— Успеется, — хмыкнул жилистый темноволосый парень, на поверку оказавшийся вполне улыбчивым. Лица были смутно знакомые. Столько лет прошло. Холод выглядел основательно, имел серьезное лицо правильной формы (такие девчонкам нравятся), словами не разбрасывался. Глаза не прятал и улыбку имел располагающую. «Может, не бандиты? — терялся я в догадках. — Простые парни с нашего двора».

Подошла фигуристая особа лет семнадцати — без шапки, в простеганной куртке с утеплителем. Девчонка была крупноватая, но все равно фигуристая, с простым, но симпатичным лицом, русые волосы были собраны в пучок на затылке. Девица подбоченилась, уставилась на меня критически, с прищуром.

— Василису помнишь? — спросил Уйгур. — Сестра моя, Васька. — И засмеялся, отметив мою реакцию.

— Да что с вами не так? Вы почему все так выросли? — начал я возмущаться. — Вас же никого не узнать! Ты, Василиса, пешком под стол ходила!

— Ладно, не клевещи, — несколько грубовато отозвалась девица. — Ну, иди сюда, Шериф, дай тебя обнять. — И под смешки окружающих заключила меня в суровые объятия.

Василиса была сводной сестрой Уйгура. Отец Рената умер, когда ему было два года, — говорили, в результате несчастного случая. Мать отгоревала и через пару лет снова вышла замуж — теперь за русского. В результате этого союза у Рената появилась сестра, совершенно на него непохожая. Второй отец тоже умер — и тоже в результате несчастного случая. И оба этих подарка мать воспитывала одна, не рискнув в третий раз выйти замуж.

— А ты ниче такой, крепкий. — Василиса похлопала меня по плечу. — И морда кирпича не просит. Повезет кому-то. А это Бамалама, подружка моя. — Она показала на мнущуюся в отдалении худенькую смешливую девчонку. Та кивнула и помахала ладошкой: дескать, привет-привет. — Она с Холодом мутит, если что, — поставила в известность Василиса. — Ингой Мориц ее зовут — опять же, если что.

Холод и Инга периодически переглядывались, подмигивали друг другу.

— Почему Бамалама? — не понял я.

— А она ничего другого и не слушает, — объяснила Василиса.

Незабвенный хит «Бамалама» в исполнении проекта «Белль эпок» — жесткое диско на грани рок-н-ролла — взорвал Советский Союз еще десять лет назад, когда по недосмотру чиновников его запустили в новогодних «Мелодиях и ритмах зарубежной эстрады». Показали лишь три минуты из одиннадцати — именно столько длилась композиция. Но это было настолько непривычно, что народ на эту композицию запал. А кто-то и до сих пор находился под впечатлением.

— Не свисти, — фыркнула Инга. — Другое я тоже слушаю.

— Что делать собираешься? — спросил Уйгур.

— В смысле, сейчас? — не понял я. — Или в обозримой эпохе? — Присутствующие засмеялись. — Сейчас домой пойду, с отцом перетереть надо. А вечером нажремся — по поводу моего возвращения. И все присутствующие приглашаются. Но не домой — заранее извиняюсь, не хочу предков шокировать, — а, скажем, в гараж.

— Да тут такое дело, — почесывая затылок, расстроенно сказал Ренат, — нам вроде нежелательно, не пьем мы, в общем, да и не курим, здоровый образ жизни ведем… — Он переглянулся со своими пацанами, те тоже стали вздыхать и отворачиваться.

А мне это было решительно непонятно. Не в запой же предлагал уйти. Мы еще немного постояли, стали прощаться. Товарищи и девчата уже отошли. Уйгур колебался, потом подался ко мне, зашептал заговорщицки:

— Ладно, в твоем гараже часиков в девять, добро? Так, по слегка. Прослежу, чтобы там посторонние не ошивались.

— Обещаешь? — Я прищурился. — Слово пацана?

— Да иди ты! — Ренат залился краской, побежал догонять своих.

Я решил для себя бесповоротно: никаких «контор». Другие планы на жизнь, да и тюрьма — не мое. То, что парни, встреченные у подъезда, «мотаются», было видно невооруженным глазом. И то, что будут склонять в свою бригаду, — сомнений не вызывало. Но Уйгур — мой друг с детства, а встречи с друзьями принято обмывать.

Мама вздыхала: куда на ночь глядя? Отец смотрел странно. Но о всех моих действиях с некоторых пор я уведомлял, а не спрашивал разрешения.

Уже стемнело, когда я включил в гараже свет, подцепив лампочку к автомобильному аккумулятору, подтащил к проходу древнее кресло, навалил какие-то мешки. Порезал лук, помидоры, развернул хрустящую обертку печенья. Извлек из сумки дешевый портвейн — неувядающую классику жанра — и два стакана. В сумке лежал еще один такой же комплект — на случай, если Уйгур придет не один. Но он пришел один — ввалился в гараж, стаскивая шапку, гоготнул:

— Ништяк обслуживание в номерах! Разуваться надо, нет?

— Присаживайся, будь как дома. — Я разлил по стаканам вино.

— Ну давай, Андрюха, с приехалом… — Чокнулись. Уйгур махнул свою дозу, его передернуло, сказал «брр», стал усердно занюхивать половинкой луковицы. Чувствовалось отсутствие практических занятий. Я же считал, что в крайности бросаться нельзя, миром движет золотая середина. — Ну давай, повествуй. — Ренат громко чавкал. — Как живешь, чем по жизни заниматься собираешься?

Мы курили, наслаждались теплым вечером, изредка подливали в стаканы вино. Местный портвейн за прошедшие годы стал еще суровее, отдавал сивухой, и пить его следовало очень осторожно. Я рассказывал о себе, как турнули из вуза, как тянул солдатскую лямку — и не сказать, что выбросил из жизни эти годы. По мозгам армейка хорошо дает. Пропадает желание легкомысленно проводить время, все чаще посещают мысли, что пора остепениться.

— Так это пройдет, — ухмыльнулся Уйгур. — Тоже так думал: вот дембельнусь — и ша, женюсь, детишек заведу, вся такая хрень… Не, Андрюха, в другой раз.

— Даже не работаешь? — удивился я.

— Как это не работаю? — Уйгур даже обиделся. — У меня вон Васька на шее висит, мать больная. Раньше маманя нас с сестрой тянула, теперь моя очередь пришла. Автомастером работаю. За училищем в Прибрежном переулке мастерскую открыли — тачки чиним, сейчас вроде можно этим делом заниматься. Мамай потер, с кем нужно, бумаги справили, мы теперь типа кооператив по бытовому обслуживанию населения. Работать надо, статью за тунеядство никто не отменял. — Уйгур ухмыльнулся, а мне вдруг подумалось, что работа у него — не бей лежачего, а также существуют альтернативные источники дохода. — Автовзвод был в нашей караульной роте, в нем я и служил, наблатыкался там. А куда еще прикажешь — не в институт же идти?

Мы дружно посмеялись. Институт и Ренат Шамсутдинов — понятия диаметрально противоположные. И не потому, что тупой, а потому, что не его тема. Тупым Ренат не был. В школе учился на тройки, мог получать отметки и выше, но не хотел. Жизнь и так короткая.

— Привози, кстати, свою ласточку, — кивнул Уйгур на отцовскую машину. — Посмотрим, пошаманим. Тачка новая, ремонт в копеечку не влетит. Будешь рассекать по городу как белый человек.

— А вот за это спасибо, — обрадовался я. — Обязательно привезу.

— Можно, кстати, нормальную арбу купить, — задумчиво изрек Уйгур, — Иностранную, имею в виду. Кооператоры начали завозить — правда, мало их еще, да и качество хромает. В основном битые везут да утопленные. Но можно, например, старенький «Фордец» взять, довести до кондиции… Но это так, на будущее. Мамая, кстати, помнишь? — начал подъезжать к основной теме Уйгур. — Витька Мамаев, ему сейчас двадцать пять. Мы в школе учились, а он уже на районе в люди выбился. Родаки померли, брат сидит — причем основательно сидит, в ближайшие пару пятилеток точно не выйдет. Но Мамай не такой, как его брательник. Он мужик нормальный, с головой. Формально сторожем числится, чтобы не привлекли за тунеядство, на работе даже не появляется…

— То есть Мамай у вас главный на районе, — предположил я.

— Ага, старшак, — кивнул Уйгур. — Ты его помнишь, мы в шестом классе учились — история была. Девчонок из восьмого класса детдомовские обидели — основательно так обидели, гм… Мамай четверых положил в качестве вендетты, один потом в кому впал. Менты в школу как на работу ходили. Чуть не посадили пацана, но заступился кто-то… — Уйгур посмотрел зачем-то по сторонам, подался вперед. — Слушки тогда разные ходили, один из них такой: товарищи из КГБ посоветовали ментам не усердствовать…

— Красивая легенда, — засмеялся я. — Так рассудить — из всех контор уши КГБ растут. А оно им надо? Как-то мудрено это.

— Может, и так, — допустил Уйгур. — Нам эти сплетни самим поперек горла, их наши враги распространяют… Что делать собираешься?

Снова опрокинули (вернее, я, Уйгур вдруг начал тормозить) — и я затянул старую надоевшую песню: хочу продолжить обучение в вузе, то есть учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал великий Ленин…

— Не так, — заржал Уйгур. — Любовнице сказал, что к жене, жене — что к любовнице, а сам на чердак — и учиться, учиться и еще раз учиться…

— Можно и так, — согласился я. — Уйгур, ну чего ты меня пытаешь? Не знаю я. Учиться точно надо, потому как неученье — тьма. Работать пойду. Семья-то большая, да только отец уже отработал, а мать не потянет весь этот воз. Пока деньги есть — в НИИ хорошо заплатили, на пару месяцев хватит, а там надо думать. А лучше уже сейчас думать…