Плоховато было видно… Но вот внезапно вспыхнул факел.

Государь увидел на корме тезку — окровавленного, прижатого к мачте… Нагло смеясь, анхабец отбивался копьем сразу от пятерых. А те, гнусно ругаясь и без толку размахивая мечами и палицами, лишь только мешали друг другу. Финикийцы — отличные моряки, но плохие солдаты. Неумехи!

И все же, не слишком ли много на одного?

— Держись, Ах-маси!

Тремя прыжками преодолев расстояние до кормы, фараон громко закричал, отвлекая на себя вражин, взмахнул секирой…

Звон! Скрежет! И чье-то копье, казалось, полетело прямо в грудь…

Едва успел отклониться. И кто-то сбоку ударил ножом… А вот это — шутишь! А вот тебе! На!

Замах! Резкий удар…

И вопль! Страшный, дикий вопль, вопль ужаса и неизбывной боли. И отрубленная рука, так и сжимая широкий нож, упала на палубу, и без того уже скользкую от крови.

— Уауууу! — зажимая кровоточащий обрубок, выл финикиец.

Ах-маси-старший уже не смотрел на него, отбивая очередной выпад.

Удар! Отбивка! Снова удар… А теперь — уклониться. Резко броситься в сторону… Да, тяжелая секира — не меч и даже не копье — не больно-то пофехтуешь.

Удар! Ага! Прямо по черепу! Поделом тебе, гнусная морда! Другого оттолкнуть древком… с силой двинуть в грудь.

— Тезка! Ты как?

— Держусь!

— Держись! Держись, парень! Эх…

В свете факела и луны фараон вдруг с ужасом увидел, как в бок юноши впился брошенный кем-то дротик! Побледнев, юный начальник гребцов упал на колени… вернее, сполз спиною по мачте. И какое-то торжествующее рыло уже занесло над его головой палицу…

Шалишь!

Размахнувшись, царь метнул секиру, целя вражине в загривок…

Туда и попал…

Только сам остался без оружия в окружении врагов! Вот один подскочил — высоченная оглоблина — и занес для удара палицу…

В печень ему кулаком! Коротко и сильно. Ага! Скрючился! Что, думаешь, раз человек без оружия, так ему и постоять за себя нечем? А кулаки? Чем не оружие? На тебе еще в челюсть!

Ах-маси… Что с ним?!

Вокруг уже появились свои воины, тесня врагов к самой корме и дальше — в воду, на корм выплывшим из камышей крокодилам. Анхабец лежал под мачтой в луже собственной крови. В правом боку его торчал обломанный дротик. Если задета печень, то…

Тряхнув головой, фараон упал на колени рядом с поверженным юношей, осторожно приподняв его голову:

— Ах-маси, дружище…

Юный начальник гребцов приоткрыл веки, застонал. Узнав правителя, силился улыбнуться… И тут же дернулся, закатив глаза — видать, слишком уж тяжелым вышло для него это усилие.

— Несите его на барку! — обернувшись, приказал фараон воинам. — Да смотрите, осторожнее. И лекаря — быстро!

Уже светало, и было хорошо видно, как в первых лучах солнца чужие корабли, подняв паруса, двинулись в обратный путь — к морю, туда, откуда явились. Эх, если бы подоспел флот, если бы были еще корабли, тогда вряд ли бы они смогли прорваться столь быстро! Да уж, вражеские суда появились как раз во время. Что, конечно же, свидетельствовало о том, что финикийцы знали обо всем. И спешили использовать удобный момент! А значит — их кто-то предупредил. Как? Послали гонца тайными тропами? Да, наверное, так и было… Но как он успел?

Ах-маси-младший дернулся, застонал на руках воинов.

— Выдернуть из него дротик, великий государь? — вытерев окровавленную секиру, предложил десятник.

— Нет, — фараон качнул головой, — пусть это сделает лекарь.

Чужие корабли уходили. Нагло, по-хозяйски. Убогие речные суденышки Уасета ничего не могли поделать с этими морскими громадинами. К тому же, чего греха таить, египтяне боялись пучины. Если утонешь — тогда твое тело пойдет на корм крокодилам и рыбам и никогда не обретет покой в Доме вечности. Это страшно, очень страшно. Невозможно даже представить!

Фенеху верили в других богов. Стремительные морские суда с хищными обводами были их конями… нет, даже не конями — домом, а бурное море — привычной средой обитания. Они не боялись волн, они их любили, они жили в них… И если такой помощник объявился у хека хасут, ясно — без мощного флота осада Хат-Уарита обречена на провал. А мощного флота, увы, не было. Значит, нужно было строить — а это время и средства… которых тоже не было. Н-да-а-а, дилемма…

Крутобокие суда людей пурпура, казалось, нарочно шли медленно, вальяжно, горделиво возвышаясь над приземистыми барками Уасета. Ну, конечно, уже успели разгрузиться — привезли захватчикам подкрепление и продукты. Если они так постоянно будут наглеть? Флот! Нужен сильный флот! И нужен немедленно!

— Целых две мачты! — удивленно качал головой кормчий на царской барке. — А вон на тех — три!

— Что ты удивляешься, Анамон? — Фараон угрюмо усмехнулся. — Это морские суда с мощным килем. Такие не перевернутся даже в самую сильную бурю!

— Да их и не догнать, государь. Смотри, как их паруса ловят ветер — они лавируют, идут наискось, от берега к берегу. Мы так не можем…

— Должны смочь! Должны научиться! У тех же фенеху… Или у кого-нибудь еще.

— Я слыхал, страна Кефтиу славится хорошими мореходами, государь.

Страна Кефтиу… Сон… Не простой сон… Словно бы кто-то звал.

Уцелевшие египетские барки, словно свора собак, преследовали удалявшиеся корабли, осыпая их стрелами, большей частью не причинявшими никакого вреда. Слишком высоки были борта, да и корма судов фенеху вздымалась к самому небу. А искусно вырезанные лошадиные головы на носах, казалось, издевательски ржали.

— Хорошие корабли, — со вздохом резюмировал кормчий. — Такие могут нести множество воинов и груз.

— Ничего. Клянусь Амоном, скоро у нас будут не хуже!

Резко повернувшись, фараон скрылся в шатре, разбитом на середине палубы. Гребцы быстрее заработали веслами, направляя барку к берегу.

Войдя в шатер, повелитель Черной земли тяжело опустился на ложе и, вздохнув, обхватил голову руками. Это он на людях держался из последних сил, как и положено повелителю, оставшись же наедине с собой, мог теперь быть честным. Нет, так быстро флот не построишь. Да и не в кораблях дело — в людях! Моряки среди народа Черной земли считались сами отпетыми людьми — еще бы, их вовсе не заботила сохранность собственного тела! Из кого же тогда набирать экипажи судов? Настоящих, морских судов, не речных барок… Призвать наемников? Тех же фенеху, шарданов и прочих народов моря? Можно, и, похоже, деваться некуда — веру и мораль жителей Черной земли, увы, в одночасье поменять невозможно, как ни старайся.

Что ж — пусть пока будут наемники! Хорошо бы обсудить все с царицей-матерью, это умная женщина с обширными знаниями, по сути, она сейчас и управляет страной.

Снаружи давно уже слышались чьи-то громкие голоса, было похоже на то, что кто-то рвался на барку, а его не пускали.

— Поди прочь, замарашка, иначе, клянусь Птахом, я угощу тебя палкой!

— Смотри, как бы тебя не угостили, вислозадый гусь!

— Что?! Ты кого назвал вислозадым гусем, щенок? А вот я тебе сейчас покажу! Эй, парни, а ну, скорей ловите нахала!

— Ловите?! А я никуда и не бегу! Сказал же — хочу встретиться с государем.

— А больше ты ничего не хочешь? Ага! Попался! Держите его, держите. Вот уж теперь спина твоя отведает палок.

— Только попытайся, дурень!

Голос был нахальный и какой-то… не то чтобы детский, а подростковый, ломкий…

— Что там такое? — не выходя из шатра, громко спросил фараон.

Откинув полог, упал на колени десятник:

— Могу доложить, великий государь?

— Докладывай! Да вставай, сколько раз говорить?

— Какой-то дрянной мальчишка оскорбляет стражу!

— Оскорбляет стражу? И зачем же он это делает?

— Не знаю, государь. Говорит, что хочет видеть тебя.

— Ну, так приведите его, раз хочет.

— Как бы он не…

— Ты полагаешь, я не смогу справиться с каким-то там мальчишкой? — Фараон гневно повысил голос, и десятник, уже было поднявшийся, снова бухнулся на колени:

— Пощади, великий государь! Я вовсе не хотел тебя оскорбить.

— Так приведешь ты его, наконец?! Давай живее!

Словно ошпаренный кипятком кот, десятник выскочил наружу. Что-то прокричал, и вот уже в шатер с почтительными поклонами вошли двое стражников, притащив схваченного буяна — подростка лет тринадцати, сразу показавшегося царю каким-то знакомым. Где-то он уже его видел, и не так давно… Ну да, ну да! Светлая — светлей, чем у здешних, — кожа, соломенные, выгоревшие на солнце волосы, синие — опять же нездешние — глаза. Шардан! Он же недавно пускал кораблики вместе с тем блаженным, как его? Ладно, сейчас не вспомнить. Интересно, что хочет поведать этот парень?

— Отпустите его. — Фараон повелительно махнул рукою. — Спасибо за службу, воины!

— Воистину мы рады слышать такие слова! — хором прокричали стражники и, повинуясь царскому жесту, быстро покинули шатер.

Повелитель Обеих земель пристально всмотрелся в мальчишку. Смуглое — нет, скорей загорелое, с тонкими чертами лицо, взгляд не по-детски серьезен, даже жесток, на руках и коленках — следы крови.

— Ты ранен?

— Я? — Парнишка усмехнулся. — О, нет, государь. Это кровь лазутчика Хемуру, искусно притворявшегося блаженным.

— Хемуру? — Фараон пока не очень понимал, что происходит.

— Я вывел его на чистую воду, государь, о, он был хитер и коварен, но под пыткою рассказал все!

— Под пыткою?

— Да, я пытал его волею моего господина. Увы, лазутчик умер. Но все же он во многом признался.

— Да кто же твой господин? И кто ты сам такой есть? — не выдержав, воскликнул правитель. — Ну! Говори же, откуда ты взялся?

— Ой, государь… — Парнишка смутился, словно бы вспомнил что-то важное, и, бухнувшись на коленки, негромко сказал:

— Скоро Амон и Ра станут, как братья.

— Воистину как одно целое, — машинально продолжил царь.

И тут же вздрогнул: это был пароль для верных людей. Откуда его мог знать этот странный мальчишка? Хотя… Ага! Ну, конечно же — давно пора было догадаться.

— Твой господин — Ах-маси из Анхаба?

— Воистину так, государь. Он сказал — если вдруг его убьют или ранят, чтоб я докладывал прямо тебе. Сказал, что предупредит.

— Не успел…

Эх, Ах-маси, Ах-маси… лучшие лекари посланы к тебе, и жрецы молят богов неустанно…

Фараон закусил губу и некоторое время сидел молча. А потом резко спросил:

— Так ты, значит, Бата?

— Да, господин.

— Анхабец говорил о тебе. И еще об одном старике.

— Старика зовут Небхаптах, — почтительно доложил парнишка. — Вернее — звали.

— Звали?

— Два дня назад лазутчик хека хасут Хемуру скормил его крокодилам. Увы, старик Небхаптах оказался слишком неловким.

— А ты, значит, ловкий?

— Да, государь.

— Тогда говори! Все, что узнал.

Мальчишка — лучший агент Ах-маси-младшего — рассказал. О том, как, выполняя указание своего молодого начальника, следил за «блаженным» Хемуру, за тем, как тот вместе с ребятишками делает и пускает кораблики. То с красными парусами, то с синими, а то вот — с черными.

— Понятно! — сразу же кивнул фараон. — Это были тайные знаки!

— Так, государь. Финикийцы давно сносились с осажденными. И ждали только знака.

— Ты говоришь, Хемуру умер во время пыток?

— Умер, увы!

— Так ты, значит, умеешь пытать людей?

Мальчишка поклонился:

— Я много чего умею, мой господин. Но лучше всего — убивать.

И взгляд юного агента, и выражение лица его вдруг показались царю каким-то хищными, змеиными. Да-а, хороших людей подобрал себе анхабец! А ведь и в правду — хороших.

— Ладно, со стариком — все, — немного подумав, негромко произнес фараон. — Но есть еще какая-то подозрительная женщина и парни…

— Вдовица Нефтиш, государь. И Шаку с Переком — эти двое явные лазутчики, кроме того, промышляют и торговлей людьми… — Бата неожиданно улыбнулся. — Я уже предложил им свои услуги. Сказал, что знаю пару красивых девчонок-беженок, которых можно заманить и выгодно продать людям пурпура.

— Ты действительно знаешь этих девушек?

— Да, государь! Как можно врать в таком деле? Шаку с Переком — далеко не дураки и все проверят.

— Хм… — Ах-маси-старший качнул головой. — А вдовица? Что скажешь о ней?

— О ее зеркале ты хотел спросить, господин? Пока не знаю. Но завтра же наймусь к ней в услужение. Слыхал — она ищет расторопного слугу.

— А если кто-то наймется к ней до тебя?

— Здесь много старых каменоломен, мой государь. Можно невзначай переломать ноги.

Фараон снова усмехнулся — ну и фрукт этот парень! И спросил:

— Сколько же тебе лет, Бата?

Сей нехитрый вопрос неожиданно загнал мальчишку в тупик.

— Мм… — Юный агент поднял глаза к небу, точнее — к пологу шатра, — немного помолчал, что-то про себя шепча, и, смущенно улыбнувшись, ответил, похоже что честно: — Не знаю, мой господин. Может быть, двенадцать, а может — четырнадцать… Может, и больше. Не помню. Я был рожден светлокожей рабыней и поменял много хозяев.

Повелитель Уасета кивнул:

— Ладно. Ступай, Бата, занимайся порученными тебе делами. Воистину они очень важны для нас.

Поклонившись, мальчишка вышел, и фараон в изнеможении завалился на ложе. Устал! От всего устал. От ночной битвы, от смертей, от этой беседы… Хм… Лихо придумал лазутчик Хемуру! Занятие для детишек. Никто и не подумал бы ничего такого. Просто пускал себе кораблики… Кораблики с черными парусами. Результатом чего стали разгром флота и тяжкое ранение Ах-маси. Эх, Ах-маси, тезка, — воистину, помогут ли тебе боги?

Глава 3

Долгий взгляд предателя

Весна 1550 г. до Р. Х. (месяц Паини сезона Шему). Дельта

Клянусь Амоном-сильным, я не оставлю тебя, я не дам, чтобы ты попирал мои поля… О, азиат мерзопакостный!

Стела фараона Камоса. Пер. Н. Петровского

Найти предателей. Это было сейчас важно, очень важно, иначе к чему тогда планомерно вести осаду? Если враги будут знать все, будут получать продовольствие и подмогу? Бата сказал: вдова и парни. Нефтиш и Шаку с Переком. Насчет вдовицы еще все было не ясно, а вот парни — те явно давно уже шпионили. Их нужно было бы взять осторожно, и даже, может быть, пока вообще не брать, ведь неизвестно, к кому именно тянулись от них ниточки. А они, эти ниточки, были — ну откуда могли знать о планах командования Уасета какие-то там местные людишки? Они лишь обеспечивали связь, информация же шла с самого верха. В который раз уже молодой фараон думал об этом, даже не представляя себе, насколько сильно разрослось в самых верхах поганое семя предательства и измены. Хотя и раньше можно было обо всем догадаться, да и догадывались — а что толку? Пожалуй, нельзя было назвать никого из старой знати — вельможных князей-номархов, владетелей крупных поместий, жрецов, — кто бы не мог быть связан с захватчиками. Никого, за исключением Ибаны, властелина Анхаба, да еще нескольких вельмож, давно уже верно служивших царям Уасета. Перечесть тех, кто был вне подозрений, можно было буквально по пальцам. Всех остальных следовало подозревать!

Мала, слишком мала была еще власть фараона Черной земли, чтобы покарать вельможных предателей, считавших себя лучшими людьми. У них даже понятия такого не было — Родина. Был лишь собственный анклав — ном, поместье, — где эти люди чувствовали себя полностью независимыми князьями, да такими, по сути, и были. Карали и миловали по своему хотению, а не по закону — у молодого властелина Уасета не дошли еще до них руки. Ничего, дайте только время!

А известные не только жестокостью, но и змеиным коварством захватчики всячески поддерживали у старой знати иллюзию, будто люди царя Апопи никогда не будут вмешиваться в делишки их номов. Знати пока было в лучшем случае все равно, кто их властелин — Ах-маси или Апопи. Лишь бы никто не мешал творить все, что душе угодно.

Доходили, доходили во дворец Уасета разные нехорошие слухи о своеволии номархов-вельмож. Один завел в своем доме публичный дом — и его люди хватали по всем дорогам и весям красивых девушек, другой лично пытал и вешал, третий грабил всех, кто имел неосторожность проплывать по реке мимо его владений, четвертый… И казалось, не было на них управы, хотя еще два года назад, сразу же после восшествия на престол, Ах-маси по совету матери провозгласил, что отныне только он, великий правитель Обеих земель, будет верховным судьей! И только государственные судьи имеют право решать — виновен человек или нет, и уж тем более никто не смеет убивать, грабить, уводить в рабство свободных жителей нильской долины.

Однако номархи, для видимости соглашаясь со всем, вели себя по-прежнему, вовсе не собираясь ограничивать себя ни в чем. Что им до родины, своя хата куда как ближе! Ах-маси, конечно же, понимал, что за подлые твари окружали престол, и старался возвеличить других, раздавая должности не по знатности, а по заслугам.

Вот и здесь, в полевом лагере осаждающих, была такая же история. Кто-то из высших военачальников и жрецов, имеющих доступ к военным секретам, поставлял ценные сведения врагу. Кто именно — сейчас выясняли люди Ах-маси-младшего. Сам начальник гребцов немного пришел в себя, хотя встать так и не мог — потерял слишком много крови. Фараон лично навещал своего сподвижника, и тот улыбался, чувствуя оказываемую ему честь. Чувствовали то и другие. Завидовали. И однажды чуть было не отравили анхабца — это просто чудо, что раненому юноше кусок в горло не лез и принесенную рыбу слуги скормили собакам. Те и сдохли на следующий день в страшных мучениях.

Поначалу подозрение пало на кашевара, но, лично проверив походную кухню, молодой царь пришел к неутешительному выводу — подсыпать яд в пищу мог практически любой. Кухня никак не охранялась — вроде бы как и незачем было, а вокруг в ожидании — а вдруг чего перепадет? — постоянно ошивались какие-то нищие бродяжки. Вообще, дисциплинка в лагере была та еще… как и в любом войске.

Повелитель Черной земли тут же велел выставить у кухни пост, потом навестил Каликху, тоже с трудом оправлявшегося от полученных ран. Командир гвардии выглядел сейчас лучше начальника гребцов, но ненамного. Правда, порывался встать идти руководить охраной… Фараону пришлось строго приказать — лежать! Лежать и выздоравливать.

— С кем же ты теперь бьешься по утрам, государь? — вздохнув, тихонько спросил Каликха.

Юный царь улыбнулся:

— А ни с кем. Некогда. Ты вот всегда был под рукой, а теперь, увы…

— Ничего, господин мой, еще немного, и мы снова с тобой встретимся на росной траве!

Каликха, кроме всего прочего, был неплохим бойцом — конечно, в кулачном бою он уступал своему повелителю, но вот в том, что касалось бросков, болевых захватов и прочего, мог дать фору любому. Именно с ним и тренировался фараон по утрам, чувствуя, как приливает к сердцу кровь, а в теле поселяется бодрость. Сейчас вот не с кем стало тренироваться…

Да, раньше еще можно было перемахнуться кулаками с анхабцем… но сейчас и тот, увы, ранен, и неизвестно еще, когда встанет. Эх, Ах-маси, Ах-маси, как все не вовремя…

Взяв колесницу, повелитель Обеих земель, не торопясь, объехал весь лагерь. Хотя, сказать по правде, в эти времена даже понятия такого не существовало — войска обычно располагались где придется и кто как. Кто в шатре, кто в шалаше — если таковой находилось из чего сделать, — большинство же и вовсе спало на голой земле, подстелив циновку, благо подобное позволял климат. Даже часовых — и то начали выставлять лишь по приказу фараона, раньше и того не было, в общем — полный бардак. Впрочем, не только в египетской армии — во всех.