— Нет! — рявкнула мать Ричарда. — Но если произойдет, клянусь святым Мартином, кое-кто об этом очень пожалеет!
Глава вторая
Шотландия — навсегда!
9 октября 1189 года, утро и далее.
Мессина, королевство Сицилийское.
Нет ничего хуже, чем проснуться больным телесно и к тому же с похмелья.
Казаков с невероятным трудом разлепил глаза, и окружающий мир показался настолько мерзким, что захотелось провалиться обратно в теплый черный омут без сновидений и плавать в нем как можно дольше. Во рту и горле непереносимая сушь, слабость такая, что любое движение требует весьма значительных усилий, рука сильно болит… Что же такое стряслось? А, вспомнил. Хорошо, что удалось довольно дешево откупиться от искушения поучаствовать в войне двенадцатого века. Десяток сантиметров правее — и арбалетный болт пробил бы легкое или сердце. Повезло. В каком-то смысле.
Что же было потом? Правильно, они с Гунтером приехали в монастырь, перепугали Беренгарию, а дальше? Дальше был полулитровый бокал смеси красного вина со спиртом, принятый на голодный желудок и после изрядной потери крови. Как следствие — антероградная амнезия [Состояние абсолютной потери памяти после приема наркотического или наркотизирующего вещества.]. Никаких воспоминаний.
Он поднял гудящую, словно гонг в буддийском храме, голову и попробовал осмотреться. Ложе устроили на сундуках с тамплиерским золотом. Вместо простыней — окрашенный в пурпур шелк. Небось Беренгария пожертвовала. Внизу что-то мягкое, и чувствуется запах сухой травы — монастырский тюфяк, принесенный святыми сестрами. Сквозь высокое окно пробивается золотисто-голубой свет, значит, давно утро. На одном из стульев у стены кто-то сидит.
— Ваше высочество? — просипел Казаков. — Это вы?
— Нет, пресвятая Мария Магдалина, утешительница и целительница.
— Кажется, это вам однажды сказали — «иди и не греши»?
— Если вы проснулись и начинаете острить, значит, мессир фон Райхерт переоценил тяжесть вашей раны, сударь, — сухо ответила принцесса. — Пожалуйста, попробуйте не шевелиться лишний раз. После ночного приключения сестры Мария и Клара от хвалитн до утрени отмывали пол от крови. Вашей, между прочим. Не понимаю, как в человеке может умещаться такое количество этой жидкости? Кстати, о жидкостях! Давайте я помогу вам сесть.
— Сам, — буркнул пострадавший и, стараясь не тревожить левую руку, попытался прислониться спиной к прохладной каменной стене. — Подайте кувшин или я умру от жажды, а в моей безвременной гибели обвинят вас.
Беренгария отнюдь не шутила, когда говорила, будто многое повидала в своем горном королевстве. Отец, король Санчо, несколько раз брал принцессу на войну с маврами, она присутствовала на множестве турниров, а во время битвы наваррцев с кордовскими сарацинами при Сарагосе даже помогала монахам и рыцарям-госпитальерам обихаживать раненых. Между прочим, любая благородная девица и прекрасная дама обязана быть знакомой с целительским искусством, это непременная составляющая хорошего воспитания. Если поблизости нет образованных священников, уход за мужьями, братьями или отцами, пострадавшими в непрестанных сражениях, возлагается на любящих женщин. Гунтер, посмеиваясь, как-то говорил Казакову, что почти не сомневается в жульничестве со стороны рыцарей — они, мол, нарочно калечатся, чтобы внимание прекрасных дам не ослабевало…
Разумеется, принцесса с помощью сестер бенедиктинской обители загодя приготовила множество напитков, по совету келаря изрядно сдобренных лимонным соком.
— А можно… — Казаков выхлебал первый кувшин и подозрительно оглядел остальные, — можно попросить вина? Кислого? Голова жутко болит… Гунтер меня вчера опоил своим… spirtyagoy.
— Чем? — переспросила Беренгария. — А, кажется, поняла! Этим жутким пойлом, которое вы привезли с собой? Но зато вам не было больно, сударь. Вот вино. Вам оно тоже будет полезно.
— Не было больно, — бурчал оруженосец, маленькими глотками цедя перебродивший виноградный сок. — Вы хоть видели, что он делал? Я Гунтера имею в виду.
— Видела. Сначала мессир фон Райхерт… — принцесса неопределенно пошевелила пальцами. — Вначале он почистил вам… царапину, потом взял у меня иголку и начал зашивать. Я знаю, сарацины давным-давно научились шить раны, это искусство переняли некоторые европейцы, но увы, весьма немногие — например, рыцари Святого Иоанна, побывавшие в Палестине. Я сама не умею.
— Потом что-нибудь делал? — последовал настороженный вопрос.
— Вот, — Беренгария осторожно подняла двумя пальцами со стола использованный шприц-тюбик. — Сказал, будто это арабское снадобье. Чудно… Пузырек из очень странного материала.
«Еще бы ты видела пластик, — подумал Казаков. — На всякий пожарный все использованные инструменты из моей аптечки придется уничтожать, чтобы не вызывать лишних вопросов. Пусть Гунтер и говорил, что инквизицию еще не придумали, но все равно — таких следов оставлять нельзя. Воображаю: лет через восемьсот археологи начнут копать Мессину и найдут в культурном слое двенадцатого-тринадцатого веков использованные шприцы… Сенсационная реклама для колумбийских наркокартелей! Смешно…»
Исполнив долг милосердия, принцесса снова опустилась в черное деревянное кресло и вернулась к прерванному неожиданным пробуждением господина оруженосца занятию. Беренгария успела подружиться с сестрой келарем, преподобной Марией Медиоланской, являвшей полную противоположность фурии аббатисе — сестра Мария являлась просто образцом добродетельной монахини: тихая, добрая, деловитая и не чуждается небольших радостей жизни. Именно она вчера проводила Беренгарию в библиотеку монастыря, чтобы наваррка могла посмотреть интересующие ее книги.
Здешние библиотеки весьма отличались от книжных собраний, знакомых Гунтеру и Казакову по прошлой жизни. Очень небольшие — книги ведь не печатаются, а переписываются, дорог пергамент, хорошие краски и чернила, бумагу из хлопка делают только на Востоке или в Кордовском халифате, переписчику для того, чтобы скопировать одно лишь Святое Писание в полном объеме, требуется год, а то и полтора… Следовательно, семь с половиной тысяч томов, находившихся в знаменитой обители Клюни, вотчине Бернара Клервосского, являли собой одну из самых крупных библиотек христианского мира. Может быть, собрание книг Константинополя из хранилища собора Святой Софии и превосходит числом Клюнийскую коллекцию, но ненамного. Еще следует вспомнить, что большинство авторов пишут на латыни (каковой язык, в общем-то, знают все образованные люди), но книги греческие, арабские или написанные на еврейском, приходится переводить, что весьма задерживает их распространение по другим монастырям.
За двести лет существования женской обители Святой Цецилии библиотека подобралась очень даже неплохая: восемьсот с лишним томов. Блаженный Августин, Ансельм Кентерберийский, Ареопагит, обязательный святой Бернар, многочисленные жития, Евангелия и схоластические сочинения, римские и эллинские авторы — от ясного солнышка науки и просвещения Аристотеля Стагирита до язвительного Сократа, въедливого Геродота и обстоятельного Тита Флавия.
Беренгария осмотрела тома, пробежалась равнодушным взглядом по собраниям папских булл, разрозненным книгам на непонятном арабском языке, толстым подшивкам летописей, сделала невинное лицо и сказала сестре Марии, что хотелось бы найти что-нибудь попроще. Светское, так сказать. Мирское и суетное. Да простятся такие помыслы…
Мария Медиоланская подняла брови, но ничем более удивления не выявила, объяснив, что преподобнейшая аббатиса Ромуальдина Кальтаниссеттская запретила содержать в библиотеке греховные сочинения, предосудительные для монахинь и ведущие лишь к духовной погибели, телесным искушениям и отвлечению от благочестивого созерцания величия Господнего. Беренгария намекнула, что запреты для того и существуют, чтобы их нарушать, а ничего дурного или грешного в «Песне о Роланде», к примеру, нет вовсе. Не стоит также забывать, что сама Беренгария не принимала схимнического обета, а является мирянкой. Сестра Мария сдалась.
В самом дальнему углу библиотеки громоздился коричневый, засиженный мухами шкап. Келарь подошла к сему монументу, сняла с верхней полки несколько книг, а Беренгария с любопытством выяснила для себя, что у шкапа отодвигается задняя панель, скрывающая за собой нишу в стене, а там лежат рукописи, завернутые в тряпки. Сестра Мария, не глядя, выдала принцессе находившийся сверху фолиант и предупредила, что коли Беренгария попадется с этим сочинением на глаза Ромуальдине, то пусть говорит, что привезла книгу с собой из Наварры, а лучше вообще сошлется на Элеонору Пуату и клянется, что том принадлежит королеве-матери.
Именно сей редкостной рукописью сейчас и зачитывалась Беренгария на глазах мессира оруженосца. Рядом с ней удобно устроилась рыжая кошка — драгоценный подарок невесте от Ричарда Львиное Сердце — которую принцесса, поразмыслив, назвала Гуэридой, то есть, в переводе с наваррского диалекта, Прелестью.
— Ваше высочество, — Казаков, после нескольких литров кислого подогретого питья постепенно начал оживать и, как обычно, повел себя непринужденно, — почитайте вслух, мне тоже интересно.
