— Данни, мерзавец! Пропащая душа! Сукин сын! Он мне тут куртуазные письма посылать будет! Выучили дикаря держать перо в руках!
Она быстро развернула хрустнувший лист и буквально впилась глазами в строчки. Сообщений от человека, которого она считала искренне преданным ей самой и нескольким ближайшим друзьям наподобие графа Конрада Монферратского, Элеонора ждала далеко не первую неделю.
...«Мадам Элинор!..»
— Хорошо хоть не написал «Моя дорогая Элинор», — буркнула королева, прочтя первую строчку. — Или «дражайшая матушка»… Scot’s cur! [Шотландский ублюдок (англ.)]
...«…Полагаю, когда вы прочтете эту бумагу, вам уже станет известно о безвременной кончине нашего общего друга и моего покровителя. Какая жалость, мадам, — благодетель удавлен на виселице дуврской гавани, где обычно вешают пиратов и злодеев короны. Наследство покойного частично осталось при мне, но увы — я не ваш подданный и постараюсь распорядиться им по своему усмотрению. Думаю, ценности будет надежнее передать кому-либо из наших друзей, живущих, к примеру, далеко на востоке. Прошу поверить, что ни один изумруд из коллекции висельника не пропадет напрасно и послужит нам всем на благо. Не подозревайте меня в воровстве: наследство принадлежит не только вам. Скорее всем и никому одновременно.
Возможно, к средним или последним дням месяца ноября я сумею улучить краткий миг, дабы узреть вас в Неаполе, если, конечно, ваше величество соблаговолит в надлежащее время посетить сей богоспасаемый град. Место, где мы можем увидеться, вам прекрасно известно, и да благословит Господь святого Николая.
Берегитесь ромеев, моя королева. Ромеи — как раз те, про кого сказано: „Опасайтесь дары приносящих“. Базилевс бросил кости на стол, и я до сих пор не вижу, выбил он двух коней [В Средневековье знакомые нам кости с цифровыми значениями на гранях не употреблялись, а стороны кубиков были украшены изображениями животных или птиц. «Два коня» — абсолютный выигрыш, две «шестерки».] или нет.
Мадам Элинор, я всегда пребуду с вами. В мыслях. А порой в действиях.
Данни».
— Каков негодяй! — воскликнула Элеонора, и было не понять, возмущена она или умиляется. — Так, а что в письме от Ральфа?
Вторая депеша оказалась не в пример короче и написана посуше:
...«Сим сообщаю, что бумаги вывезены греками. Есть опасность, что они попадут в руки базилевса. Известному вам человеку не в штанах, а в юбке более не доверяйте. Попробую что-нибудь предпринять.
Ральф Джейль».
Повод всерьез задуматься. Элеонора машинально потянулась к кубку со своим любимым кислым белым вином, отпила, вытерла платочком подбородок и совсем было вздумала откинуться на спинку сиденья, но вспомнила, что она не в монастыре, где для гостей существуют достаточные удобства, а в походном шатре. На складных сарацинских стульчиках из кедра и парусины спинки, к сожалению, отсутствовали.
Дело принимало весьма странный и тревожный оборот. Архив канцлера де Лоншана (которого Элеонора не без оснований не считала помешанным на деньгах скрягой, но авантюристом высочайшего пошиба, способного заглянуть в будущее) представлял величайшую ценность. Где там рыцарям-храмовникам с их векселями! Лоншан отнюдь не собирал компрометирующую самых высших дворян любовную переписку или досужие сплетни аристократов Европы друг о друге. Он поступил куда разумнее и предусмотрительнее — на украденные из казны деньги мэтр Уильям скупал долговые расписки, принадлежавшие королям, великим герцогам, клирикам, торговым домам Франции и Италии. Лоншан мог взять за бороду кого угодно — от герцога Анри Бургундского или графа Тулузы Раймунда до короля Дании или правителя Польши Казимира Справедливого. Люди покойного канцлера трудились по всей Европе, раздобывая векселя, доверенные письма, закладные…
Короли владеют землями, церковь — душами, а Лоншан захотел править и королями, и церковью. Почти что десятилетний доход английской казны, украденный канцлером, пошел на осуществление его замыслов. Закон есть закон, и в любом государстве по предъявленному неоплаченному долговому обязательству суд стряпчих обязан наказать должника, взяв с него надлежащую сумму или компенсировать кредитору потери в виде земельных владений, замков и любого имущества.
Но ведь вполне можно не доводить дело до суда, а просто придти к неудачливому должнику или прислать доверенного человека и о чем-нибудь походатайствовать. О мелочи. Любой мелочи. Скажем, отвести войско от границы, не быть в определенное время в определенном месте… или наоборот, быть. Попросить даровать лен. Похлопотать о должности для родственника. Посоветовать (только посоветовать!) захудалому королю какой-нибудь Норвегии или Венгрии жениться или не жениться на богатой принцессе или герцогине. Намекнуть некоему архиепископу, что твой личный враг — противник церкви и подлежит строжайшему наказанию, если не отлучению… Можно позволить себе очень многое.
Архив Лоншана — это власть. Но где этот архив, во время августовской суматохи исчезнувший из Лондона?
Элеонора Пуату быстро просмотрела письма от Годфри и принца Джона. Два наместника Английского королевства в своих депешах ничего нового ей не сообщили. То же самое, что и в рассказах господина Мишеля де Фармера и его оруженосца, с легкой руки королевы облагодетельствованного нынешним днем баронством в Шотландии. Значит, благородные господа не солгали и не приукрасили. За это стоит вознаградить их дополнительно. Королева-мать ценила верных людей.
Но сейчас два преданнейших человека — Данни, еще известный как Дугал Мак-Лауд, и глава личной стражи Элеоноры Аквитанской, выполнявший некоторые особо конфиденциальные поручения королевы-матери, мессир Ральф Джейль (по приказу аквитанки он оставался в Англии и следил за Лоншаном последние месяцы) докладывали абсолютно взаимоисключающие вещи. Дугал-Данни утверждал, будто часть архива у него и он собирается отправить ее «на восток», то есть Конраду Монферратскому, а другой заявлял: не доверяйте Данни, он продался византийцам.
Что прикажете делать?
Элеонора, разумеется, не оказалась бы заполучить драгоценный архив в свои руки, но если он уйдет к тирскому владетелю Конраду, ничего страшного не стрясется. Обидно, правда, ибо делиться властью не хочется никому и никогда, но в конце концов Монферрат и английская королева трудились ради одной цели и пока не видели поводов предавать друг друга.
Самое страшное произойдет в ином случае: если бумаги получит умнейший и склонный к невероятным авантюрам базилевс Византии Андроник Комнин, который, вдобавок, изрядно недолюбливает франков. Тогда весь замысел может пойти насмарку, и вовлеченным в дела Конрада Монферратского людям грозит масса неприятностей. В архиве среди прочего добра находились расписки самой Элеоноры и ее сыновей, Конрада и даже султана Саладина.
Кому же верить? Данни или Ральфу Джейлю? Ральф последние десять лет, которые Элеонора Пуату провела в заключении в замке Винчестер, оставался единственной ниточкой, связывавшей пожилую аквитанку со свободой, и делал все ради того, чтобы находящаяся в тюрьме королева из-за коричневых винчестерских стен могла хоть как-то влиять на политику Европы. Джейль заслуживает почти абсолютного доверия. Кроме одного «но»: Ральф Джейль ненавидит шотландцев и лично Дугала.
А Дугал? Элеоноре нравились такие люди, как Дугал Мак-Лауд из Глен-Финнана. Скотт решителен, отважен и большой любитель подраться, но никогда не сунется в заварушку прежде, чем подумает. Элеонора знала, что Дугала лет десять назад отлично выдрессировали в Риме — в Конгрегации по чрезвычайным церковным делам, превратив туповатого молодого каледонского дикаря в великолепного бойца и образованного человека. Спасибо монсеньору кардиналу Пьетро Орсини, который делал ставку не на изнеженных итальянских дворянчиков, а именно на таких варваров, будь они с гор Шотландии или из фьордов Норвегии. Варвар, в отличие от испорченного Центральной и Южной Европой человека, трудится не за деньги, титулы или славу, а ради своей совести и преданности человеку, однажды его спасшего.
Однако и тут существует свое «но». Дугал непредсказуем. Два года назад шотландец поссорился с курией папы Климента и новым кардиналом-префектом Конгрегации и теперь находится в изрядных контрах с Римом. Прежде на него охотились в Англии, Дугалу хотят отомстить последние недобитки сектантов-вальденсов, еретики-богомилы, а также все, кому он успел насолить во время службы в особом куриальном ведомстве. Конечно, Дугал находится под высоким покровительством Элеоноры Аквитанской и маркграфа Конрада, но если ему однажды придет в голову, что ходить под дланью византийского базилевса надежнее?.. Он бесследно затеряется среди темных улочек Константинополя, и поминай как звали.
Элеонору настораживало одно: письмо Дугала казалось честным. Он не такой человек, чтобы лукавить и интриговать. Возжелай он переметнуться к ромеям, королева получила бы депешу, где нахальный скотт объяснился напрямую — мол, покорнейше простите, государыня, предпочитаю другого хозяина. А вот Ральф Джейль…
Королева-мать знала, что девять лет тому Дугал Мак-Лауд стал одним из зачинщиков шотландского мятежа, изрядно поколебавшего королевскую власть Лондона в Лоуленде, горах Грампиан и на северном побережье Острова. Мятеж начался с того, что скотты подняли восстание в Дингуолльском шерифстве Шотландии, взяли форт, а шерифа с семейством, включавшим жену, пятерых детей и стаю прислуги, то ли сожгли прямо в доме, то ли покидали в озеро. Единственным выжившим ребенком шерифа Дингуолла и был Ральф Джейль. Пятнадцатилетний мальчишка благодаря (между прочим!) приятелям-шотландцам его же возраста распустил волосы, заплетя их в шотландские косички, надел плед одного из нейтральных к англичанам кланов, на время укрылся у друзей, а потом бежал к родственникам в Ноттингамшир.
