«Что значит красный?» — спросил Олег.
«Опасно», — был ответ.
Они честно предупреждали его, что он может сломать себе башку, даже если она и защищена Шлемом силы.
Двинуться по зеленому лучу? Перенестись еще на пару-тройку миллионов лет, когда головоногие разовьются в полноценную цивилизацию? Уничтожение мегаполиса на Аламее все равно уже не предотвратить, а так… осьминоги, может, что-то и подскажут, забросят поглубже в прошлое.
«С ума сошел? Человечества нет! — опешил от себя самого Баталов. — Тебе же просто страшно».
Выходило, что он, Олег Баталов, трясся за свою жизнь, даже оставшись в полном одиночестве. Жалкий, ничтожный представитель…
Никого он уже не представлял. Человечество вымерло сотни миллионов лет назад. Создатели Шлема ясно давали понять: зеленый свет! Сюда! К нам! Наберись сил! Назад не ходи. Опасно! Раздавит! Есть же у тебя голова на плечах, Баталов? Живи в новой реальности, если так случилось, жизнь — жестокая штука.
Еще бы. Если он остановит Зимина, Гуревича, Земля не опустеет, головоногие никогда не выйдут на сушу, их цивилизация исчезнет, так и не появившись! Он сломит свежую эволюционную ветвь ради истлевшей миллионы лет назад. Как это с моральной стороны? Опасно!
«Трус! Ничтожество!»
Баталов понял, что запутался. Головоногие еще не обрели язык, не стали разумными в полной мере. Скакнуть по «зеленой», проверить: станут ли? А если точка второго прыжка в будущее ограничит глубину его проникновения в прошлое вот этим моментом? Если после проверки он сможет вернуться только в этот субтропический лес? Тогда с человечеством действительно все будет кончено.
«Что мне делать?»
Ответа не последовало.
Удивительно, но в вопросе рискнуть собой или человечеством Баталов выбирал. Он еще думал! Взвешивал «за» и «против». Решение не пришло сразу — героическое и жертвенное. Были, были они, «мгновения сомнений». Даже не мгновения.
— Я возвращаюсь в прошлое, — сказал Олег, словно несуществующее человечество смотрело на него сейчас во все глаза.
Он провел пальцем по сенсорной панели. Белая точка, пульсируя, последовала за пальцем по красной линии. Расстояние до точки «старта из прошлого» сокращалось: сто миллионов лет, девяносто, тридцать, пятьсот тысяч лет, тысяча, сто пятьдесят лет.
Зимин грозился поразить вторую цель на Аламее через пять часов после уничтожения первой.
Десять лет, год, месяц. В этом случае он, Олег, окажется в зоне радиоактивного заражения. Можно, конечно, спасти человечество за минусом тридцати-пятидесяти миллионов. Заявиться на пепелище, когда «продует», например через год.
Сутки. Десять часов. Час. Точка пульсировала. Повторное нажатие пальца, и она перестанет мигать, Шлем силы получит подтверждение команды.
Сорок пять минут. То есть космодесантник Олег Баталов перемещался в прошлое на сто девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять лет одиннадцать месяцев, тридцать дней и двадцать три часа с минутами. Сорок пять минут. Нажатие — точка перестала пульсировать.
«Полный допуск к системе, — услышал Баталов голос и понял, что это Шлем. — Боевая готовность».
По телу потекла, накрывая его сплошным мягким слоем, серебристая невесомая броня, охватывая грудь, спину, руки и ноги носителя. Баталов чувствовал себя младенцем, которого заботливо пеленали перед выходом на вселенский мороз. Он все же прошел моральное испытание. Последний человек. «Высоколобые сволочи», они закатили ему серьезный экзамен!
Теперь создатели Шлема разговаривали с Баталовым и на его языке, правда, параллельно с «детектором лжи» мыслеформ. Олег доказал, что достоин не только телепорта и перемещений во времени, но и оружия.
Извне пришел образ такой интенсивности и силы, что если бы Баталов и попытался выразить увиденное, то вряд ли бы смог. Слова человеческого языка были здесь бессильны. Очень приблизительно можно было сказать, что Олег увидел серебристый обтекаемый… экзоскелет.
Образ извне продолжал разворачиваться в сознании носителя Шлема силы: инопланетный костюм кипел — его материал фонтанировал, трансформируясь во множество модификаций для войны на суше, под водой, в атмосфере, под землей, в космосе. Теперь Олег мог плыть в жидком кислороде, нырять в жерла вулканов. Мыслеформа высоколобых! Подобной яркости, насыщенности, глубины образа Олег еще не испытывал. Казалось, он мог созерцать ее часами, ощущая, как все его естество обрывается, уходит, рушится в некую невесомую глубину, замирая от восторга.
Оружие Шлема силы. «Полный допуск к системе». Олег застыл посреди ночной поляны, оглушенный всем происходящим, ожидая переноса в прошлое. Не двигаясь с места, ошарашенный тем, кем он стал. Перемещения во времени и пространстве с инопланетным арсеналом… Текучая броня закрыла тело Баталова полностью. Под ней пропало лицо, затем глаза, последними исчезли зрачки.
Шлем силы в сплошном варианте давал фантастический обзор. Настоящий допуск к реальности. Олег даже забыл на некоторое время о своем перемещении в прошлое по красному лучу. В следующее мгновение ночное небо, поляна, лес со стаей древесных осьминогов, колоссально раздавшаяся вширь информационная панорама — все погасло перед глазами космодесантника.
Олег летел над океаном Аламеи на высоте двух тысяч метров. Нет, Зимин выполнил обещание, телепорт перенес Баталова в зону радиоактивного заражения. Перед Олегом предстала спекшаяся земля, остовы зданий. Казалось, сам воздух над сгоревшим мегаполисом все еще прокален и выжжен до мертвенной сухости. Если бы не сплошная броня Шлема силы на теле Баталова, он бы получил смертельную дозу облучения за считаные минуты.
Баталов шел со сверхзвуковой скоростью, невидимый для любых радаров, сканируя океан вплоть до глубинных изменений рельефа в радиусе ста километров. На учениях курсанту Баталову приходилось таскать на голове так называемые «глаза терминатора» — бинокулярный прибор, в котором боец обозревал пространство на триста шестьдесят градусов. Повышенная четкость, мгновенный десятикратный зум, прибавить к этому наложение на видимый фон виртуальной информации: прибор указывал, распознавал цели, классифицировал объекты по степени угрозы, отслеживал траектории снарядов, сектора поражения, но по сравнению с системой Шлема «глаза терминатора» были все равно что детский бинокль. «Терминатор» полностью зависел от флаера-беспилотника, а Баталов сам себе был беспилотник. Олегу не нужно было даже поворачивать голову или двигать глазными яблоками, чтобы выбрать цель. Достаточно было просто подумать.
Снижаясь, Баталов сбросил скорость. В поле видимости Олега попадали крейсера, противолодочные флаеры, субмарины, минные тральщики, надводные комплексы противокосмической обороны, космические истребители, но он не обращал на федералов внимания. Военные, как и он, искали «Троян», только вряд ли у них получится найти дестроер.
Современные средства могли обнаружить малошумную цель на глубине до трех километров, но на двух тысячах дестроер уже не достать даже термоядерной глубинной бомбой. Субмарину выдает шум винтов. Если «Троян» лег на дно, засечь его практически невозможно.
Олег заглянул в Галанет, в информационную сеть Аламеи. До истечения срока второго ультиматума оставалось сорок три минуты.
Баталов не знал, как у него получается распознавать и отслеживать одновременно до трехсот целей и видеть океаническое дно, сейчас это интересовало его меньше всего. Насколько он успел разобраться, система Шлема работала на основе наноструктур. Ну и отлично. Лишь бы работала.
«Где же ты, Зимин? Куда забился, в какую впадину?»
Олег засек «Троян» на глубине двух с половиной километров, дестроер уходил на северо-запад. Скорость, какую развивала субмарина, поражала. В надводном исполнении «Троян» был способен ускоряться до трехсот пятидесяти километров в час, в подводном — до двухсот. Система опознания цели Шлема силы довольно точно определила огневые возможности дестроера.
Олег сделал запрос о вооружении Шлема и испытал шок: твердотопливные ракеты по сто грамм каждая. Двенадцать штук. У Баталова была за спиной обойма из металлических карандашей. И никакого аннигилятора или хотя бы гравидеструктора.
Олег видел виртуальную схему отсеков субмарины, наложенную на гладь океана. Переборки, рубку, торпедные аппараты, носовую часть. Три члена экипажа. Даже липовые данные с чипов-идентификаторов тигров космоса. Но что он мог?
Помня об имплантированном в его тело маячке, Баталов продублировал сигнал — выдал в эфир координаты Зимина. Совместив виртуальную рамку прицела с планом лодки в разрезе, он выбрал рубку, где находился Фарма, и мысленно отдал команду на поражение цели — произвел пуск одного из «карандашей».
Стограммовый снаряд резво ушел вниз, прорезал толщу воды и достиг подлодки. Взрыва не последовало. Ничего не произошло. «Карандаш» просто ткнулся в борт субмарины, он даже не пробил обшивку, с таким же успехом Олег мог запустить в трансформер теннисным мячом. Зато система целеуказания «Трояна» тотчас отследила местонахождение Баталова по траектории мини-снаряда.
«Подчинение цели: десять процентов», — сообщил Шлем владельцу.
Дестроер всплывал, стремительно трансформируясь. Из воды он вылетел, уже вытянувшись в истребитель. В первые мгновения Олег испытал острое чувство незащищенности, желание удрать. Да что говорить, при виде вырвавшейся из океана стальной махины его охватил страх. Такой страх обычно толкает бойца на бегство. Федералы получили координаты дестроера, но ближайшая эскадрилья флаеров находилась в трехстах двадцати километрах от места столкновения Олега с Зиминым. Эсминец — в пятистах. Фарма все рассчитал верно: расправиться с «летуном» один на один и исчезнуть.
Олег взвился на три тысячи метров, нарезая зигзаги, то проваливаясь, то вновь набирая высоту. Зимин также выжимал из «Трояна» все возможное, поднимаясь свечой. Для боя на встречных курсах он хотел получить преимущество в скорости, но пока не мог этого достичь.
На четырех тысячах Олег, совместив рамку прицела с корпусом «Трояна», отдал команду «пуск». Ракета осталась в приемнике под его левой рукой.
«Подчинение цели: тридцать процентов», — пришел ответ системы, намекая на то, что вполне достаточно поражающей мощи и первого «карандаша».
«Почему тогда он в меня палит?!» — Малозаметный, сверхманевренный, но безоружный Баталов вертикально уходил в небо.
В верхней точке полета дестроер завис на несколько мгновений и стал сваливаться хвостом вниз. Олег видел, как пилот «Трояна», отключив форсаж, полностью сбросив газ, разворачивает истребитель в положение нормального полета. Получив удар плазмой и оказавшись внутри огненного шара, Баталов замедлился, остановился и начал падать. В зависании Зимин выиграл те мгновения, которых не хватило Олегу. Сбив скорость «летуна» постоянной бомбардировкой плазмой и лазером, затяжным напряжением защитного поля противника, Фарма сейчас находился над ним. Выиграв борьбу за высоту, тигр космоса атаковал сверху, выпустив ракету и тут же ударив из аннигилятора.
И тут произошло то, на что не была способна ни одна созданная человеком машина. Мгновенно остановившись в воздухе, Олег тут же по диагонали устремился вверх. Сфера аннигиляции накрыла пустое пространство.
Зимин вновь открыл огонь из лазерных пушек, добавив пару крупнокалиберных пулеметов. Защитная оболочка вокруг Баталова то и дело озарялась пламенем. В Олега ударила протонная торпеда, затем, ослепляя небо и океан огнем, ухнула управляемая ракета.
Несмотря на круговое «зрение», Баталов из-за вспышек упустил «Троян» из виду. Шлем сам нашел цель: Зимин скрылся за облаками.
Олег мог легко догнать противника, но что потом? Шлем был не способен атаковать дестроер, не говоря о том, чтобы его уничтожить. На плече Баталова вздыбилась серебристая пленка. Защитное поле, а затем броню все же пробил один из осколков. Шлем оповестил носителя, что разрыв образовался при ударе мощностью сто сорок тонн на квадратный сантиметр, а бронекостюм использовался в режиме ста тридцати. Олегу предлагали повысить сопротивляемость до двухсот.
«Что же ты раньше молчал, что есть такая опция? — Баталов повысил силу защиты вдвое. — Я хочу уничтожить «Троян»!»
«Исключено», — пришел ответ.
На глазах Олега, получив небольшое повреждение, серебристая броня затянулась сама.
«Герметичность восстановлена. Полное подчинение цели».
Шлем, видимо, отключил защиту по периметру, потому что сияние вокруг Баталова погасло. В грудь, пояс космодесантника ударили крупнокалиберные пули, впрочем, не причиняя тому никакого вреда. Думая, что Шлем дал сбой, «Троян» ринулся на Олега.
Зимин шел в лобовую атаку. Больше не надеясь на лазер и ракеты, он сближался, чтобы ударить сферой аннигиляции с расстояния двухсот-трехсот метров.
«Полное подчинение цели» — Олег увидел виртуальную модель «Трояна» в разрезе. Кабина стрелка, пилота, данные приборов, бортовой компьютер. Ракета, ударившая в рубку субмарины, только сейчас отлипла от борта. Триллионы нанороботов из ее контейнера проникли в дестроер, вошли во все узлы и агрегаты, электрические и электронные цепи, подчинили Шлему силы бортовой компьютер.
Олег заблокировал доступ к вооружению «Трояна», перевел управление машиной в режим автопилота, задал район посадки. Космический истребитель, пролетев мимо Баталова, послушно сбросил скорость. Снизившись, дестроер приводнился, трансформируясь в океанский лайнер.
Баталов опустился на палубу. Отключил круговой обзор. Обнажил лицо. За белоснежным бортом бились, причмокивали волны. Стоял штиль. На горизонте возникла громада авианосца.
Над боевым кораблем кружили противолодочные флаеры. Олег улыбался. Он все же прыгнул на двести миллионов лет в прошлое и, кажется, внес значимые коррективы. До истечения очередного ультиматума оставалось несколько минут.
Баталов с удовольствием полной грудью вдыхал океанский воздух. Планета Земля вновь была населена людьми.
Военные наводнили эфир:
«Кто вы?! Назовите себя! От имени главнокомандующего вооруженными силами Аламеи приказываю вам сложить оружие!» — «…или будете немедленно уничтожены…» — «Олег Баталов, выйдите из зоны поражения!»
— Сейчас они сами выйдут, — произнес Олег, герметизируя отсеки и понижая содержание кислорода внутри лайнера.
Через несколько минут на палубе появились кашляющие, хватающие ртами воздух тигры космоса: Зимин, Марек и Гюнтер. Перебитые бластеры, виброножи, коммуникаторы полетели под ноги победителю.
— Лицом к авианосцу, руки вверх, — сказал Олег. — Если не хотите получить в борт ракету. Кто обернется…
Баталов решил не продолжать. Страшный, непонятный человек, стоявший у террористов за спиной, мог вообще ничего не говорить, он забрал у них дестроер без единого выстрела.
— Вы должны передать нас в руки федералов, — произнес Зимин. Главаря боевиков, а теперь военного преступника мелко трясло. Упоение властью, могуществом очень быстро сменилось бессилием и паникой.
Тигры космоса закивали.
— Я обращаюсь к вам, как к гражданину, Баталов, — начал Марек. — Я глубоко сожалею и раскаиваюсь…
Но Олега за спинами пленников уже не было.
Генерал-лейтенант Гуревич грузно облокотился о заваленный грязной посудой, бутылками и объедками стол. Ночью кто-то из приглашенных в его загородный особняк гостей сунул хрустальную пепельницу в утилизатор, и тот накрылся. А потом кто-то сунул в мойку канарейку, и посудомойка отказалась работать, да еще направила жалобы в полицию и комитет по защите домашних животных.
Гуревич не мог узнать, кто из офицеров напакостил хозяину с пьяных глаз. На время попойки видеокамеры отключили. Отмечая принятие поправки к ДОКу, будущие офицеры ССД — «свободные солдаты допуска», плясали разгоряченные, полуголые, потные, с девушками в купальниках, щупали их, срывая трусики, курили запрещенные сигареты и кальян, пили самодельный коньяк — словом, веселились, как древние люди, без коммуникаторов, чтобы не слышать об отравлении печени, почек, подскочившем артериальном давлении и смертельном вреде никотина.
Гуревич икнул. Свет из самоочищающихся окон лился ослепительный, резал глаза. Или генералу так только казалось. На второй день после алкогольного варварства Гуревич обычно принимал только дорогие синтетические или сетевые наркотики. В одиночестве и тишине.
Генерал-лейтенант сидел за столом в трусах и майке. Нужно было закинуться чем-то, но сил встать и подняться, пусть и на лифте, на второй этаж особняка, где у него была припасена «кислота», не было. Пискнул зуммер, из шкафа выехал на плечиках постиранный и выглаженный генеральский мундир, который Анатолий Игоревич вчера порядком уделал — погон болтался на одной петле, а рукав был заблеван. Шкаф погон пришил. Мундир источал запах свежего айсберга в ледяных водах Антарктики, но и от него к горлу Гуревича подкатила тошнота.
Отыскав в мешанине тарелок бокал с соком, генерал сделал глоток и тут же выплюнул оранжевую жидкость в ополовиненное блюдо перед собой. В апельсиновый сок плеснули спирта.
Брызги изо рта попали на майку. Ругая всех и вся последними словами, Гуревич поднялся. Стащив с себя майку, он натянул ее на стиральный манекен в шкафу, поверх добавил изрядно заляпанную белую рубашку, которую подобрал с пола. Закрыв дверцы, нажал на кнопку «пуск». Манекен выпустил пар, затем мыльную смесь.
Все-таки они здорово погудели, отмечая победу на референдуме. За поправку к ДОКу проголосовали две трети его участников. Для Крэмберга все было кончено. Для генерал-лейтенанта Анатолия Гуревича это значило: э-ге-гей! Принимай парад! На подходе новые, оснащенные свободным оружием подразделения с уровнем допуска 1,2 агрессора. У серийных маньяков-расчленителей и то порог возбудимости ниже.
Как там поживает Зимин? Дело было сделано, и генерал-лейтенанту не хотелось, чтобы пострадал еще один мегаполис. Фарму нужно было срочно ликвидировать. Чего они там возятся на Аламее? Скорей бы уж кончили ублюдка! Как земля носит подобных скотов?
Впитав влагу, манекен в стиральном шкафу надулся изнутри горячим воздухом — на выстиранной рубашке не осталось ни одной складки.
Нужно было узнать новости с Аламеи. Судя по тому, что генерала не вызвали по тревоге, второй мегаполис еще стоял. Натягивая рубашку, Гуревич включил голограф. Затем генерал не удержался, вернее, руки сами потянулись к нейрошлему, где нелегально была установлена последняя новинка звуковой инженерии — синтезатор положительных эмоций.
В последние годы в Галанете рулили цифровые наркотики, наибольшей популярностью пользовался набор звуков, вызывающий у слушателя прилив сил и острую радость. А потом группа выдающихся, но недобросовестных ученых создала «Симфонию удовольствий». У Анатолия вчера гулял один такой жирненький звукоинженер-изобретатель. У генерала мелькнуло подозрение: не он ли решил подшутить над канарейкой? Хотя любой из гостей мог отмочить подобное, кроме проституток, естественно, которые были на работе.
«Уроды какие редкостные, — подумал генерал-лейтенант. — Никакой субординации».