Соседствующий по другую сторону скалы Подлый кряж внезапно просел от непрерывного рытья болотными рудокопами, отчего часть горы посыпалась и напрочь завалила нишу, некогда отделявшую отлогую вершину от утеса, в котором как раз и таилось жилье Венчуры. Как результат, до хижины Куклука Черноротого появилась возможность взойти пешком даже самым старым и немощным. Место перестало быть труднодоступным, и с этих пор Венчура больше не чувствовал себя в нем безопасно и наедине с собой.

— Нет, — он стиснул челюсти. — Мне нужно поговорить с семьей.

Глава 2. Похвала. Часть 2

Обнявшись на прощание с другом, он поплелся домой — к матери и младшему брату. Уже понемногу светало. Скоро Посланники Зари начнут давить из себя омерзительнейшие крики. Их пальцы будут сжимать железные болванки и лупить ими в чугунный гонг, подвешенный на шею. Железо жаждет освобождения. После сегодняшней ночи у Венчуры больше не осталось иллюзий, что за волей железа неуклюже пряталась широкомордая прихоть вождя. Добытое, выплавленное и прокованное, не имеющее себе равных в прочности и остроте, судя по воинским акинакам… Зачем оно вождю в таких количествах? Кому он его отдает? Венчура мрачно усмехнулся про себя.

Не сегодня, так завтра, вождь и сам охотно ответит на все вопросы соплеменникам, будучи подвешенным за лодыжки над воротами Площади Предков…

— А ты знал, что упыри проводят большую часть жизни перевернувшись вниз головой, внутри темной и сырой пещеры?

Венчура скосил глаза на небольшой песчаный холм — за ним полустоял-полулежал, скрестив руки на груди, паренек чуть старше его. Шерстяные леггины из шкуры бизона и меховая безрукавка со змеиными клыками в качестве застежек. На плече подвязка из перьев, а на шее бусы из редких камней. Взгляд хищный, как замерший в кукурузных стеблях воин, и полный азарта, а улыбка — красивая и бесстрашная, как падение солнца за горизонт. Выйдя из-за холма, он вразвалку подошел к Венчуре. Они были примерно одного роста.

— Так и чего добьешься, подвесив его за лодыжки? Он того и глядишь причмокивать начнет… Упыри света боятся, а еще у них очень чувствительный слух…

Венчура не выдержал его прямого, насмешливого взгляда, и с ухмылкой потупил глаза.

— И что предлагаешь тогда?

— В глаза воткнуть горящие головешки, — пожал плечами разодетый паренек. — А уши, коли такие чувствительные, заткнуть наконечниками стрел…

Венчура снова ухмыльнулся, но уже не так весело. Паренек это заметил.

— Ты ведь никогда не любил насилия, — проговорил он. — Но как быть с теми, кто его плодит?

— Прогнать их подальше?

— Упырей прогнать непросто, — задумался паренек, потеребив клык на безрукавке. — Но они в ужасе улетают, едва заслышав стрекот ястреба или сапсана…

— А как он звучит, этот стрекот?..

Парень надул щеки и произвел губами неблагозвучное трещание. Венчура грустно рассмеялся.

— Совсем непохоже…

— А ты попробуй сам.

Венчура попробовал, но вышло даже еще глупее. Паренька это повеселило.

— Почему ты не сказал мне раньше? — вдруг спросил Венчура.

Улыбка сошла с лица паренька. Смех померк в его глазах, уступив место холодной и всепрощающей отрешенности. Растерянно проведя пальцами по застежкам своей безрукавки, он распахнул ее и будто с удивлением воззрился на свой живот. Там был провал, рваная рана. Внутренности отсутствовали.

— Почему не сказал, что тебя убили эти двуличные твари?

— Ты не был готов узнать, — сглотнув, ответил ему паренек. — Что бы ты сделал с этим знанием в том возрасте? Побежал бы о нем во все стороны кричать? Без друзей, без мудрости, без твоего нынешнего влияния? Тебя бы заткнули. Грубо и бесшумно.

Венчура горько склонил голову. То было правдой.

— Но сейчас ты готов, и я горжусь тобой, — паренек приобнял его за плечо и они вместе двинулись к дому его семьи. — Тебе нужна поддержка, как никогда раньше… И я готов тебе ее дать.

— Спасибо, отец, — Венчура ему был за это очень благодарен. Ему вечно недоставало отцовской похвалы. Он так хотел услышать одобрение, что он делает хоть что-то по-настоящему важное. Он даже был бы рад отцовской брани и осуждению, и тогда бы они смогли с ним обсудить, что же именно его сын делает не так. Вместе они бы выяснили, как правильно.

Паренек ему ободряюще улыбнулся — необычайно по-взрослому для его лет. От этой мальчишеской, задиристой улыбки, какой бы широкой она не была, все равно сквозило леденящей тоской, что все перечеркивала и оставляла Венчуру вечно голодным, сколько бы отец его не ободрял.

— Не иди туда. Там ты не найдешь поддержки, — отец попробовал повлечь его к красной скале, к хижине Куклука Черноротого, но Венчура твердо направлялся к матери.

— В этот раз она не станет спорить, — понадеялся он. — Я скажу ей, от чьей руки ты на самом деле погиб. Скажу ей, что на самом деле здесь происходит. Она поймет, что все это время ошибалась и пожалеет, что не была на моей стороне… Она пожалеет, что выбрала этого безрогого вола, не видящего дальше плуга, в который его запрягли…

— Не надо так про Брюма, — паренек успокаивающе потряхивал Венчуру за плечо. — Вы бы без него совсем пропали… А шезлонг из моих костей? Она еще сидит в нем? В моих объятиях?

Венчура заглянул в вопрошающие глаза паренька — те явно желали услышать, узреть, что он первым был, первым и остался. Азарт охотника — угодить стрелой в самое сердце, чтобы та осталась в нем до самого последнего толчка. И неважно, сколько перед ним, самым последним, оно еще побьется. Венчура не хотел обманывать отца. Но и расстраивать тоже. Он отвел взгляд. Паренек понимающе кивнул.

— Знаю, она рассказывает тебе, что я самая большая ошибка в ее жизни — часто и громко, чтобы и самой в это поверить. Пойми ее. Брюм — надежный мужчина, и она должна быть его верной женщиной. Хотя бы снаружи. А что ей еще остается?.. Я не перестаю себя ненавидеть, за то что так вас подвел…

— Ты не подводил, — процедил Венчура. — Ты бы вернулся с охоты, как и всегда. Это тебя подвели, предали… те, к кому ты не боялся повернуться спиной… Проклятые Смотрящие в Ночь… Ты знаешь, кто из них… сделал с тобой это? — он опустил глаза на смертельное увечье отца.

— Это сделал вождь, — проговорил тот. — Их руками. Пока его собственные руки покоились на горле их близких, готовые в любой миг сжаться… Нас всех подвели и вынудили подводить других… Но уже очень скоро ты все это прекратишь. Только тебе это под силу.

— Я не так уж и силен…

Паренек отвесил ему легкий подзатыльник.

— Вот где твоя сила, балда… Спору нет, ты столь тощий, что тебя сдует ветер. А Брюма ветер не сдует — зато вьюга снесет. Но если вы все встанете толпой и крепко возьметесь за плечи — сама зима в ужасе повернет вспять…

— Зима неотвратима…

— Это так, — сплюнул паренек и утер губы плечевой подвязкой. — Но есть места, куда она никогда не приходит… Где листья зелены, а плоды на них сочны и бесчисленны, а дичь буквально сама выпрыгивает навстречу… Я вижу по твоим глазам, как ты жаждешь листвы… Я наблюдал сегодня за тобой, на границе… Ты старался не думать о ней, но я уловил твой жадный взгляд, брошенный на деревья за рвом… Ты поведешь туда людей. Вам незачем здесь оставаться. Это место проклято и бесплодно, и этот Скальный дворец — пусть он остается упырям…

— Как мне вести за собой людей, если меня не готова выслушать даже собственная мать?..

— Ты бы еще спросил, как выстрелить из лука собственной рукой, что его натягивает, — усмехнулся паренек. — На то она и твоя мать, чтобы никогда тебя не слушать… Пошли лучше в гости к Куклуку Черноротому… Тебе необходимо выспаться. Тебе предстоит очень тяжелый день…

— Пойдем, если наконец назовешь свое имя.

Отец горестно вздохнул и застегнул безрукавку на своем порванном животе.

— Я мастерски ловил зверей, — сказал он. — А ты мастерски ловишь на слове. Ну хоть что-то тебе от меня передалось…

Отвернувшись от сына, он зашагал обратно к скалам и скрылся в их высоких тенях. В его последних словах Венчуре почудилась укоризна. Негоже было расстраивать отца.

* * *

Колопантра сосредоточенно плела пончо из кукурузного лыка, пока Венчура полумертвым голосом рассказывал ей о границе, о несуществующих Пожирающих Печень и об убийстве его отца предателями с копьями. Ее подбородок был наморщен от внимательности, а глаза под набрякшими веками не сводились со змеиного клыка, которым она водила туда-сюда, стягивая нити. Заметив, что сын замолк, она сварливо покосилась на него, скрипнула зубами, и вернулась к делу. Венчура растерялся.

— Ты слушала, что я рассказывал?

— Ну и? — небрежно выдавила она.

— И… что? — Венчура утратил дар речи. — И… что, тебе нечего на это ответить?

— А что я должна тебе ответить?

— Не знаю, но… Я думал… тебе могло быть интересно узнать, как на самом деле погиб отец…

— Какой отец?

— Мой.

— Твой отец уже проснулся и ушел к Прощающим Холмам, заниматься своим делом… в отличии от некоторых… И я занята делом!.. — завелась с полоборота Колопантра, выпучив глаза и отложив пончо. — И даже твой брат уже на карьере и тоже занят делом…