— Я, дядь Женя, шел сюда с окончательным и бесповоротным намерением прирезать тебя. Как хряка перегулявшего. Но я не стану этого делать. Потому что для тебя это было бы избавлением. Опять же, говорят, мученический конец способен часть грехов списать. Я в это, разумеется, не верю, но… мало ли. Так что дохни сам. Мне приятно будет сознавать, что подыхать ты будешь медленно и мучительно. Беспомощным и под себя ходящим. Не будет тебе хорошего конца. Не заслужил.

Барон осмотрелся по сторонам и достал нож.

— Н-н-н-не-е… нан-н-на-ад-д-д… Ю-ю-ю-юр-р-р… п-п-по-о-ож-ж-ж… я… н-н-не-е-е…

— А пока ты, дядя Женя, еще не совсем из ума выжил, оченно мне желательно, чтоб ты каждый божий день меня и Ольгу вспоминал. А чтоб лучше помнилось, я тебе засечку сделаю. Узелок на память.

Молниеносным горизонтальным движением Барон чиркнул кончиком лезвия по лбу Самарина, оставив неглубокую, но длинную борозду. Похоже, старик даже не почувствовал боли, лишь жалобно взвизгнул и обмочился.

— А это — для дезинфекции, — Юрий плюнул Самарину в лицо, убрал нож и подхватил с земли чемоданчик. — Счастливо оставаться.

Барон торопливым шагом пересек двор и скрылся в арке: всё, с делами в Перми было покончено. А на площадке всё так же резвились, пищали дети. В беседке продолжали греметь костяшками домино мужики. В распахнутом на первом этаже окне на смену Зыкиной заголосил Кобзон. А у подъезда на лавочке беззвучно рыдал разбитый параличом старик. С окровавленным лицом и мокрыми штанами.

* * *

— …И далее вы взялись крутить парня на убийство Лощинина с последующим присвоением документов и биографии?

— Да. А поскольку после смерти Иващенко моим начальником стал прощелыга Синюгин, дело расписали мне. Вот теперь и понимай как хочешь — судьба это или случайность?

— Слушай, а с какого перепуга Алексеева вообще взялась госбезопасность крутить? Ведь это сугубо милицейская подследственность?

— Профессор Лощинин некогда имел отношение к разработкам систем радиолокационного опознавания, поэтому Синюгину грезилось увидеть за налетом нечто более масштабное. Даже несмотря на то, что профессор впал в старческий маразм еще до войны и по этой причине даже не был включен в списки подлежащих эвакуации особо ценных научных кадров. Но, разумеется, никакой диверсии-шпионажа там и рядом не стояло. Заурядный разбой.

— Ни фига себе, заурядный! Три трупа.

— Согласен, многовато. Обидно, что живьем тогда никого захватить не удалось. Потому что пацанов явно кто-то очень непростой на профессорскую хату навел. Много там разного антиквариата хранилось, даже оригинал Айвазовского имелся. Но — тут уж ничего не попишешь. Облаву на парней милицейские устраивали. И уж так им эта банда осточертела, что в итоге сработали беспощадно, но непрофессионально.

— Мы с тобой как-то отклонились от Юрки.

— А что Юрка? Когда диверсия отпала, Синюгин взялся настаивать, чтобы парень получил полновесное за убийство. Тем более сын врага народа. Яблоко от яблони, все дела… Но я сумел переквалифицировать на соучастие.

— И как же тебе это удалось?

— То, Володя, история долгая. Я к тому, что такие погоды на дворе стоят, а мы за столом киснем. Может, возьмем паузу и до речки прогуляемся? Окунемся? Что думает об этом комиссар?

— То же, что и командир.

— Правильно думает комиссар!.. Не-не, ничего не трогай, оставь как есть. Вернемся — продолжим.

— Пашк, у тебя здесь, часом, телефона нет?

— Обижаешь! Чекист бывшим не бывает, а потому всегда должен находиться в режиме доступа. Тебе позвонить нужно?

— Не сейчас, вечерком закажешь межгород с Москвой? Мне должны там кое-какую информашку подсобрать.

— Без проблем. Только на фига тебе межгород? Выйдем на дежурку, и они по своей линии подключат. Думаю, цельному генералу с Лубянки не откажут?..

Глава третья

Гульба по случаю именин труженицы пивного общепита Валюхи хоть и проистекала с предсказуемым размахом, но была омрачена паскудными событиями завершающейся недели. В начале которой мусора повязали Зойку Графиню, сыскав у нее на хате вещички с налета на Канонерском, а затем, с некоторым опозданием, до честнóго народца добралось известие об аресте Бельдюги. За второе более иных прочих собравшихся кручинился Хрящ. Никак не ожидавший, что судьба-злодейка именно теперь, после столь фартового обноса, организует столь же гнусную подлянку.

Хотя товара на квартире директора обувной фабрики они с Бароном подняли достаточно, с наличностью получилось негусто. Вся надежда была как раз на Бельдюгу, клятвенно пообещавшего реализовать барахлишко в максимально короткие сроки и по исключительно божьей цене. И — на тебе! Мало того что сам спалился, так еще и кодла его, с бору по сосенке собранная, тут же, по-тихому, из города свалила. И где их теперь искать — одному черту известно. Оно конечно, Бельдюга — человек надежный, проверенный. Из тех, кто скорее чужое на себя возьмет, чем своих сдаст. Но то — утешение слабое. Как ни крути, а гоп-стоп на канале Грибоедова, получается, вхолостую сработали — на колу мочало, начинай сначала.

А тут еще и Барон куда-то запропастился. Если и он, до кучи, в какой блудняк угодил, пиши — караул… Хрящ опрокидывал в себя за стаканом стакан, рассеянно прислушиваясь к разгульному гомону, и размышлял: может, при таких раскладах и ему на время покинуть город Ленина? Но на какие тити-мити жить? На столовское трехразовое, конечно, хватит. Но хочется-то — кабацкого.

В какой-то момент из клубов табачного дыма материализовался Вавила, плюхнулся рядом и, обдавая кисло-чесночным дыханием, зашептал:

— Хрящ, потолковать бы?

— Об чём?

— Хорошая маза есть. Козырно обставить можно.

— Кто ж об деле на хмельную голову толкует? Выбрал место.

— Так тебя в другое время не застать. Ты ж лёжки меняешь как пес шелудивый: там пометил, сям пометил, откусил — отбежал.

— А ты никак собачить меня вздумал?

— Да ты что?! Это я так, типа образно выразился. Может, выйдем на балкончик? Потолкуем?

— Экий ты мгновенный.

Борясь с подступившей тошнотой, Хрящ натужно сглотнул. Прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям: вроде отпустило.

— Ладно, шут с тобой. Пошли.

Хрящ поднялся и неуверенным шагом двинулся из комнаты. Следом, с видом профессионального заговорщика, засеменил Вавила.

— Вы куда, мальчики?

— Куда-куда? На кудыку с балкона харкать. Раскудахталась, курва!

— Мы сейчас вернемся, Валюша. Айн момент…

На самом деле, идея выйти на воздух оказалась не такой и плохой. Исключительно приятственно было сейчас Хрящу стоять, обдуваемым холодным ветерком. И вдыхать кислород, вентилируя больные, до конца от пневмонии не вылеченные легкие.

— Только уговор! Базар сугубо промеж нас, — предупредил Вавила, плотно прикрывая балконную дверь. — Если тема не канает, разбежались — и молчок.

— Было б сказано, а забыть всегда успеем. Ты не канитель, озвучивай.

— Ты, часом, не в курсе: Барон здесь, в Питере? Или, может, отскочил куда?

— Стесняюсь спросить: а в чем причина подобного любопытства?

— Я к тому, что он нам в этой теме край как сгодился бы. Потому — мужик головастый, по всему видать.

— Мужики лес пиляют. А Барон — в честняках ходит.

— Ну да, ну да… Короче, есть вариант влегкую поставить хату заведующего оптовой базы сантехники и фаянсовых изделий.

— Кхе… Вот с таких же, в легкую, козырей пару недель назад Макар заходил. А теперь вещички конфискованы, Зойка в допре, а сам Макар в бегах. Так что в гробу я видал такую козырную раздачу. — Хрящ недобро набряк, обнажив гнилые клыки. — Интересно, и как это мусора пронюхали, что товар на сохранение Зойка взяла?

— Может, соседи углядели да стуканули?

— За соседей не скажу, но без стука, похоже, не обошлось. Э-эх, узнать бы, чьих будет крыса — самолично кадык бы вырвал.

— Это правильно, — поддакнул Вавила, внутренне холодея.

Потому как существовать без кадыка, согласитесь, неуютно.

— Значит, говоришь, директор сантехнический? Ну, толчок, допустим, мы вдвоем вынесем. Но ванную — всяко не сдюжим.

Конец ознакомительного фрагмента