Есть и причины номер три, четыре, пять, десять… вплоть до выжигающего здравый смысл чувства вины честных землян за действия своего правительства по отношению к несчастным нам. Но эти страдальцы обычно на Эстебане задерживаются ненадолго…

— А вы решили бежать — ещё там? — я показал глазами вверх. — Или уже здесь?

— Там, — сказала она. — Давно. Решила, что при первом удобном случае…

— Тогда я разъясню две вещи, хорошо? Во-первых, на Эстебане практически нет социальных программ. Обязательно надо работать, зарабатывать на жизнь. Иногда работать приходится очень много… Во-вторых, вы сразу вступаете в конфликт с законом, поскольку действуете в обход оккупационной администрации, а они такого не любят. Значит, вам придётся контактировать с криминалом — хотя бы для того, чтобы убрать из тела идент, получить липовые документы… ну и так далее. И вы попадёте к ним в кабалу. Все услуги придётся отрабатывать…

— Э-э… А как?

— Не знаю. Вряд ли проституцией, если вы об этом подумали. Этот рынок занят китайцами… Нет, честно, не знаю. Может быть, отправят собирать незрелую пыльцу. Может быть, задействуют в контрабанде — вас-то Стена должна пропускать…

— Но если идент убрать…

— Всё равно пропускает. Проверено. Пока не попадётесь — можете проходить свободно… Чем вы занимались на Земле?

— Я была смотрителем заповедника. Разводила крокодилов. Увы, оказалось, что биботы справляются с этой работой лучше… Но если я попадусь с контрабандой, то меня?..

— Три года общественных работ, — сказал я. — Обычно на фермах. Зато потом… Подождите. Крокодилы же откладывают яйца?

— Да. В песок или в ил. Потом…

— Тогда вы наверняка сможете работать с драконами. Нет?

— Не знаю… А что?

— Может получиться интересный вариант… У нас есть такая элитная профессия — драконщик. Даже не профессия, а искусство. Видите ли, драконы — очень трусливые твари, и если их ненароком спугнуть, они бросают отложенные яйца и улетают, так что приходится собирать такие яйца в инкубаторы и потом выхаживать детёнышей. Про роль драконов я вроде бы уже говорил…

— Вы думаете, я бы смогла?..

— Не знаю. Но это хоть какая-то зацепка, верно? Эх, был у меня хороший приятель-драконщик…

— Умер?

— Не знаю. Пропал без вести в позапрошлом году… Впрочем, это не самое главное, не этот, так другой. Слушайте…

И я рассказал ей про банзу. Да, мне часто говорят, что я идеализирую банзу, что-де это давно те же серые, только в профиль. Или что банза ничего не решает, слабаки они и так далее. И это правда, но это только часть правды, и я сейчас попробую объяснить… Банза — образование очень давнее. С традициями такими, что нашим кланам и не снились. Если описать банзу формально, то это такая добровольная сеть взаимовыручки. Причём не только между соседями — это у нас настолько естественно, что даже не обсуждается. Самый простейший пример: завелась у вас вещь, которая вам не нужна, торговать ею на рынке у вас времени нет, а просто выбросить жалко. Сообщаете по сети, и обязательно где-то находится человек, который второй год именно эту вещь разыскивает по всей планете. Раньше, когда связь была нормальная, всё это делалось моментально… Разумеется, банза занимается не только товарообменом. Проблемы с детьми, со стариками, найти врача, лекарства, уговорить хорошего шамана — с этим в банзу. С подросшими детьми: опасные игры, дурные компании — и здесь банза поможет, иногда исподволь, так, что никто не заметит, иногда жёстко. Но поможет. Проблемы с синими или серыми… Тут бывают коллизии: скажем, какой-нибудь шериф и по совместительству хабан (ну, это такой довольно высокий чин в иерархии банзы) занимается, скажем, соседскими разборками: кто-то у кого-то межевой знак перенёс, или драконов напугал, или что-то ещё; и вот как шерифу ему надо найти виновного и примерно наказать, стряся ещё и штраф в пользу администрации, а как хабану — всё загладить и привести к примирению. И он обычно приводит к примирению, получая (в облике шерифа) втык от начальства. То же касается и серых…

Банза, что характерно, никогда ничего не навязывает. Тебе что-то предложили, о чём-то попросили — и ты со спокойной душой можешь отказаться. И даже не обязательно, что если потом сам обратишься с просьбой — тебе откажут. Могут отказать, да. Но могут и помочь. Там уже нюансы будут решать.

Ты можешь пользоваться банзой, не входя в неё, это не возбраняется. Большинство населения так и делают. Но если ты активен, если то, о чём тебя попросят, выполняешь весело и охотно — к тебе начнут присматриваться. И, может быть, пригласят — и тогда ты станешь зерком, это низшая ступень в иерархии, ты собираешь просьбы от людей, передаёшь их наверх, серву; и организуешь людей на какие-то действия, которые спускает тебе серв. В общем, служба твоя в основном почтальонная, с толстой сумкой на ремне.

Став зерком, ты сразу обнаруживаешь, что проблемы твои решаются значительно быстрее и проще, чем раньше. И здесь главное — не увлечься, соблюсти баланс: если ты жадничаешь, то скоро вылетаешь из системы, как мелкая фракция из сепаратора. И наоборот: если ты просишь для себя мало, а отдаёшь много, то моментально сам становишься сервом, гардой, хабаном, квотером…

Выше я не поднялся. Потом началась война.

Землюки были уверены, что банза — одна из организаций сопротивления. Они почти разгромили её.

Через несколько лет после войны мне предлагали вернуться на квотерский пост. Банза восстанавливалась…

Я отказался. По многим причинам.

Прежде всего потому, что перестал любить людей. Мне не хотелось ничего для них делать. Со временем это постепенно проходило, но до конца так и не прошло…

Лампа снова померкла, и вдруг на меня накатил сон — наверное, сработали травы: ушла боль, и что-то расслабилось внутри. Я ещё сказал пару связных фраз, потом извинился, пробормотал, мол, договорим позже, и провалился, было именно ощущение падения куда-то вниз, к подножию всего. Я увидел Кумико и понял, что всё будет хорошо.

Проснулся я в одиночестве. Было светло. Ещё не солнечно, но уже светло.

Люсьен

Люсьен? Хорошо, пусть пока будет Люсьен. Не совсем моё имя, но я им буду пользоваться, пока рассказываю эту часть истории. Иначе вообще всё запутается. В общем, так: зовите меня Люсьен.

У меня не сохранилось никаких записей (в отличие от Гагарина), мне просто в голову не могло такое прийти: что-то записывать, — и у меня нет такой феноменальной памяти, как у Севера. Я точно знаю, что многие события в голове у меня перемешались. Никто бы не смог предвидеть, что всё пойдёт так стремительно, с такими поворотами и нырками…

Да.

Это как собирать яйца. Долго-долго ползёшь-карабкаешься на вершину, продираешься через колючки — и вот оно, кожистое и ребристое, хватаешь… и тут папаша (обычно именно папаша, мамаши гораздо глупее) выныривает на полном размахе крыльев из-за обрыва, он уже видит тебя, он уже весь на тебя нацелился, и надо успеть сунуть яйцо в мешок на пузе, подскочить к обрыву и, дождавшись момента, когда родитель коснётся лапами камня и начнёт складывать крылья, чтобы догнать тебя всухопутную и распустить когтями вдоль, как овцу (видели ведь наверняка овец, не уберёгшихся от дракона?), — прыгнуть с обрыва плашмя, раскинуть руки и ноги, поймать собой поток, отрулить от скальной стены — а она рядом, метрах в трёх, в пяти, — и раскрыть парашют так, чтобы оказалось и не поздно, и не рано. Неизвестно, что хуже.

Между деревьев он тебя уже не достанет…

Но потом ты помнишь только множество деталей. По отдельности. Не вкупе. Не целой картиной. Просто — великолепная россыпь.

Меня вдруг охватила уверенность, что именно в Трёх Столбах (или в окрестностях) я по-настоящему нападу на след отца. Вовсе не потому, что здесь у него некоторое время была школа — это не значило ничего, он постоянно летал и в Синьюнь, и в Дальний, и в Браунсхофф — везде его очень ценили. Нет, я не знаю, почему мне так казалось, — но, с другой стороны, драконщики, у которых нет чувства предстоящего (или само чувство есть, но нет безусловного доверия этому чувству) — такие драконщики живут быстро и умирают интересной поучительной смертью.

В тот день, первый день моего пребывания в славном городе Три Столба — мы как раз тогда столкнулись с Севером, просто на улице, на углу, — мне крупно повезло: в архиве нашлись копии документов, согласно которым отец заключил договор с богатым помещиком Игнатом Снегирём на проведение каких-то «научных изысканий» на землях поместья — и получил под эти изыскания немалую сумму. Это произошло примерно за месяц до того дня, когда отец отправил мне последнее письмо… Какое совпадение: Игнат Снегирь находился под стражей, как раз на завтра был назначен суд — но мне казалось, что его неминуемо оправдают, поскольку обвинения были какими-то чересчур нарочитыми, а значит, вздорными.

И тогда я смогу с ним поговорить…

Всё произошло на моих глазах, об этом уже рассказывал Север, не стану повторяться. Но это был удар. Кто-то неотвратимо и последовательно устранял всех, кто мог рассказать мне о последних днях отца, может быть, показать его могилу…

Ну, именно так мне тогда казалось. Каждый человек от самого рождения видит и знает, что мир вращается только вокруг него, и именно его проблемы определяют ход истории.

А когда он понимает, что всё не так, то мир просто рушится, просто перестаёт существовать как разумная система.

Это и случилось со мной немного погодя…

72

Возвращались мы при хорошем попутном ветре вдоль троса, соединяющего порт Ньёрдбурга и Пятый пост. Трос — он только называется так, на самом деле это пустотелый рукав диаметром примерно в метр, очень лёгкий — свободно парит в воздухе — и чертовски прочный, из этих же волокон сделана Башня и весь космический лифт. Кроме того, трос светится рубиново-красным, или невыносимо-розовым, или мерзко-зелёным светом, что делает его видимым и в темноте, и ясным днём. Раньше пространство внутри рукавов тоже использовалось: там очень быстро летали сигарообразные пеналы с почтой или даже с пассажирами, — но и это, как вы понимаете, нам запретили…

Сейчас, когда облака закрывали небо, а плотная дымка — таигу и горизонт, трос был самым лучшим ориентиром.

Кумико

— Здравствуй, Старший, — и я опустилась на колени. — Старший, ты ещё помнишь меня?..

Он помнил. И стая, только что обкладывавшая меня справа и слева, села на хвосты. Волки переглядывались, обменивались короткими замечаниями, хихикали.

Старший подошёл, наклонил голову. Он был очень стар, левый глаз почти не открывался из-за уродливого шрама, и этот же шрам вздёргивал ему верхнюю губу. Я обняла его за шею, за могучую железную шею, и впервые за много-много дней заплакала.

73

В общем, дорога не сулила сюрпризов. Она действительно оказалась скучной и однообразной — чему я был несказанно рад.

Гагарин

Я проверил свой планшет. Пока никаких сообщений о заключении сделки на Котур не поступало, так что время у меня оставалось. Время — и…

И почти ничего больше.

На моих счетах лежало семьсот марок родных и четыреста с чем-то «оккупационных» (то есть тех, которыми с нами рассчитываются землюки), и вместе это получится чуть меньше тысячи. Есть квартира в Ньёрдбурге, и под неё можно взять ещё тысячи две, а если сильно повезёт, то и две с половиной… Это всё. Я пользовался редакционным вертолётом, содержимое моего сейфа сгорело (рискнул бы я продать кое-что из накопившегося там? — боюсь, что да), земли у меня не было, денежных друзей — тоже. И у меня не было пиратской карты, где отмечены зарытые клады…

Бургомистрат выставил Котур за пять тысяч родных. И какой-то мерзавец, как стало слышно, готов был заплатить эти пять тысяч. Ещё не заплатил, но уже отметился. И чтобы перебить сделку, мне нужно иметь как минимум шесть…

Если бы я знал, кого ограбить, я бы ограбил.

Но, может быть, и у того наглеца, который собирался покупать Котур, нет на руках всей суммы? Иначе непонятно, с чего он тянет время?

Ждёт, что пройдёт пять дней и бургомистрат начнёт снижать цену? Может быть, может быть…

Но я всё равно не представлял, где взять деньги. Причём у меня было сильнейшее чувство, что проблема имеет очевидное и примитивно простое решение, я просто не могу его разглядеть. Это приводило в бешенство.

Люсьен

Нас довольно долго продержали сначала на площади, потом оставшихся — в приёмной шерифа. Меня как лицо наиболее подозрительное оставили до утра, отправив запрос в Фэньхундао; утром, надо полагать, пришёл ответ.

— А почему в таком виде? — спросил шериф. Он был небрит и отёчен.

— Как бы это… Чтоб не узнали. Я путешествую инкогнито.

Сомнения шерифа не удивляли — хотя лицо на фотографиях было настоящим, опознать меня только по документам сейчас хрен бы кто смог.

— Ну-ну, — сказал шериф и отпустил моё помятое инкогнито с миром.

У выхода мне попалось на глаза казённое объявление: имущество умершего во время суда, а следовательно, остающегося под подозрением и обвинением Игната Снегиря подверглось частичному секвестру и выставляется на торги в следующем порядке… — дальше следовало перечисление и даты.

— Не советую, — сказал сзади шериф.

— Почему? Ведь это так дёшево…

— Слишком велико обременение, — он ухмыльнулся. — Долги прямые, долги косвенные…

— И наверняка уже есть доверенный покупатель… — мне не нравилась его ухмылка.

— Пока никто не объявлялся, — он ухмыльнулся ещё гнуснее. — Почти наверняка — покупать прибудет тот, кто заказал хозяина. Подождёт, пока всякие случайные люди отвалятся от сделки, — и выложит денежки… Так что, если хотите попрыгать на углях, милости прошу — всего каких-то пять тонн бумажных обрезков.

— Подробности узнать — в магистратуре?

— Да… — кажется, он растерялся.

— Это через площадь?

— Нет, соседнее высокое крыльцо.

— А через площадь — это что?

— Это банк и телеграф…

— Понятно, шериф. Спасибо.

Зачем мне Котур? Не надо мне никакого Котура… Подозреваю, однако, что это был единственный способ хоть что-то стронуть с места.

В коридоре магистратуры пахло иначе, чем у шерифа. Похоже, здесь жгли ароматные палочки. Ненавижу…

Какая-то дверь распахнулась так резко, что чуть не впечаталась мне в лоб. Толстая тётка выпятилась в коридор и развернулась ко мне. В руках она держала большую картонную коробку, в которой что-то побрякивало.

— Эт-то ещё что? — спросила она.

— Где?

— Что вы тут делаете?

— Я по объявлению.

— По какому такому объявлению?

— Я — хочу — приобрести — выставленный — на — открытые — торги — остров — Котур.

Надеюсь, это прозвучало достаточно весомо.

— Эк… кх! — она кашлянула — кажется, от пыли. — Мальчик, а ты вообще понимаешь, что ты собираешься сделать?

— Да. Я выгляжу значительно моложе, чем есть на самом деле, — и это, конечно, была ложь — но достаточно невинная ложь.

— Феттер! — крикнула она, обернувшись и направляя голос вглубь кабинета. — Тут к тебе, разберись, слышишь?

Со мною уже столько раз пытались разобраться…

— Вас интересует что?

— Меня интересуют остров Котур, скалы Клумба, Чудная и Страсть, гора Шальная. Примерно в такой последовательности.

— Деньги — есть? — лениво, через губу.

— Наличные — вот, пять тысяч триста семьдесят марок. На любую другую сумму я могу выписать чек…

— Чеки не принимаются, вы знаете.

— Я могу получить наличные по чеку сам, но это потребует нескольких дней. Почему отменили платежи через планшет? Сделки оформлять можно, а оплачивать нельзя?

— Не наша компетенция. Итак, у вас есть наличные на покупку острова и скалы Чудная. Можете внести деньги сразу…

— Я хочу предварительно осмотреть мои будущие владения.

— Что там осматривать… Залог — семьсот марок за остров, сто — за скалу. Через пять дней вы или отказываетесь и тогда получаете обратно залог минус штраф десять процентов, или доплачиваете до полной стоимости и вступаете во владение. Если вы не объявитесь через пять дней, сделка считается расторгнутой, штраф изымается в пользу города, остаток средств ложится в банк под обратный депозит… знаете, что это такое?

— Нет.

— Проценты с вклада снимаются. Минус двенадцать в год. Так что вам выгоднее всего — поторопиться с решением. Ну так как?

— Годится…

Они были скупщики краденого и даже не скрывали этого.

Мы сходили в банк, оформили простейшие бумаги, у меня взяли восемьсот марок, выдали расписку…

— Предпочитаете отправиться сегодня?

— Прямо сейчас.

— Шериф Рекс вас сопроводит.

— Зачем?

— Так велит закон. Шериф Рекс чтит закон. И дух его, и букву.

Ну-ну…

Мы вылетели всё-таки на двух вертолётах. Удалось отговориться тем, что я, может быть, на Котуре заночую.

Моторы уже грелись, когда мне показалось, что правую щёку чуть-чуть припекает. Озираться в поисках «источника тепла» не хотелось — но он очень удачно отразился в зеркале заднего вида. Странного вида парень медленно шёл по краю вертолётной стоянки, делая вид, что просто ждёт, когда мы освободим стартовый круг. У него был необычный цвет волос: половина головы белая, половина — чёрная. Весь он казался помятым, как после недельной пьянки, — и светло-серый костюмчик из дешёвого полотна, и лицо. Только глаза из-под тяжёлых век — обжигали, и он ничего не мог с этим сделать…