Где кто находится, сколько раненых и убитых, Шейх не знал. Возле телепорта погибли двое, здесь — неизвестно. Вскоре ругань стихла — перебили всех тварей и, переступая через трупы хамелеонов, двинулись по коридору к просвету, сияющему красным. Выяснилось, что погиб один молодой парень. Шейх нагнулся, вынул паспорт из его нагрудного кармана и по узкому душному коридору зашагал вперед, откуда доносился мерный рокот. Мансуров предположил, что там — огромный зал.

Так оно и оказалось. Люди рассредоточились по узкому козырьку и замерли, впечатленные увиденным. Зал, озаренный алым светом, напоминал огромное круглое сердце, оплетенное трубками сосудов. В его середине, зажатый овальными металлическими пластинами, висел красный шар. Ну, точно звезда класса красный карлик, вокруг которой, с едва различимым гудением, вращались светящиеся белым сферы.

Данила Астрахан уже нацепил рюкзак со взрывчаткой и на четвереньках полз по узкой черной трубе, тянущейся к пластине.

Рэмбо протиснулся к Шейху и объяснил:

— Это генератор.

Мансуров повернулся назад и прикоснулся к стеклянным трубкам, по которым струилась полупрозрачная алая субстанция.

— Мы хотели стекло раздолбать, — продолжил Рэмбо. — А оно противоударным оказалось.

— Ничего. Сейчас тут все взлетит на воздух. Ты лучше не трепись, а второй рюкзак подай Астрахану. А вы, — полковник обратился к остальным бойцам, — следите, чтобы ничего не вылезло из телепорта.

Пока наемник по стеночке пробирался к рюкзаку, подвиг Астрахана повторил один из военных. Данила уже распотрошил первый рюкзак и прилаживал к детонатору часовой механизм. Диверсант. Настоящий профессионал.

Вот и второй рюкзак на месте. Военный, обливаясь потом, на четвереньках вернулся за третьим. Данила крикнул, привлекая к себе внимание:

— Полчаса нам хватит, чтобы убраться?

— Должно хватить, — кивнул Шейх и уже хотел выдохнуть, довольный проделанной работой, но Астрахан воскликнул: — Черт! Часовой механизм не пашет. Сейчас попробую второй.

Шейх сжал кулаки и переспросил:

— Точно? Мы все проверяли, они исправны.

— Да блин, точно, бро!

Мансуров закрыл глаза и только сейчас ощутил, какое здесь пекло. Наверняка и излучение есть. Вполне возможно, что тут не заработает ни один механизм. Надежда подыхать отказывалась и твердила, что просто таймер повредился при транспортировке. Ничего. Минута, и все будет ясно.

* * *

В это время Альфред Готфилд, законопослушный афроамериканец сорока лет от роду, набрал код на круглой бронированной двери. Потянул за ручку, напоминающую руль. Дверь не поддалась. Тогда он послал сигнал сообщности и получил картинку: повернуть руль три раза. Так он и сделал. Точнее, сделало его тело. Личность Альфреда перестала существовать в тот момент, когда его измененный биотином организм отреагировал на Зов.

Дверь поддалась, приоткрылась, Готфилд протиснулся в узкий лаз и двинулся мимо приборных панелей. Два его отражения плыли в стеклах справа и слева.

Он никогда не имел доступа к красной кнопке, которая усиленно охранялась, но теперь это было неважно. Все, что знает один, доступно всем. Даже если бы Альфред очень захотел и проник сюда, когда царило человечество, ему не удалось бы стереть с лица земли русский Санк-Петербург, на который были нацелены ракеты. Его действия одновременно должен повторить еще один человек, иначе ракеты не полетят.

Миновав широкий коридор без окон, Готфилд очутился в небольшой рубке, где за стеклом был рычаг, похожий на вентиль газового баллона, а чуть ниже — кнопка, скрытая черной коробкой.

Тело Альфреда подало сигнал сообщности: «Отключить питание. Обеспечить доступ». Он стал глазами и ушами членов сообщности, что заполнили кабинет этажом выше. Пока они не выполнят его просьбу, Альфреду делать нечего.

* * *

И второй, и третий часовой механизм отказывались работать. Бойцы, охраняющие телепорт, открыли огонь — видимо, сюда повалили хамелеоны.

Данила сел на горячую пластину, сжал виски. К нему пробрался Шейх, попытался починить таймеры — безуспешно. Астрахан посмотрел на изможденное лицо старого врага, на его жалкие потуги все исправить, улыбнулся и сказал:

— Уходите все. Слышите? У тебя дочка есть, у меня — никого. Убирайтесь отсюда, я взорву генератор вручную.

Он встал и уставился на обращенные к нему лица — сосредоточенные, забрызганные грязью и кровью, молодые и не очень. Выделил Марину, мысленно погладил ее по голове, вытер слезы на возмущенной мордахе Маугли.

— Кто-то должен это сделать. В конце концов, один раз я уже пытался… Так что уходите. Я дам вам столько времени, сколько смогу. Может, пять минут, а может, и час. Шнур, капсюль-детонатор, все это есть?

Шейх кивнул и сказал:

— В металлическом контейнере, в боковом кармане каждого рюкзака… Данила. Я постараюсь сделать так, чтобы тебя запомнили.

— Вали уже, — Астрахан пожал протянутую руку. — Стой! Спички или зажигалку дай мне, и сигарету. Это моя предсмертная просьба.

Шейх вынул из нагрудного кармана смятую пачку сигарет, зажигалку, коробок спичек. Данила тотчас щелкнул зажигалкой — затрепетало пламя. Хорошо. Работает.

Мансуров по трубе отправился к своим, встал на козырек, обернулся. Данила поймал себя на мысли, что его от этих людей отделяет бездна — в прямом и переносном смысле.

— Время пошло! — крикнул он. — Если не успеете, то взорветесь вместе со мной.

Они уходили по одному. Маугли сопротивлялся, и его несли за руки и за ноги. Марина у выхода замешкалась, повернулась, шевельнула губами, будто хотела что-то сказать, но Рэмбо вытолкал ее в спину, и она исчезла в коридоре.

Не глупи, девочка! Только ты способна их вывести.

Данила прикурил и, выпуская дым, принялся прилаживать бигфордов шнур к капсюль-детонатору. Так, готово. Делов-то! Затягиваясь, он представил, как его боевые товарищи бегут по поляне к Шлюзу, палят по хамелеонам из всех стволов. Давайте, живее!

Похоже, все хамелеоны рванули за ними.

Сколько времени прошло? Пять минут? Десять? Астрахан принялся про себя считать. Докурив, выщелкнул окурок, тот упал на металлическую (похоже, медную) пластину, рассыпав черный пепел.

Люди ушли. Лишь рокотал генератор, гоняя прозрачную кровь по артериям корабля. Коробок пластита способен разворотить грузовик. Хватит ли пятидесяти килограммов, чтобы остановить алое сердце?

На всякий случай, да и чтобы не было времени думать, жалеть себя, Данила приладил два других капсюль-детонатора, концы шнуров связал. Закурил вторую сигарету, досчитал до пятисот, потом забыл, что надо считать, и начал заново.

Он будет сидеть так, пока не появятся хамелеоны.

* * *

Альфред Готфильд вздрогнул, получив сигнал. Осторожно отодвинул стеклянную панель и сжал пальцами красный рычаг.

Точно так же сделал другой человек, законопослушный Чарльз Чен, американец китайского происхождения.

Когда поступил сигнал, они синхронно повернули рычаги. Потом Альфред отодвинул черную защитную панель и надавил на кнопку. Тотчас бархатный женский голос известил:

— Внимание всем! Программа активирована, до старта остается пять минут. Все это время будет вестись посекундный обратный отсчет. Вы можете отменить программу повторным нажатием кнопки.

Ожили, задвигались ракетные шахты, со вздохом раскрылись, будто цветки лилии, и начали поворачиваться на массивной станине.

— Две минуты до старта. Сто девятнадцать, сто восемнадцать, — считала женщина, на таймере красным мигали секунды.

Программа начала пересчитывать траекторию полета ракеты.

— Шестьдесят. Пятьдесят девять…

Альфред безразлично смотрел на таймер, будто не он только что развязал ядерную войну.

* * *

Астрахан терзался сомнениями, меряя шагами пластину. А если Улей не взорвется? Практика показала, что против лома приемы есть, и даже не один. Все равно Данила обязан попробовать. Если не он, то кто? Выбора-то нет, что так помирать, что эдак.

По расчетам Данилы прошло чуть больше двадцати минут. Целая вечность. Целое море драгоценных минут! Вытерев пот, Астрахан закурил третью сигарету и вспомнил, как отец пугал его раком легких, когда нашел в его школьной сумке сигареты. Ошибся ты, папаша!..

В коридоре затопали, и на козырек высыпали шестилапы. На некоторых из них обгорела шерсть — отряд Мансурова постарался, не иначе. Данила присел, поджег бигфордов шнур зажигалкой. Тот заискрил, по веревке потек огонек, разделился на три части.

Астрахан сглотнул, подавил желание бежать прочь от смерти. Пожелал Шейху, Марине и Маугли удачного путешествия домой и выстрелил в тварь, ползущую по трубе.

Бигфордов шнур догорел. Огонь нырнул в капсюль. Последнее, что видел Данила — белое, ослепительно-белое пламя…

Глава 11

Законопослушный американец Альфред Готфильд вздрогнул, просыпаясь. Как странно, он что, стоя заснул? Раньше такого не было. Где это он?

Мигают цифры на таймере: 11, 10, 9, 8…

Господи Иисусе, что это? Альфред узнал рубку, и его прошиб холодный пот. Он нажал кнопку, когда на таймере мигала пятерка, и дезактивировал программу. А потом упал прямо на пол, укусил себя за руку и разрыдался.

* * *

Ударная волна припечатала Росса к золотистому песку острова Могилевский. Рядом рухнул длинноволосый парень с лицом, покрытым мелкими свежими шрамами, сжал кулаки, загребая песок.

Протирая засыпанные песком глаза, Росс посмотрел на небо: была ночь, но оно полыхало Московским сиянием. Рядом, будто из ниоткуда, появлялись люди в камуфляжной форме — те, кто, как и Росс, были на инопланетном корабле.

Ураган стих, песок осел, и теперь можно было рассмотреть остров. В его центре уже не вращался черный столб смерча, там были лишь заросли почерневших деревьев и мертвый, будто обугленный рогоз.

Хлюпали волны о берег, взбивая белесую пену. С легким шелестом перебирал траву ветер. Сон закончился. Росс вернулся на Землю. Но уничтожен ли корабль?

Военные поднимались, отряхивались, обнимались и кричали. Никого не замечая, Росс подошел к Московскому морю, разноцветному, как и небо, стал на четвереньки и сунул голову в воду. Потом лег на спину и рассмеялся.

События прошедших суток пронеслись перед глазами с лихорадочной быстротой: допрос, следователь Кот, первое нападение измененных, бегство, Яна… Корабль, череда монстров, скуластый парень со шрамом возле виска… Если бы не он…

На том берегу фигурки людей прыгали и махали автоматами. Значит, живы. И Бистро тоже жив. А вот лодки унесло течением. Ничего страшного, тесаки есть, надо будет построить плот. Подождать, пока все успокоятся, и начать, чтобы поскорее вернуться в Питер. Яна, наверное, волнуется. Странно, что в такие минуты мысли — о ней.

Росс глянул на рыжеволосую девушку в странных доспехах. Она не разделяла всеобщей радости, лежала ничком и всхлипывала. Мальчишка с бледной до синевы кожей гладил ее по волосам.

* * *

Миллиарды людей во всем мире вспоминали себя. Вздрагивали, сбрасывая чужую волю, как страшный сон, и задирали головы к небу, переливающемуся всеми цветами радуги.

Эпилог

Тамила очнулась в больничном коридоре. Покачнулась, хватаясь за стену. Было светло, но по-странному. Приоткрыв занавески, Тамила выглянула в окно и отшатнулась: яркое московское сияние на все небо! Случилось что-то страшное! Она позвала дежурную медсестру, но никто не откликнулся. В комнате, где сидят врачи, тоже никого не оказалось.

Где они все? На совещании?

Тамиле было страшно, она заглянула в соседнюю палату: никого. Все люди куда-то пропали. На улице кричали и ругались, но почему здесь пусто? Тамила вернулась в палату и села на кровать. Ей нельзя к людям, даже если очень хочется. Ей вообще запрещено покидать палату — она может заболеть и умереть.

Который час? День? Похоже, ночь. Сейчас сияние погаснет, и станет совсем темно. Тамила посмотрела на зеленоватые блики, проникающие сквозь плохо закрытые занавески, укрылась одеялом с головой и свернулась калачиком. Взрослым девочкам стыдно бояться одиночества!

Она помнила, что ей было совсем плохо. Она лежала под капельницей, в груди болело. Подошла медсестра Наташа, сказала, что все будет хорошо… А потом кто-то словно переключил программу, и Тамила потеряла сознание. Был день. Сейчас — ночь. Ничего не болит. Нет температуры. Тамила давно уже не чувствовала себя так хорошо. В животе урчало от голода. Вспомнились мамины слова: «Если проснулся аппетит, значит, выздоравливаешь».

Но было так страшно, что девочка почти не думала об этом, только дрожала, прислушиваясь к тишине и редким голосам на улице. Почему не ездят машины? Что случилось?

Вспомнился папа. Он обещал вылечить Тамилу и забрать отсюда навсегда. Здесь ей не нравилось.

Заскрипела дверь отделения, кто-то прошлепал по коридору. Тамила вскочила, выглянула в сумеречный коридор: девушка из первой палаты вернулась, закрылась у себя.


Когда рассвело, начали возвращаться пациенты, отделение наполнилось жизнью. Тамила, хотя и чувствовала себя здоровой, палату не покидала, ждала, когда придут врачи, но они все не возвращались. Успокоившись, что жизнь стала прежней, Тамила высунула голову из-под одеяла, закрыла глаза и сама не заметила, как уснула.

Ей снился папа, что они с мамой опять живут вместе и не ссорятся, как было три года назад, когда Тамила только пошла в школу.

Во сне Тамила играла с огромной собакой и Мишкой. Мишка ее любил и даже писал записки, а один раз подарил гвоздику на длинном лысом стебле. Темнело, и папа звал ее с балкона. Она пыталась отозваться, но будто онемела. Знала, что ей очень нужно отозваться, от этого многое зависит, — и не могла.

От обиды она проснулась, встала в кровати и услышала папин голос — наяву.

— Я здесь! — крикнула она и распахнула дверь в палату.

В коридоре, и правда, стоял папа — грязный, худой и заросший, одетый в военное. Папа улыбнулся и, увидев Тамилу, словно помолодел.

Тамила хотела броситься к нему, но он выставил руку вперед и сказал:

— Не трогай меня, на мне микробы, ты заболеешь.

— Я выздоровела, как ты и говорил! — воскликнула Тамила, подбежала и обняла его.

Алан Мансуров погладил ее по лысой голове и отдернул руку, коснувшись жесткой русой щетины. После облучения у Тамилы выпали волосы, теперь же они начали расти снова. Шейх потрогал лоб дочери — он был холодным. Тогда он обнял ее, поднял и понес к выходу. Девочка приникла к нему, положила голову на его плечо и посмотрела на пациентов, вышедших из палат.

Она помнила их бледными, изможденными. Сейчас все они выглядели здоровыми, их глаза блестели, а на щеки розовели румянцем.

* * *

Яна проснулась от громкого, дружного «ура». Крик сокрушал тишину ревом водопада и лился отовсюду: с плаца, из коридоров, с верхних этажей. Яна спала одетой и вылетела в коридор, до конца не понимая, что происходит. Всеобщее ликование увлекло ее, словно песчинку, закружило и понесло.

Победа! Освобождение!

Следом за ней выскочил Димка, тоже заорал «Ура!», сгреб ее в медвежьи объятия. На улице было светло, но не солнечные блики плясали на стенах — странные бледно-зеленые сполохи. Улыбаясь, Яна выглянула в окно. Такого яркого Московского сияния она еще не видела. Казалось, будто сама земля радуется освобождению и устраивает праздничный салют.

Громкоговоритель грянул:

— Дорогие земляне, ура! Силами наших героев удалось взорвать вражеский корабль. Все люди мира обрели себя. Но многие из тех, кто ушел в Сектор, не вернутся. Их имена будут увековечены в истории. Вечная память героям!

Тот, кто вещал, говорил сумбурно, его голос звучал торжественно. Яна покосилась на бледного Димку: его глаза светились, на губах играла улыбка, а ей становилось все горше и горше. «Вечная память героям». Неужели никто не вернется? И Росс — тоже?

Она побрела к выходу, не обращая внимания на ликующих военных. Отворила дверь и, поеживаясь, направилась к воротам. Димка семенил следом и басил:

— Ян, ты чего? Все ж зашибись! Янка! Ты куда?

Сообразив, что делает глупости, Яна вернулась в «спальню» и уставилась в потолок. Если выжившие и вернутся, то вечером, и, скорее всего, в свои семьи, а не сюда. Интересно, у Росса есть семья? Есть ли смысл его ждать?

На спальнике рядом вытянулся Димка и предложил:

— Можно домой валить. Интересно, как там предки?

— Сейчас ночь, — Яна легла и закрыла глаза. — Поговорим об этом утром. Хорошо?

Сейчас заснуть бы и продрыхнуть до вечера, чтоб не мучиться ожиданием. Яна сомкнула веки, но сон не шел. В голове роились мысли. Что с Россом? Живой ли? Если да, приедет ли сюда? И — рефреном — мысль о том, что он помчался к молоденькой женушке, о которой умолчал. Как Юрка — к Арине. Так она проворочалась до утра. Едва рассвело, выбежала на улицу и принялась мерить шагами плац, отмахиваясь от назойливого Димки.

В обед поступила информация, что колонна выживших покинула Сектор и движется сюда. Яна попыталась узнать подробности, но к офицерам протолкаться не смогла. Ей сказали только, что уцелело около тридцати человек, все поименно неизвестны, им навстречу отправлен вертолет.

Значит, через полчаса-час они будут здесь.

Яна бродила по плацу, качала пресс и лупила забытую на улице грушу. Минуты текли неторопливо, а в уме крутилась единственная мысль: «Господи, пусть он будет жив! Ушло больше тысячи, осталось тридцать человек — немного шансов, что Росс среди них. Но все же он заслужил право на жизнь, и если есть высшая справедливость…»

Яна все время смотрела в небо, силясь разглядеть точки приближающихся вертолетов. Солнце слепило, у нее разболелись глаза, и она не сразу заметила их, а когда увидела, спрыгнула с турника и вытянула шею.

Из административного здания, из казарм, от автостоянок начали сбегаться военные.

А точки в небе все увеличивались. Вот уже слышен рокот моторов, видны вращающиеся лопасти. Описав круг над воинской частью, четыре железные стрекозы пошли на снижение — они приземлялись на площадку возле турников, поднимая ветер. Яна прикрыла глаза ладонью, чтоб не попала пыль, и устремилась вперед, расталкивая военных. Грохота она не слышала — кровь в висках колотилась громче.

Вертолеты сели. Лопасти стали вращаться медленнее. Опустились трапы. Яна сложила руки на груди. Бросило в жар, щеки запылали.

Спустился первый человек. Второй, третий… Все незнакомые. Взгляд метался от одного трапа к другому. Вот он, Росс! Нет, не он, просто похожий парень. Неужели он погиб?! Нет. Еще не все вышли!

Трое военных помогали спуститься раненому. Его поддерживал… да, он! Теперь — точно он! Росс ступил на землю и уставился в толпу.

Забыв о приличиях, Яна побежала ему навстречу. Заметив ее, Росс широко улыбнулся и распахнул объятья.

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и скачать ее.