— Да? — режиссёр остановился на полпути.
— Этот, который заместо Охлопкова, Травин, кажется. Кроме съёмок, близко его ко мне не подпускай, от него одни несчастья.
— Как ты умудряешься влипать в неприятности?
Кольцова лежала на кровати в своём номере, при свете настольной лампы разглядывая негативы, рядом, на одеяле, в пепельнице дымилась папироса, на тумбочке стояла чашка уже остывшего шоколада и лежал томик Вудхауза «Девушка с корабля» в переводе Натана Френкеля. Травин сидел в кресле в брюках, но с голым торсом, и листал газету. Он заглянул к Лене с полчаса назад, чтобы рассказать, что случилось на съёмках, однако поначалу разговора не получилось. Кольцова вцепилась в него как змея и потащила на упругий матрац. Сергей даже растерялся от такого напора, но спорить не стал, правда, и эмоций прежних не испытал, былая любовь прошла, оставив лёгкий, едва ощущаемый след.
— Скорее всего, случайно, — сказал молодой человек, — завтра, наверное, в газетах будет.
— Вечно так, самое интересное пропускаю. Значит, говоришь, выстрелил прямо в неё?
— Нет, он вообще-то в меня целился, из «маузера» попасть с пяти шагов дело плёвое, если стрелять умеешь и рука твёрдая. Этот Муромский в руках настоящего оружия не держал, наверное, вот ствол и повело влево, не понял, что в «маузере» боевой патрон, секунды две доходило. А потом откачивать пришлось, как девчонка разрыдался.
— Он же артист, кого хочешь сыграет, — Кольцова отложила негатив, сцепила руки в замок, — увидел, что не вышло, и выдал сценку. Но в следующий раз обязательно меня позови, я такой кадр сделаю, пальчики оближешь. Думаешь, на Малиновскую охотятся?
Травин как раз этого не думал, скорее, убить рассчитывали бывшего партнёра Малиновской, уехавшего артиста, а патрон просто забыли вытащить. Но Лене хотелось думать, что охотятся на знаменитость, во-первых, потому что об этом можно сделать замечательный репортаж, а во-вторых, артистку она недолюбливала. Не до такой степени, чтобы смерти желать, но если случится, то вроде как приятное совпадение.
— Помнишь, как мы банду в Москве взяли? — спросила она.
Строго говоря, преступников, воровавших драгоценности из Гохрана, брали уголовный розыск и уполномоченные ОГПУ, а главную роль в этом сыграл дядя Травина, Николай Гизингер, правда, с тех пор он как в воду канул. Причём вполне возможно, в прямом смысле — бывший барон был тем ещё авантюристом. Банда Шпули и Радкевича не исчезла из жизни Сергея насовсем, через год после ареста внезапно объявились братья Лукашины, Пётр и Илья, их нашли убитыми в Лефортово. Травин тогда только начинал работать у Осипова, уполномоченного первой группы МУУРа, трупы Лукашиных он видел в прозекторской института Склифосовского.
— Конечно, помню, — ответил молодой человек.
— Мы же с тобой молодцы были, без нас ничего бы не вышло? — не отступала Кольцова.
— Ещё какие молодцы.
— Вот я и подумала, не тряхнуть ли нам стариной, не раскрыть ли покушение на известную артистку? — глаза Лены горели, она глубоко втянула дым и выпустила струйкой.
— У нас, — напомнил ей Травин, складывая газету, — здесь совсем другое дело, в воскресенье мы обедаем у Федотова, а потом ты будешь его обхаживать.
— Ха! До воскресенья ещё целый день, даже почти два, времени предостаточно. Я уже кое-что узнала.
— И что же? — вздохнул Сергей.
— Доски.
— Что — доски?
— Какой ты тупой стал, почтовое ведомство тебя доконает. Доски, которые свалились вместе с Малиновской, ты же помнишь? Я сегодня была там, где она с горки шарахнулась, и кое-что нашла.
Травин изобразил на лице заинтересованность. Он предложил режиссёру Свирскому вызвать милицию, но тот решительно отказался, заявив, что такие случайности на съёмках бывают постоянно. Сергей был с ним отчасти согласен, если положить трухлявые доски на край обрыва, с них обязательно кто-нибудь навернётся. И оружие, если его не проверит человек, который в этом разбирается, вполне может оказаться заряженным — после выстрела он сам осмотрел «маузеры», все четыре штуки оказались с пустыми обоймами. У «маузера» конструкции 96 на наличие патрона в стволе указывал приподнятый выбрасыватель, так что ошибиться, если знаешь, куда смотреть, было сложно. А если не знаешь, то легко, такие случаи происходили сплошь и рядом. И уж если браться всерьёз, стоило порасспросить других кинодеятелей, не было ли каких-то других подозрительных случаев, и только тогда ввязываться в дело, а лучше отдать свои наблюдения следователю.
— Их нет, — продолжала Кольцова.
— Кого нет?
— Досок. Кто-то прибрался, собрал все обломки и унёс. Я осмотрела всё вокруг — ничего, только щепки.
— Может, пионеры убрались?
— Ха! Скажи ещё, нищие с рынка. Нет, друг мой, тут явно поработал преступник, и преступник неглупый, ведь если доски подпилены, это легко определить. Нам на лекциях рассказывали, был такой случай несколько лет назад: пошёл человек по нужде и свалился прямо в яму, захлебнулся. А злоумышленник доски собрал и сжёг, только дело-то летом было, дрова занялись, и погасли, одна доска осталась обугленная, но со спилом, так и вычислили, ну ещё и по запаху, вонь от этих досок на всё село стояла. Следователь упрямым оказался, все считали, что несчастный случай, а он сообразил, что, если бы так, никто эти доски трогать не стал.
— Откуда это у тебя?
— Что?
— Вот это — «ха!».
— Неважно, — смутилась Кольцова. — Ну так что, ты будешь мне помогать? Или в радоновых ваннах отлёживать буржуйские бока собрался?
— Хорошо, — Сергей кивнул, — но только в субботу, как раз должны что-то там доснять, в воскресенье идём к Федотову, ты с ним близко знакомишься, и на этом всё для меня заканчивается. Я, между прочим, в отпуске, на охоту собирался сходить, и Лиза тоже некоторого внимания требует.
— Кто? — нарочито спокойным голосом спросила Лена.
— Лиза. Девочка, которую я воспитываю, точнее, присматриваю.
— С каких пор?
— Год уже.
— Большая?
— Восемь лет. Сирота.
Женщина ехидно улыбнулась.
— Стоило оставить тебя одного, — сказала она, — ты уже ребёнка себе завёл, и сразу большого, чтобы с пелёнками и горшками не связываться.
— Конечно. У меня ведь нет Пашки Кольцова, чтобы за младенцами ухаживать, — Травин вылез из кресла, натянул рубашку, — пойду подтирать сопли и сказки на ночь рассказывать, а ты пока подумай, как бы нам Свирского на откровенный разговор вызвать. Может быть, там действительно что-то есть.
Свирский плохо спал.
В его номере ванной не было, пришлось ждать с четверть часа, пока кто-то из постояльцев плескался и тёр себя мочалкой, а когда зашёл в кафельное, покрытое испариной помещение, обнаружил, что горячая вода почти закончилась. Пришлось освежиться на скорую руку, процесс постоянно прерывался стуком в дверь, другие клиенты гостиницы не были такими же терпеливыми.
Можно было пойти в варьете, которое зазывало гостей в южном корпусе, или спуститься в ресторан и заказать графин водки, но в этом проклятом городишке всё отдавало нарзаном — и водка, и вода из-под крана, и даже полотенца и постельное бельё. Свирский сглотнул, всплывший в памяти образ пузырящейся воды с запахом сероводорода заставил ужин подступить к горлу.
— Проклятый городишко, — он вернулся в номер, задёрнул шторы и накрылся одеялом с головой, предварительно выпив ещё коньяку, от нервов.
Приснился сон, будто бы это он падает с горы, а Травин ловит его, потом подбрасывает вверх и злобно хохочет. Тут же Муромский с пистолетом выцеливает счетовода, но не может попасть, режиссёр пытается ему помочь, раскрывает рот, но слова не идут. И тогда артист прицеливается уже в Свирского, на груди расплываются пятна крови, а сердце замирает.
Режиссёр проснулся в холодном поту, содрал с тела мокрую пижаму, обтёрся простынёй и голышом прошлёпал босыми ногами по паркету к окну. Распахнул створку, вдохнул полной грудью прохладный горный воздух, смешанный с навозом и дымом от тепловой электростанции. Закашлялся, мотнул головой — в стекле как будто кто-то отразился. Свирский хотел повернуться и убедиться, что никого нет, но тут незваный гость с силой толкнул режиссёра в оконный проём.