— Вот ты непонятливый, — Наденька прыснула, сморщила носик. — Сильно головой ударился о колонну, видать. Я же сказала, у Глаши был жених, который в тебя стрелял, потому что думал, что она с тобой сбежала. А потом оказалось, что не с тобой, и Лакоба уже два раза приходил извиняться, очень беспокоился, что ты помер.

— Лакоба — это жених? — уточнил Сергей.

Наденька кивнула.

— И следователь приходил, но только один раз. И ещё Фомич из второй городской заходил, санитар, очень они с доктором ругались, мол, лечат тебя неправильно.

— Так ты Фомича знаешь?

— Когда на курсах в морг ходили, там он нам показывал всё. Ой, и девочка твоя как узнала, что тебя ранили, так отсюда только на занятия и уходила.

— Лиза?

— Она.

— Я ей всыплю, — пообещал Травин. — Так что, ревнивец этот Глашу-то нашёл?

— Так нет же, пропала она. Следователь потому ещё и приходил, что ищут.

— Погоди, — Сергей отставил тарелку. — Как фамилия следователя?

— Матюшин Ваня. Иван Сергеевич. Он мой старший брат, — видно было, что Наденька своим братом очень гордится. — Только это секрет, ну про то, что Глашу ищут, никому не говори.

Травин улыбнулся — второй пациент лежал на кровати и храпел.

— Могила, — пообещал он. — А у брата твоего в здании окружного суда кабинет или в прокуратуре?

Из больницы Травин вышел только следующим утром, от Черницкой даже здоровые люди так просто не уходили. В кармане у него лежали выписной эпикриз и рекомендации на двух страницах. Пуля прошла по касательной, при падении Сергей ударился головой и потерял сознание, а потом, на следующий день, сердце начало работать с перебоями. Аритмия, по мнению докторши, могла вернуться в любой момент, Травину запрещалось резко двигаться, приседать, поднимать тяжести и волноваться. Есть полагалось сливочное масло, хлеб и каши, а мясо и рыбу ограничивать. Когда Сергей рассказал врачу про свою контузию, Черницкая вздохнула.

— Вам, Сергей Олегович, вообще надо вести себя очень осторожно. Повреждения мозга иногда даже на рентгеновских пластинах трудно заметить, но они есть и никуда не денутся, а ушибы сердца — ещё опаснее. Так и быть, отпущу вас, но чтобы в эту пятницу непременно пришли ко мне на обследование. И если в груди колоть будет, боли, даже стеснение обычное, круги перед глазами — мигом к нам, не раздумывая.

Травин согласился, только чтобы поскорее из больницы выбраться, и решил, что вполне может своё обещание не сдержать. Но Елена Михайловна так не считала, она сделала пометку в тетради с красной дерматиновой обложкой, обвела запись красным карандашом и поставила восклицательный знак.

Окружная больница стояла между Красноармейской набережной и Интернациональной улицей, Сергей подумал было взять извозчика, но на улице потеплело, солнце припекало так, что он вспотел, добравшись до моста через Великую, а там до почтамта было рукой подать.

Сергей заглянул на работу и убедился, что Циммерман всё держит под контролем.

— Мы уж думали, всё, новое начальство ждём, а ты вон, жив-здоров, — Семён был всё в той же привычной кофте, он читал журнал «Звезда» с последней главой романа Юрия Тынянова, но ради такого случая его отложил, хоть и с неохотой. — Следователь к нам приходил вчера, Глашей интересовался. Что с ней?

— Да вот сам хочу выяснить.

— Загуляла Глашка, — авторитетно припечатала Марфа Абзякина. Женщине было за сорок, она пережила трёх мужей и всё про всех знала. — Не в первый раз, с Покрова, считай, держалась, но своё природа взяла. Ох и слаба она по мужской части, как нагуляется, объявится.

Остальные с интересом прислушивались, видно было, что в версию Абзякиной они хотят верить больше, чем в то, что с их коллегой что-то случилось.

— Вон, Зойка знает. Зойка, где твоя подруженция гулящая?

Зоя Липкина заявила, что тоже не знает, где Глаша, но с Марфой согласна, есть за её подругой такой грешок, хотя с тех пор, как она с видным мужчиной из таможни связалась, вроде за ум взялась. Сам факт пропажи сотрудницы почтамта отошёл на второй план, все дружно начали обсуждать её моральные качества, Травин решил, что в этом он им не помощник.

— Забегу к следователю, потом домой — отлежусь, — сказал он Семёну. — А вам на разговоры даю десять минут, потом — за работу. И если жирное пятно опять в журнале поставишь, деньги подписчику возместишь.

Небольшие города удобны тем, что все солидные учреждения располагаются друг от друга в нескольких шагах. Выйдя из почтамта, Травин за две минуты дошёл до здания бывшего дворянского собрания, которое теперь занимал окрсуд, и выяснил, что следователь находится на очень важном и особо ответственном задании, а потому принять посетителя не может.

— Не положено, — заявил служащий суда, старичок с тонким горбатым носом и оттопыренными ушами, сидящий за конторкой при входе. — Это каждый начнёт от дела отрывать, а тут события государственной важности. Вы, гражданин, запишитесь, а потом являйтесь в назначенное время.

Травин спорить не стал, остался стоять, глядя на конторского сверху вниз. Служащий сначала уткнулся в бумаги, потом занервничал, украдкой бросал на Сергея тревожные взгляды, а когда тот осторожно опустил кулак на стол, сдался.

— Обедает Матюшин.

— Я подожду, — Сергей уселся на край стола. — У меня времени много.

Массивная, царских времён мебель угрожающе заскрипела. Мимо проходили другие судебные работники, на отчаянные взгляды конторщика они не реагировали, Травину показалось, что служащие специально отворачиваются, а если и поглядывают на них, то со злорадством, искоса и по возможности незаметно. Милиционер, дежурящий у входа, вышел на улицу и обратно возвращаться не спешил. Служащего хватило на полторы минуты.

— Лучше не ждать, — сказал он, вытирая серым платком внезапно выступивший пот. — Вижу, гражданин, дело у вас срочное. Мало ли куда сразу поедет потом Иван Сергеевич, вы, если поспешите, то найдёте его в чайной, в Перовском доме.

Этот дом жителям Пскова был отлично известен. В одноэтажном деревянном строении с мезонином в середине прошлого века проживали псковский вице-губернатор Лев Перовский и его дочь Софья, убившая императора Александра Освободителя. Теперь в доме революционерки торговали продуктами и мануфактурой, в мезонине жил хозяин лавки с семьёй, а в правом крыле готовили еду из торговых остатков. Матюшину, несмотря на солидную должность, не было и двадцати, он сидел спиной к выходу, и Травина увидел только тогда, когда тот появился прямо перед ним.

— Искали меня, — Сергей уселся на свободный стул. Тот скрипнул, но выдержал.

— Вы же только что при смерти лежали, — следователь ел бутерброды с колбасой, отхлёбывая крепкий чай из стакана в металлическом подстаканнике. При виде Сергея есть он перестал, смахнул крошки со стола. — Простите, лучше бы в кабинете поговорили.

— Ничего.

— Может, возьмёте что?

— Не голоден. Что с моим делом?

— В принципе, дело почти закрыто, — Матюшин пригладил русые вихры, — осталось только вас допросить. Лакоба написал объяснительную, свидетелей произошедшего много, мы их почти всех опросили. Если бы вы умерли, то, конечно, легко он бы не отделался, но при сложившихся обстоятельствах прокурор максимум может потребовать 142-ю, а суд может и её не принять, потому что ранения не было фактически.

— Не было? — Травин усмехнулся.

— По всему выходит, что вы в момент выстрела отступили на шаг, поскользнулись, ударились головой о колонну, спиной о ступеньку и потеряли сознание. Пулевого ранения нет, куртка, то есть имущество, испорчена, ну и сам факт выстрела, а то, что головой вы ударились, это, конечно, отягчающее статью обстоятельство, но не решающее. Тут скорее вина коммунхоза, что песком поленились посыпать, а не Лакобы, хотя то, что он — причина вашего падения, никто не отрицает. Если вреда существенного здоровью нет, то штрафом ограничатся, суд во внимание ситуацию примет, да по партийной линии, наверное, его пропесочат, выговор вроде как обещались влепить.

— Хорошо. А с Екимовой что?

— Да с ней всё ясно, говорил же Наде, чтобы язык свой за зубами держала, — сокрушённо вздохнул Матюшин. — Загуляла ваша сотрудница, дело молодое.

Травин улыбнулся.

— А как узнали, что загуляла?

— Так оставила записку, что уходит, вот этот Лакоба и взбеленился — в записке-то не указано, к кому, решил, что вы её увели. Родственников у неё здесь нет, все давно померли или уехали, живёт одна, точнее, с этим Лакобой, по его просьбе расследовали. Но в официальных отношениях они не состоят, Екимова сама за свои поступки отвечает, у следствия нет оснований её разыскивать.

— Значит, записку оставила? Сама написала?

Матюшин важно кивнул.

— Евсей Венедиктович, криминалист наш, уверяет, что сама, почерк сличили с ордером на вселение. Вы уж извините, товарищ, это дело следствия, я понимаю, вы лицо пострадавшее, но больше рассказать ничего не могу. Жду вас завтра в девять, вот повестка, — он вытащил из папки бланк, вписал дату и время, — много времени это не займёт.

— Хорошо, — Травин встал. — Вы же понимаете, что я за прогулы уволить её могу? А если человек и вправду в обстоятельства попал, пострадает впустую.