Андрей Максимов
Так любят люди
С огромной благодарностью я посвящаю свой роман ЛЮДЯМ, ПРИХОДИВШИМ КО МНЕ НА ПСИХОФИЛОСОФСКИЙ РАЗГОВОР. Все истории, составившие эту книгу, услышаны от вас. Все истории подлинные. Разумеется, я поменял имена, изменил кое-какие детали, но все истории — настоящие, так все на самом деле и происходило. Люди любят так. Я знаю, что помог многим из вас. Но вы и не догадываетесь, как помогли мне вы. Помогли понять себя и мир, в котором стараюсь жить.
Помогли понять любовь, которую, конечно, понять до конца невозможно.
Спасибо вам.
Кто пишет — тот действует, пускает в оборот переживания и жизнь, непосредственно либо опосредованно, в силу тех или иных причин, побуждающих человека писать, нередко обманчивых; непосредственно или опосредованно — это уж смотря по тому, каков его характер: в моем случае о непосредственности нет речи. Я не из числа писателей-эксгибиционистов, не знающих стыда, не из тех, кто так и сяк монтирует, сочиняет и пересочиняет свою жизнь, не принадлежу я и к тем, кто ушатами выплескивает на тебя витиеватые словеса, так что недолго и захлебнуться, барахтаясь в потоках авторского красноречия. Я из цеха слесарей и конструкторов мысли, которым нелегко приходится с их собственными находками и выдумками, так как эти находки то и дело перечеркивают авторские планы и замыслы и даже убеждения… У меня не мысли рождают образы, а, напротив, образы рождают мысли. Моя писанина нацелена куда-то в сторону от моего «я», хотя я и не написал чего-то, что не было бы связано с пережитым лично мной, с моими вытесненными либо давно забытыми переживаниями, чувствами и мыслями…
Фридрих Дюрренматт
Начало
Иван Сергеевич, 48 лет, предприниматель:
— Ну, значит, компания была… Ага… Одна компания такая была… Ну, на море познакомились… А на море что делать, кроме как купаться и выпивать? Ну, выпивали, значит, познакомились. Игорь, Лена… Это, значит, они… Маша, Иван… Это я Иван, а Маша — жена моя… Ну, тогдашняя…
И вот, значит, стали общаться… Ну, дружить типа. Праздники там… Выходные… Ага. Они — выпивку, мы — закуску. Или наоборот. Ну, чтоб порядок. Дружили, значит, хорошо. И, главное, мне поначалу Ленка не нравилась вообще… Ну, Ленка и Ленка… И имя еще какое-то… Никакое: Ленка. Машка, правда, тоже… Короче, не везет мне на имена, но дело не в этом… Ага.
Не нравилась Ленка. Чего-то я в ней не замечал, понимаете? Сейчас вот замечаю, а тогда не замечал. Сейчас вот смотрю на нее… Ну, в постели… Так у нее все прилажено крепко. А тогда не замечал. Долго так не замечал. А потом Машка, ну, жена моя тогдашняя, стала меня игнорировать как мужчину. Ага. Голова у нее стала все время болеть. Я только к ней — у нее голова болит. Или месячные… Хотя мы раньше и во время месячных… Или устала… Мне обидно стало. А может, я придумал все это, чтобы типа оправдаться? Не знаю… С Ленкой постепенно все начало происходить. Не сразу. На балкон там покурить выйдем… Или вот приходим типа праздновать: хлеб забыли купить. Ленка в магаз, я — за ней. Типа за компанию. Но про любовь не думал: все-таки жена друга. А потом как получилось? Я в ихнем районе был, и у меня время свободное, типа некуда деться. Я Игорьку позвонил. Игорька не было, а Ленка-то была. «Заходи, — говорит, — чайку попьем».
Попили… Она меня в халате встретила. Ну, я поначалу внимания не обратил: мы ж друзья типа. Можно и в халате. А потом… Оказалось, что она давно ко мне… А я и не знал… Да и она мне тоже, если честно, постепенно… Ага… Только то, что жена друга, и останавливало…
Мы скрывались с ней, типа тихарились. Ну, потому что две семьи разрушаются, не дело все-таки… Ага. Но не можем мы с Ленкой дружка без дружки. И дело не в сексе, хотя секс, конечно, да… Но не в этом дело. Не только. Разговоры, понимаете? Мы с ней, бывало, идем по городу, садимся на скамеечку, говорим… Про все. И про все интересно. Тихарились мы так, тихарились. Мочи нет. Да и наши стали догадываться. У Машки голова перестала болеть, но мне уже не надо это все было. Потому что я вот это вот, когда в одном временном отрезке мужик с двумя бабами ложится, не понимаю. Может, не современный я, но не понимаю.
Игорь тоже стал на меня коситься. Так-то ничего не говорил, но видно, что косился… Короче, сговорились мы с Ленкой. И в один вечер она своему объявила, я — своей. Там — скандал, слезы… Типа: ля-ля…
В общем, разъехались.
— А дети есть у вас? В вашей семье и в той?
— Причем тут? У нас есть с Машкой сын.
Взрослый. Мы с Машкой давно живем… Он отдельно проживает. У Ленки с Игорем там чего-то не срослось… Я не в курсе, если честно. Ага. В общем, детей нет.
Но это ни при чем тут совсем.
И вот. Стали мы с Ленкой снимать квартиру.
Хорошую такую, однокомнатную, правда, зато кухня такая нормальная, мы там с ней говорили все время, с Ленкой в смысле.
Сначала хорошо все было. А потом, год еще не прошел… Или прошел? Не, не прошел… И вот, значит, стал я замечать, что чего-то не так у нас. Понимаете? Ну, чувствуется это всегда, ага? Нет, Ленка мне не отказывала никогда.
Это вообще у нее так всегда: что в сексе, что поговорить, что водочки выпить… Не бывает отказу. Но какая-то фигня… Чувствуется. И, главное, если она чувствуется, то уже не уйдет никуда. Это точно совершенно. Тогда я решил поставить две видеокамеры…
— Извините, а вы где работаете? Я, например, вообще не представляю, где берут видеокамеры и как их устанавливают…
— Я бизнесмен. Не важно. Если вам видеокамеры понадобятся, я помогу…
Ну вот, значит, две поставил. Комната, кухня. Поставил. Ага.
И вот прям очень быстро… Дня через два… Смотрю то, что та сняла, что в комнате.
И вижу, что приходит к моей бывший ее муж, Игорь, то есть она его ведет в постель и они там… Понимаете? Ага.
И, главное, та камера, что на кухне была, не показывает ничего. Понимаете? Они не разговаривали даже. Даже чай не пили. Или там еще чего. Игорь этот пришел, свое дело сделал и ушел. И все.
Ну, я к жене. А она, главное, не отпирается вообще. Ага. Она говорит:
— Да, — говорит. — А что ты так волнуешься? Мы с Игорем десять лет жили.
Представляешь, сколько раз мы с ним? Разом больше, разом меньше — это что, так принципиально? И вообще, если хочешь, мы закончим с ним это. Обещаю.
— Если бы, — говорит, — чужой какой-то мужик, ну, типа новый — тогда да. А так чё?
Просто помогла ему и все. А чё ему делать, сам подумай? Не к проституткам же ходить? И потом, я с ним совсем не так себя веду, как с тобой. Я с ним фригидная совсем. Давай вместе посмотрим, что ты там снял, — сам убедишься.
— И вы вместе… все это смотрели…
— Один раз. Я не смог больше. Но надо же было типа разобраться. Ага. Ну, она совсем другая с ним, правда. Совсем фригидная. Я первый-то раз в нерве был — не заметил. А когда спокойней стал, пригляделся… Вообще… Как сказать? Без удовольствия она вообще там это все… Понимаете?
— Иван Сергеевич, вы извините. Но вы ко мне зачем пришли? Когда ко мне люди приходят, я прошу их четко сформулировать вопрос, который их ко мне привел. У вас какой вопрос?
— Сейчас… Мы потом еще с Ленкой говорили… Она предлагала еще раз видео посмотреть, но я не смог. Я уже говорил, да?
Я вот чего понять хочу: она изменяла мне или действительно просто пожалела Игоря? Она вообще, Ленка, добрая очень. По жизни. Щенка вот на улице подобрала, принесла. Забавный такой… Ага.
Вот вам рассказал и понял: все-таки это не измена. Нет. Просто Ленка — добрый человек. Бывают же такие люди, как думаете?
Вот она тоже: увидела, что мне это неприятно, и сказала, что не будет такого больше никогда. Все.
— А камеры вы убрали?
— Зачем? Перевесил на другое место. Они — скрытые, незаметные совсем. Но ничего на них нет. Ленка слово свое держит.
Спасибо, что выслушали. Вот рассказал и понял: нет, не измена это. Неприятное такое происшествие. Ага. Но не измена. Точно: не измена.
* * *
Я ничего не понимаю в любви.
Если бы я понимал в любви, я бы не ходил сейчас по своей квартире в абсолютно не гордом одиночестве и не вел бы бесконечных разговоров про любовь с самим собой.
Я бы жил с женой. И мы бы с ней сидели вечером при выключенном телевизоре, выпивали бы чего-нибудь помаленьку и говорили бы о чем угодно, но только не про любовь.
Потому что, когда любовь есть, о ней не умничают — ею живут.
Любовь — море. Прыгнул — плыви. Чего рассуждать?
Если человек плывет в море и размышляет, скажем, о том, как бы лучше преодолеть набегающую волну или как правильней грести руками-ногами, — он утонет. И все тут.
Либо размышляешь, либо плывешь.
И третьего не дано.
Я хожу по квартире, курю, конечно, выпиваю чуть-чуть, и думаю о том, что в юности любовь — это соревнование. И с окружающими, и с самим собой.
Я отчетливо помню тот день, когда стал мужчиной. Моя первая любовь была старше меня на девять лет.
Она была очень умелой, и я сразу понял, что такое счастье в любви.
Ее звали Ольга. С шестнадцати лет я ненавижу женщин с этим именем.
Впрочем, ненавидеть я стал позже.
