— Ты сидеть можешь? — вздохнул Карпатов, посмотрев на часы.

Сорок минут в воздухе. Пролетели Иран.

— Да не могу я! — разозлился Серега. — Задница устает. Не уставала бы, я стал бы писателем.

Машина вошла в зону турбулентности. Пилоты терпеливо и привычно ждали, пока закончится тряска. Самолет немного снизился. Под ним расстилался марсианский пейзаж: голая каменистая земля, невысокие горы, от которых убегали цепочки отрогов, сухие прокаленные осыпи. С севера приближалась фиолетовая туча.

— Тоска, мужики. — Серега глянул в иллюминатор. — Афганистан, чтоб его!.. Как тут люди живут?

— В Афганистане я пока невесту не искал, — задумчиво пробормотал Витька.

— Здесь нет невест, — подал голос Карпатов.

Он пристально глядел перед собой, сжимая штурвал. В голову командира экипажа снова забирались дурные предчувствия.

— Местные барышни, конечно, специфичные, — вещал Глотов. — Впрочем, была у меня тут одна, чего уж греха таить. Валя из особого отдела. — Маска меланхолии улеглась на маловыразительное лицо штурмана.

— Когда? — удивился Витька.

— Давно. — Глотов вздохнул. — Двенадцать лет назад, в восемьдесят третьем. Ты еще в трусы мочился. Поймали меня по пьяному делу, доставили в особый отдел, а там эта нимфа. Ранили Валюшу через полгода, из «Мухи» по штабу засадили. Народу тогда полегло — страсть. Но вроде ничего, оклемалась, замуж вышла в девяностом. А меня забыла. Всех забыла. Заново жизнь начинала. Так бывает, медики называют такое состояние транзисторной глобальной амнезией.

— Ты шо, воевав тут? — не сообразил Вакуленко.

— Нет. — Глотов помотал головой. — Свиней выращивал да на танцы бегал. Эх!.. — Он вновь прилип к стеклу. — Забросили здесь все, запустили. А ведь при наших, если разобраться, не только воевали. Тысячи тракторов сюда привезли поля пахать, земельную реформу проводили, мелиорацией занимались, пустыни обводняли.

— Зачем мы в Афганистан полезли? — Серега пожал плечами. — Своих проблем, что ли, не было? Бабок уйму вбили. Запустили эту мульку про интернациональный долг.

— Это не мулька. — Глотов напрягся. — Мы свой долг тут выполняли.

— Солдатский — да, — согласился Серега. — Но интернациональный… Перед кем, позвольте спросить? Ты же воевал, знаешь, кто такие афганцы. У них один Аллах на уме, а твой социализм им глубоко по барабану.

— Да, возможно, — неохотно признал Глотов. — Неверными нас считали. Бросались на танки с голыми руками, умирали за Аллаха. Им головы запудрили. Мол, смерть в бою служит пропуском в рай, а там уже ждут каждого семьдесят две девственницы, море жрачки, вечное блаженство. Для них и русского убить почетно, и самому копыта отбросить. Убьешь врага в бою — станешь гази, воином ислама, прикончат тебя — будешь шахидом, мучеником за веру. Вот и лезли под пули, а потом их родственники клялись нас убивать, потому что кровная месть у них. Но не все такие. Были прекрасные парни с абсолютно нормальным пониманием жизни.

— Серега прав, не стоило влезать в эту мясорубку, — заявил Карпатов. — Сколько наших полегло! А по поводу того, зачем ввели войска… Не постичь нам великие тайны Кремля, коллеги. Одни считают, что вторжение в Афган было первой ласточкой. За ней рывок к Персидскому заливу и Индийскому океану. Другие думают, что мы охраняли нашу Среднюю Азию от вторжения дикого ислама, третьи — что у нас вообще никаких планов не было, просто воспользовались моментом и прибрали то, что плохо лежало.

Беда пришла внезапно. Мимо лобового стекла с оглушительным ревом пронеслось гладкое тело истребителя, ушло в фиолетовую тучу.

— А? Шо? — Вакуленко вытянул цыплячью шею.

— Черная кошка дорогу перелетела, — заявил Глотов и машинально хмыкнул.

— Сколько всего неожиданного. — Витька икнул. — А ведь ничто не предвещало чудес!..

— Вроде наш, — неуверенно заметил Серега.

— Какой, к дьяволу, наш, — со злостью проговорил Карпатов. — Откуда в Афганистане наши истребители? Шесть лет, слава Аллаху, как вышли… — Он не сдержался и заорал, багровея: — Совсем они там охренели?! Какой у них эшелон?!

— Товарищ командир! Владимир Иванович! Вас! — Витька побледнел, стащил наушники, протянул Карпатову.

— Жена звонит, — неуверенно пошутил Глотов. — Соскучилась.

Карпатов нацепил наушники, уже догадываясь, что не услышит ничего приятного.

Сквозь треск помех прорезался голос диспетчера, твердящего на ломаном английском:

— Борт четырнадцать двадцать семь, приказываю вам посадить самолет. Борт четырнадцать двадцать семь, приказываю вам посадить самолет…

Он усмирил нахлынувшую панику, резко повернулся к штурману Глотову и спросил:

— Где мы, Сашка?

— Кандагар, Владимир Иванович.

Столица одноименной провинции. Ну и хрень!..

— Сожалею, но мы не можем посадить самолет, — ответил по-английски Карпатов. — Мы следуем в другой аэропорт.

Снова, разрывая барабанные перепонки, мимо пронесся истребитель, но теперь не скрылся в облаках, а проделал дугу и пристроился к левому борту транспортника. Самолеты летели рядом, была видна потертая советская символика на фюзеляже, улыбающаяся физиономия пилота. Летчику было немного за сорок, он обладал располагающей внешностью, улыбался широко и добродушно.

— Говорю же, наши, — неуверенно сказал Серега.

— Хренаши, — зло отозвался Карпатов. — Из прошлого вылезли.

Витька икнул и заявил:

— А я читал, бывают такие дыры в пространственно-временном континууме. Летишь, летишь, и — хлобысть! — ты уже в другом времени.

— Командир, а шо мы веземо? — спохватился Вакуленко.

— Володя, здравствуй. — Эфирные помехи пропали, и голос пилота истребителя прозвучал в наушниках до изумления четко.

Карпатов видел, как тот приветливо помахал рукой.

— Адель? — спросил он неуверенно.

— Рад, что узнал.

— А это что за крендель? — изумился Серега.

— Старый знакомец, — шепнул Карпатов. — Вместе учились в Вологодском училище. Афганец. В то время их много училось у нас. Приятелями почти были. Способный малый.

— Приказываю посадить самолет для досмотра, — снова затрещал в наушниках афганский диспетчер. — В случае неподчинения вы будете посажены принудительно. — Он коверкал английские слова, возникало такое ощущение, что зачитывал по бумажке.

Карпатов хмуро уставился на свой экипаж. Ребята молчали — явно складывали в уме трехэтажные маты.

— Говорит борт четырнадцать двадцать семь, — ровным голосом сказал Карпатов. — Вы не имеете права меня сажать. Самолет принадлежит российским авиалиниям, мы следуем в город Кабул.

— А шо мы таки веземо? — вновь заволновался Вакуленко. — А, хлопцы? Мы шось веземо?

— Ты же за грузом следил! — рявкнул на него Серега.

Вакуленко как-то потух, втянул голову в плечи.

— Володя, посади самолет, на земле разберемся, — вкрадчиво сказал пилот истребителя. — Давай по-хорошему, зачем нам эти скандалы в небе?

— Адель, с какой стати? — возмутился Карпатов. — Наш борт везет гуманитарную по…

— Если вы не посадите самолет, мы откроем огонь, — долдонил диспетчер.

— Владимир Иванович, та нехай им, дурням, давайте сидать, — бормотал Вакуленко, покрываясь серыми пятнами. — Хлопцы, шо в героев играть? А, хлопцы? Та на хрена нам это?

Карпатов чиркнул себя по носу большим пальцем, отключил автопилот и скомандовал:

— Всем пристегнуться. Серега, на ручное.

— Есть, командир! — Серега заискрился от возбуждения.

— Глотов, соседний эшелон… — Он твердым голосом отдавал команды. — Двадцать два девять. Витька, свяжись с отрядом.

— Есть! — гаркнул Витька.

— Рома, приготовься, скинем горючку.

— Та есть, — фыркнул Вакуленко. — Шоб ему бис…

Команда работала слаженно и четко. Серега дерганул несколько тумблеров. Вакуленко распахнул люк машинного отделения.

Витька бормотал:

— Казань, Казань, я борт четырнадцать двадцать семь, как слышите? Прием, Казань.

— К горам пойдем, — сухо проинформировал Карпатов.

Самолет разворачивался, делая вираж. Осталась позади фиолетовая туча, истребитель пропал из вида. Впрочем, ненадолго. Он снова с ревом их нагнал, шарахнул по траверсу трассирующими снарядами!

— Володя, давай жить дружно, — миролюбиво предложил пилот. — Ну, подумай, зачем нам эти заморочки? Присаживайся, давай поговорим.

— Эх, сейчас бы берданку, — размечтался Серега. — Да по этой утке дуплетом…

— Промажешь мимо утки, — мрачно пошутил Глотов. — Медсестра ругаться будет.

— Да шо воны нам зроблять, парни? — продолжал гундеть Вакуленко. — Ну, досмотрят, и все. Хлопцы, товарищи, граждане дорогие…

— Кто командир, ты? — Серега резко повернулся к нему.

— И правда, Владимир Иванович, давайте решать, — робко заметил Витька. — Казань молчит.

Истребитель снова пальнул, трассеры прошили сереющее небо и сгинули в бесконечности.

— Вызывай, не сачкуй, — процедил Карпатов. — Вакуленко!

— Та тут я, куды ж я денусь, — проворчал бортинженер.

— Адель, я сесть не могу, — бросил в микрофон Карпатов. — У меня горючки под завязку. Спалить сначала надо.

— Володя, кончай, а? — попросил истребитель. — Давай садиться, ну что ты, в самом деле?

— У меня горючего полные баки, — повысил голос Карпатов. — Не веришь, заходи, посмотри.