Во-вторых, Россия все больше становится колонией (внутренней, если хотите), а Москва по мере того, как амбиции метрополии у нее все сильнее, все больше напоминает столицу колонии — этакий Бомбей времен колониальной Индии. Это удобно, иногда роскошно и часто забавно, но никогда — всерьез. Всерьез — где-то в другом месте. В Москве можно либо зарабатывать с теми, кто у власти, либо им прислуживать, либо вести бизнес маленький и нестабильный. Остальные виды бизнеса сравнительно с аналогами в других странах убыточны или немасштабируемы (что не мешает делать их с прибылью для себя, но так или иначе надо сбежать за границу, пока убытки, которые ты перевесил на государство или партнеров, не начали взыскивать), либо ведутся так или иначе вне России.

В-третьих, я уже давно владею бизнесом, работающим глобально, и мне все больше требовалось быть там, где вещи происходят, а не там, где макропроцессы слышны только далеким эхо. Лондон — финансовая столица мира. Если претендовать на эффективную работу в финансах, надо иметь возможность общаться с теми, кто их «делает» не с далекой окраины галактики, а на месте.

В-четвертых, с точки зрения культуры и искусства Лондон — сердце мира. Театры, музеи, концертные залы, учебные программы не сравнимы с московскими при всем московском разнообразии. Это, кстати, одна из причин почему, уезжая из России, мы не ехали на любимый нами Кипр или юг Испании. Одна, но не единственная: в Испании — налоги, на Кипре — нет университетов.

В-пятых, на бизнесе свет клином не сошелся. Мои дети не собираются делать бизнес — они пошли в мать, заняты медициной и наукой. Ни того, ни другого в России толком не осталось (и не надо мне рассказывать, я знаю, да и дети мои уже на практике имели возможность сравнить). Никто из моих детей не собирается возвращаться — собрать семью в России не получится, а в Англии можно попробовать. Моему младшему надо учиться в школе. Смотреть на то, во что превращается российская школа, с учителями, погрязшими в навязанной бюрократии, с бесконечной угрозой введения религиозного воспитания и требованием «растить патриотов», я больше не хочу и сыну не дам. Частные школы еще местами сохраняют неплохую атмосферу, но по сравнению с хорошими школами в Англии это все равно даже не XX, а XIX век. То, что я вижу в английской программе, несравнимо более современно, адекватно, эффективно. Да и networking, который здесь очевиден и включает детей из самых разных культур, в Москве не приветствуется и лишен разнообразия.

В-шестых, как метко сказал один мой знакомый: «Это не мы уезжаем, это Россия из-под нас уезжает». В России мало кто остался из моих друзей и знакомых. В последние годы стало очень трудно идти против рожна, тем более Европа такая маленькая — от Лондона до Брюсселя на поезде 1,5 часа, с друзьями из Германии можно встретиться погулять по Голландии, билет на самолет поперек Европы — 15 евро. Все-таки размеры России играют против тебя.

В-седьмых, как это ни смешно, но я устал от того, что цветной телевизор у меня в окне работает только три месяца в году, а девять месяцев там черно-бело. Здесь, в Лондоне, зелень — круглый год, улицы чистые (после дождя не надо мыть машину), даже в январе по зеленой траве парков местные гуляют в пиджаках (только надевают шарф). В Лондоне можно здорово гулять по городу двенадцать месяцев в году. В Москве либо грязно, либо душно, либо холодно, а часто «два из трех». Здесь я живу в 45 минутах неспешным шагом от центра и почти никогда не езжу — все время хожу, за день делаю более 20 000 шагов. В Москве идти в центр мне бы не пришло в голову.

В-восьмых — и это уже прагматические соображения, Англия создала достаточно уникальный режим налогообложения для таких как я: собственно, я могу много лет не платить налогов с доходов, если я не ввожу их на территорию Великобритании. В России у меня такой возможности нет (как нет ее и у тех, кто мог бы так же въехать в Россию — я считаю это большим упущением российских властей); в Лондоне дорогая недвижимость, но, оставаясь в России, я отдал бы больше налогами, даже по новому льготному «пятимиллионному» правилу. Не то что бы Англия не хотела собирать налоги; просто она хочет привлечь тех, кто обеспечит потребление и создаст налогоплательщиков в следующих поколениях. Так эмигрантами укрепляется общество.

Если этих ответов недостаточно, боюсь придется дать еще один. Нам просто нравится Лондон — старомодный, трудный, безумный, эксцентричный и эклектичный и вместе с тем очень «свой». Мы его любим. Возможно, это — самый честный ответ (и в «русском» смысле вопроса тоже). Возможно, поэтому мы так легко в него выбрались: но как мы выбирались — тема следующей главы.

Глава 3

Переезд во время короны

Переезд в Англию во время коронавируса практически не отличается от переезда в старые добрые времена. Я не могу похвастаться ни закрытыми границами, ни кошмаром аэропорта, ни спецпроверками. В августе перелеты в Великобританию уже были открыты, и мы рутинно купили билеты на шестнадцатое число (их было много, бизнес-класс был неполон, в экономе, кажется, было занято не более половины мест).

Весной и в начале лета, когда мы уже точно знали, что до 1 сентября надо будет попасть в Лондон, мы не торопились договариваться с одной из старейших авиакомпаний мира, хотя билеты призывно продавались. Граница была закрыта, Аэрофлот продавал и отменял, в семье сумрачно обсуждались варианты побега (обычно я наливал себе скотча, а Ольга — коньяка), высказывались версии: зафрахтовать яхту в Питере и уйти через Балтийское море; ехать на машине через Белоруссию; перейти границу с Финляндией по лесу… Все обошлось.

У тех, кто торопился и покупал билеты, жизнь сложилась не так гладко. В начале августа Аэрофлот начал летать в Лондон, но не перестал отменять рейсы — расписание изменилось, и, пока мы радостно готовились к вылету, наши друзья получали эсэмэски об отмене билетов и загадочном предложении «получить ваучер».

Для нас перелет отличался от обычного лишь отсутствием онлайн-регистрации и необходимостью за 48 часов заполнить анкету на британском правительственном сайте (на пяти страницах мы подробно написали, где будем жить и давали клятву отсидеть карантин; вообще взаимодействие с британским правительством стоит отдельной главы. Если же коротко — это очень удобно и одновременно невероятно сложно). Аэропорт был полупустой, на табло: Анталия, Измир, Стамбул (по 5–7 рейсов) и грустный одинокий Лондон. Дьюти-фри и рестораны в Шереметьево работали как обычно (вирус? — не слышали); маски — по желанию (то есть кто-то в, кто-то — без). Официанты и продавцы вызывали странное ощущение гуманоидов, у которых нос и рот — для украшения, и их можно выставлять напоказ, а на подбородке расположено дыхательное отверстие, и вот его-то и надо прикрыть, дабы никого не заразить. Сотрудник Аэрофлота на посадке (маленький мужичонка с круглым лицом, в темно-синей «аэрофлотовской» форме) был вообще без маски. На мой вопрос: «А что случилось с вашей маской?» он досадливо ответил: «А, херня это все».

Забегая вперед, скажу, что маски, как мне кажется, становятся в новом мире чем-то вроде антишляпы. В Лондоне маску надевают, заходя в помещение, и снимают, выходя на улицу (кроме японцев и китайцев — те не снимают; но не все, конечно, и здесь есть люди без масок). При встрече ее приспускают, говорят: «Хай!» и натягивают снова. Простые люди носят простые маски — одноразовые, медицинские. Хипстеры носят дизайнерские с рисунком или надписями. Серьезные люди — черные из хорошей ткани, часто — с клапанами. Маски лежат на витринах самых серьезных дизайнерских брендов. Без нее в публичном помещении — неприлично. Предложить снять маску в помещении — выказать доверие. Со своими их не носят.

В самолете же маски прямо заменили шляпы. Полсалона были в масках, половина — нет. Даже те, кто сидел в масках и ожесточенно протирал поручни и спинки пахнущим самогоном спиртом, получив завтрак, поснимали маски, и только половина надела их после. Для стюардесс маска стала чем-то вроде предмета сексуальной одежды. Они ходили строго и элегантно в своих масках, кроме моментов, когда они говорили с пассажирами. После взлета одна из них как обычно подошла ко мне, присела у кресла, кокетливо сняла маску, придвинув лицо ко мне на расстояние русской социальной дистанции — сантиметров двадцать — и нежно спросила: «Как я могу к вам обращаться?», подарив мне запах духов и тепло дыхания. «Нежно», — хотел сказать я, но не решился. Узнав, что я буду на завтрак омлет и не хочу ничего спиртного, она улыбнулась, встала, аккуратно надела маску и пошла дальше.

Лондон встретил нас солнечной погодой (весь август погода была одна и та же — солнце, перемежаемое короткими дождями раза два в неделю и 20 градусов) и полупустым аэропортом. Пограничная служба в лице индуса в большой черной чалме не выразила интереса к тому, где мы будем проходить изоляцию (собственно, никакого интереса к нам не выказали и контрольные службы — никто не проверял, что мы отсидели дома две недели). Тем не менее изоляцию мы отсидели честно — я хотел с самого начала чтить законодательство в деталях (увы, не получилось, прокол случился на вывозе мусора).