. А во-вторых?
— Что?
— Ну если вами было озвучено «во-первых», значит, далее последует…
— Ах да, действительно! Огромная просьба у меня, голуби мои. Понимаю, вам сейчас очень непросто. В первую очередь психологически непросто, но…