— Ничего, — показно-равнодушно пожала плечами Элеонора. — Просто не люблю жлобов и алкоголиков.
— А может, оттого что ничего не, и?..
— Александр Михайлович!
— Всё-всё… Молчу… Митюша, конечно, выпивает больше нормы. Но насчет жлобства — нет, никогда не слышал.
— Это в вас мужская солидарность говорит.
— Возможно. Только вопрос, к сожалению, закрыт. Да там и всех делов-то на три дня: прилетели-улетели. Тебе с Митей там детей не крестить. Тем более, полетите в разных салонах. Тебе ж наверняка муж бизнес купит?
— Вот именно! Муж! А мог бы и родной канал!
— Мог бы. Но родной канал, как тебе известно, в режиме жёсткой экономии. И если съемочные группы у нас начнут летать бизнес-классом…
— Но я же — замгенерального?
— Да, но в Дамаск-то ты летишь как спецкор! — мгновенно, с реакцией теннисиста, парировал Генеральный.
В кабинет без стука, по-свойски, вошла секретарша.
— Александр Михайлович! Там, в приёмной, Медве… Ой, простите, Паша Бобков. Ему в бухгалтерии выписку не дают, говорят, требуется ваше разрешение… Он сказал, не уйдёт, пока вы не распорядитесь.
— Ничего, Катюша, пусть посидит, попреет, — отмахнулся Кул. — Ему полезно. Я ему, пидору, устрою гомофобию на нашем канале.
Элеонора и секретарша дружно фыркнули, какое-то время пытались сдерживаться, но затем, не выдержав, принялись хохотать в голос…
Я собирался лететь в хорошо знакомые места. Первый раз в Сирию я попал ещё в середине 90-х. Та командировка была стрёмной: мы заезжали в страну через Ливан, через долину Бекаа, и насмотрелись всякого…
За последние три года на Земле Шама (так сами сирийцы называют свою родину) я побывал раз десять и разных чудес войны наснимал там много. Очень много…
Вечером Образцов собирался в путь-дороженьку. Вернее так: сам он полулежал на диване, а его командировочную сумку со знанием дела сноровисто паковала 16-летняя дщерь Ольга. С высоты — не положения, но дивана — Митя наблюдал за дочерью и во взгляде его читался немой риторический вопрос: «Господи, Ольга! И когда ты успела такой взрослой стать?!»
Однако вслух он произнес совсем другое:
— Детёныш! Это становится недоброй традицией. Как только я в поездку — «пап, я пока поживу у тебя?» Ты что, мальчика своего сюда водишь?
Ольга прекратила хлопотать и с укоризной посмотрела на отца:
— Папа!!
— Что? — максимально невинно уточнил Митя.
— Я НЕ ВОЖУ к тебе мальчиков!
— Господи, неужели девочку?
— Пап!!!
— А что «пап»? Сейчас это модно.
— Я не вожу к тебе девочек. Я — натуралка! А девочек сюда водишь ты. И они, как кошки, пытаются метить территорию. То шпильки остаются, то ещё чего-нибудь. Я, когда прибираюсь, много разного интересного нахожу.
— Ты вгоняешь меня в краску.
— Не льсти себе! — изящно срезала дочь, и Митя поспешил вернуться на прежние рельсы разговора:
— Ты не думай, мне ж не жалко. Я знаю, что ты — персонаж серьёзный, ответственный. Я просто переживаю: как ребенок будет один, без горячей пищи, без… э-э… пригляда… Может, они там обижают тебя? И ты сбегаешь от тирании?
Ольга, фыркнув, сдула со лба прядку волос и возобновила процесс сборов.
— Пап, какая тирания? У людей затянувшийся медовый месяц. Им не до тиранства. И не до горячей пищи. Которую, между прочим, я же им и готовлю. Вместо того чтобы готовиться к ЕГЭ и читать Тургенева.
— Ты читаешь Тургенева?
— Постоянно. Когда не читаю Пруста.
— Оппаньки! И когда ты успела такой язвой стать?
— Вот и мамин… хм… друг тоже интересуется. Мама уверена, это твои гены.
— Я всегда считал, что у твоей мамы с чувством юмора — не очень. Мои шутки её вечно бесили. Но ТАК я считал до того, как она нашла себе мужика на 15 лет моложе. И вот это, я тебе скажу, прикол. Вот это — настоящий юмор!
— Пап, не будь ханжой. Ты же таскаешь сюда молоденьких просвистулек?
Вскочив с дивана, Митя принялся возмущённо расхаживать по комнате, которая с первого же взгляда представлялась тем, чем и была — типичным жилищем холостяка. Обустроенным, однако, со вкусом. Пусть и слегка казарменным.
— А ты не путай! Одно дело, как ты выражаешься, таскать сюда… Аки тать в ночи. А другое — жить в открытую, людской молвы и малютки доченьки не стесняясь. И потом — всё-таки я мужчина, а она…
— Па-па!! Ну ты же у нас современный! Ты же молодой, прикольный. Откуда в тебе этот дремучий мэйлшовинизм?! Ладно, я ещё как-то пойму, но если ты такое где-нибудь на людях брякнешь?
— А люди поймут, дочь! Если, конечно, они люди, а не мутанты-московиты… Слушай, а этот мамин Валерик, он по профессии, стесняюсь спросить, кто?
— Он стартапер.
— Свят, свят, свят… Беда пришла в наш аул! Олька, ты, главное, не дай маме этого стартапера в квартиру прописать!
— Пап! У меня всё под контролем. Да и мама… Не думаю, что она голову потеряла. Она не дура. Она просто… шалит.
От таких рассуждений у Мити, что называется, челюсть отвалилась:
— Что?! Да ты, детёныш, не по годам мудра!
— Вот нарожают таких как я, а вам потом восхищаться, — хмыкнула Ольга. — Короче, езжай спокойно. На пару с Розовой-Соколовской.
— О боги! А откуда ты и это-то знаешь?
— Я тебя в телецентре полчаса ждала, а меня ж там все знают! Я — телевизионный ребёнок. Так что всё в подробностях донесли.
— Ну да, ну да… — Митя неодобрительно покачал головой. — А ты что-то имеешь против? Элеоноры Сергеевны?
— По-моему, это она что-то против тебя имеет.
— И на чём основано подобное предположение?
— Так ведь все на канале знают, что ты над Элечкой постоянно издеваешься. А она на тебя по любому поводу начальству стучит.
— Что ж… Стучите, и вам откроют.
— Пап, а чего она злющая-то такая? У неё ж всё есть? И семья. И деньги. И слава. И красота. Про неё в модных журналах пишут.
— Считаешь, она красивая? — ушел от прямого ответа Митя.
— Не просто красивая — она ещё и стильная. Видно, что стерва, но такая… интересная. Ты смотри не влюбись там. С такими тётями проблем всяко побольше, чем даже с пятью стартаперами.
— Не переживай, не тот случáй. Мы с мадам Розовой — совсем в противофазах. На жизнь смотрим по-разному, хотим разного, имеем разное. Да и не такая это командировка — за три дня серьёзный разврат не учинишь.
— Значит, стареешь, — убийственно заключила дочь. — Мне у тебя на работе рассказывали, что раньше ты…
— Цыц, детеныш! Нашла кого слушать. Наговаривают они на нашу семью. Грех это…
Судя по ответной хитрованской улыбке Ольга всё-таки была более склонна доверять тому, что ей рассказывали про отца на канале…
Элеонора Сергеевна в командировку собиралась самостоятельно. Но, так же, как и Митя, под надзором. Не дочери, но супруга.
Учитывая, что, помимо многочисленных прочих активов, концерн Юрия Ильича Розова владел блокирующим пакетом акций флагмана отечественной судостроительной промышленности, определение «человек и пароход» соответствовало ему вполне. Впрочем, в семейном быту олигархические замашки господина Розова если и проявлялись, то в самой легкой, в самой невинной степени. Что, по нашим временам, согласитесь, редкость. Ну да, Эля знала, за кого выходила замуж. Хотя окружающие, понятное дело, и по сей день были убеждены, что в основе её решения связать судьбу с бизнесменом, входящим в первую полусотню российского списка Forbes, лежал исключительно расчёт.
— …Бельчонок, и всё-таки я не понимаю: какая такая объективная необходимость вдруг с неба свалилась?
Пока Элеонора укладывала вещи в навороченную сумку, супруг расхаживал по огромной, размерами со школьный актовый зал гостиной, продолжая вести затянувшийся семейный спор. Что, конечно, добавляло излишней нервозности и без того суетливым, заполошным сборам.
— Чтоб на огромном федеральном канале не нашлось ни одного корреспондента с действительным загранпаспортом? Да при необходимости паспорт за полдня сделать можно! Если у вас не могут — давай я сделаю?
— Юра! Я же тебе говорила! Дело не только в этом. Михалычу в АП намекнули, что Верховный якобы пожелал видеть именно меня.
— Да ладно?! — в интонации супруга проклюнулось профессионально-деловое. — С чего это вдруг? Или я чего-то не знаю? Что-то большое и важное мимо меня прошло, Бельчонок?
— Успокойся, не прошло. И не называй меня, пожалуйста, Бельчонком — я не грызун! Я тоже удивилась. Но проверить-то мы всё равно не можем.
— Ты меня недооцениваешь. Я вот сейчас при тебе сделаю один звонок…
Теперь к профессионально-деловой интонации добавилась щепотка хвастливой. Вот только Элеонора намека на всемогущество супруга не оценила:
— А зачем? Всё равно стопроцентного подтверждения или опровержения ты не получишь. Мы ж не знаем, кому и что было сказано. Даже если и… Что, предлагаешь мне Михалычу предъяву выкатить? Мол, зачем же вы, уже старенький и слепенький, бедную девчушку обманываете… это ж смешно. Ну, слетаю я. Несколько дней всего.
— Мы ведь с тобой ещё когда договорились?
— И, заметь, я все договоренности соблюдала! Детей рожала, как крольчиха. Из новостей ушла. Начальницей стала. Дом в порядке содержу. С тобой везде и всюду, как солдат. По поводу твоих командировок, кстати, ни разу, ни словечка не сказала, ни полскандала не закатила.