В ожидании возвращения Карла шевалье де Сен-Клер коротал время за игрой в кости в компании англичанина Монси и датского рыцаря Хайнса. Англичанин был мосластый, здоровый, лет тридцати, Хайнс же — белобрысый, юркий и жилистый, по возрасту — чуть постарше Анри.

— И куда же подевалась твоя рыжая? — бросив кости, хохотнул Монси. — Кстати, как ее зовут?

— Какое-то имя непроизносимое, — признался нормандец. — Я ее зову — Аннет. Она добрая. Нынче, увы, к замку подалась.

— Нынче все маркитанты у замка, — датчанин глубокомысленно покивал и велел слуге подбросить в костер хворосту. — Там место хлебное.

— Вот и я о том…

Они уже собирались разойтись да улечься почивать, но тут как раз вернулся слуга, Карл. Принес из замка разрисованный щит.

— А ну-ка, покажи-ка! Покажи! Поглядим, — бросив кости, сразу же заинтересовались рыцари.

— Я тут задержался… ждал, пока краска высохнет, — разворачивая рогожку, пояснил слуга. — Пришлось пирогов купить. На полпфеннига!

Датчанин ахнул:

— На полпфеннига пирогов?! Брюхо не лопнуло? Ой… а это еще что такое? Х-ха!

Глянув на щит, славный рыцарь Хайнс схватился за живот и согнулся в приступе самого жуткого хохота. То же самое тут же случилось и с англичанином Монси. Теперь хохотали оба!

Подозревая неладное, шевалье де Сен-Клер глянул на шит… и схватил слугу за ухо:

— Это что такое? Это что такое, я тебя спрашиваю, чертов плут?

— Ну… вы же сами сказали, господин… уй… — кривясь от боли, мальчишка попытался вывернуться, да не тут-то было!

— Я попросил тебя запомнить, что сказать художнику, — закипая, зловеще промолвил Анри. — Ты, верно, забыл? А ну-ка, повтори!

— Ничего я не забыл, — Карл обиженно сверкнул глазами. — Так и сказал, как вы, господин, просили. Передал слово в слово, в точности. Все поле щита разделить на четыре части. В двух изобразить ваш родовой герб — серебряная голова на лазоревом поле, и в двух — герб Нормандии, на червленом поле два золотых льва.

— Это, по-твоему, львы, прохвост?! Это какие-то облезлые кошки! А голова? Почему она белая?

— Ну, наверное, серебряной краски не было. Вы ведь сами просили быстрей.

— А что же этот художник? Он что же, не знает, что нельзя накладывать финифть на финифть, а металл на металл? Серебро — металл, а белое — это финифть. И лазоревое поле — финифть тоже. О, Пресвятая Дева, о святой Денн! Да видели ли вы когда-нибудь столь безмозглого дурня? Вот тебе, вот, получай!

В ярости молодой рыцарь принялся награждать слугу увесистыми тумаками.

— Вот тебе, вот! Да ты к художнику ли ходил?

— К богомазу, — признался-таки слуга. — Но он тоже мастер. Из Менска.

— Из Менска! — передразнил англичанин. — Откуда в Менске знать о металлах и финифтях? Ну и слуга у тебя, Генри. Я б его точно убил.

Наступившая ночь тоже не принесла славному нормандскому рыцарю никакого покоя. Поначалу рядом с шалашиком, у костра, скулил служка — пришлось бросить в него башмаком. Потом где-то невдалеке послышались истошные женские вопли. Верно, кто-то кого-то бил… но зачем же ночью-то? Что, дня мало?

Вне себя от гнева, нормандец прицепил к поясу меч и решительно направился к источнику воплей… оказавшемуся намного дальше, нежели он почему то думал. На самой окраине лагеря, на берегу небольшого лесного озерка, росла старая осина, к стволу которой была привязана женщина. Руки ее были стянуты ременной петлей и задраны вверх. Икры ног тоже стягивали путы, наложенные прямо поверх длинной юбки или подола платья. Женщина — точнее, медноволосая молодая дева, была оголена до пояса. Рядом с ней стоял дюжий орденский брат в длинной белой рясе с изображением большого черного креста и старательно охаживал несчастную плетью! Да еще как охаживал! С каким неистовым старанием и самой настоящей любовью. Поистине так. Вот только любовь эта, скорей, относилась к процессу битья, нежели к стонущей девушке. Кровавые полосы одна за другой вспыхивали на спине несчастной, бедняжка кричала от боли и старалась вырваться — да только тщетно. Рядом горел костер, в небе ярко светил золотой месяц.

Внезапно опустив плеть, крестоносец подошел к девчонке поближе и резко ударил в скулу. Странный вышел удар — бил-то он сзади, девушка, на свою беду, лишь повернула лицо.

— Будешь так орать — выдавлю тебе глаза, — негромко предупредил рыцарь. — Хочешь?

Дева взмолилась, забилась в рыданиях, из больших, серых глаз ее потекли слезы:

— Пожалуйста, не надо. Я вам ничего не сделала…

— Ты — мерзкая языческая тварь!

— Я… я приняла крещение… вы знаете, святой брат…

— Сам дьявол тебе брат! А от твоего крещения самого Бога тошнит. А ну-ка…

Крестоносец вновь поднял плеть, но молодой шевалье, подскочив, перехватил его руку:

— Негоже для благородного рыцаря столь неучтиво обращаться с дамой!

— Она не дама… Постой! А ты кто такой?

Крестоносный брат повернулся, желтые отблески костра отразились в бесцветных и злобных глазах его, словно адское пламя.

— Я — шевалье Анри де Сен-Клер, рыцарь… и друг славного маршала Анри Ботеля, — опустив руку тевтонца, церемонно представился нормандец.

— А мне плевать, чей ты друг! — крестоносец явно разозлился. — Клянусь святой Марией, если ты, щенок, вознамерился мне помешать…

— Вы, кажется, обозвали меня? — Анри живенько извлек из ножен меч. — В таком случае придется уже мне проучить вас…

Рыцарь тоже выхватил клинок и, отпрянув, первым нанес удар, совершив длинный выпад. Опытный в разбойных делах шевалье де Сен-Клер мгновенно ушел с линии вражеской атаки и, в свою очередь, ударил тевтонца в шею… Увы, не попал — злодей оказался не лыком шит и умел постоять за себя.

Вот снова выпад. Удар. Отскок… В те времена клинки редко бились друг об друга. Но здесь вот — пришлось, щитов-то не было, как не было и латных рукавиц, и панциря, и кольчуги.

Удар следовал за ударом с такой частотой и силой, что на всю округу стоял звон, ничуть не хуже колокольного!

На звон этот и на крики девушки сбежались рыцари и оруженосцы. Те, кто ночевал поблизости. В числе первых прибежал и юный слуга нормандца. Вспыхнули факелы, хотя на берегу озера и так было довольно светло. Какой-то человек в светлом плаще, высокий и длинноносый, заорал не терпящим возражения тоном:

— Я — принц Карл Датский! Что здесь, черт подбери, производит? Девку не поделили? А ну, живо вложили мечи в ножны. Вложили, я сказал! Иначе я прикажу своим арбалетчикам пристрелить вас, словно псов! А ну, парни…

Арбалетчики — это было серьезно. Суровые датские парни шуток не любили. Услыхав приказ своего господина, воины враз уперли арбалеты стременами в землю, натянули тетивы — ловко и споро.

Анри с немцем переглянулись… опустили мечи.

— Это он виноват! — мелкий прощелыга Шарль, вынырнув из толпы, показал пальцем на крестоносца. — Мучил деву, гад…

Тевтонец грозно выпятил грудь:

— Это — моя рабыня!

— Даже у невольниц есть душа, — немедленно парировал Анри. — Или вы против слова Божьего? Эта девушка нуждается в помощи… А что делаете вы, сир? Забыли ваш священный девиз? Охранять, лечить, защищать!

— Я обязательно сообщу об этом возмутительном случае магистру, — скучным голосом произнес принц. — Действительно, вы что-то увлеклись наказанием, мой славный крестоносный брат.

— Сообщайте хоть самому черту! — уходя, орденский рыцарь с досадой махнул рукой. — А эту чертовку советую утопить в озере. И — чем скорее, тем лучше.

— Невежа! — бросил вослед ему принц Карл. — Девушке окажите помощь и… если она и правда невольница того крестоносного брата… то надо вернуть ее хозяину.

— Крестоносный брат не может иметь невольниц, уважаемый господин, — юный слуга — тезка принца — изогнулся в поклоне. — Устав ордена запрещает братьям иметь собственность.

Датчанин удивленно округлил глаза:

— Это кто еще?

— Это мой слуга, сир, — коротко поклонился нормандец. — Прошу его извинить, он немного не сдержан. Но я обязательно его проучу, ваша милость.

— Только не так, как эту девчонку, — принц неожиданно расхохотался и кивнул арбалетчикам. — Да хватит уже целиться-то. Арбалеты, говорю, опустите. В меня еще попадете, с вас станется. Да, что с девой-то делать? Девушка, ты кто?

Несчастную между тем уже отвязали от дерева и даже накинули верхнюю часть платья, несколько прикрыв постыдную наготу.

— Она маркитантка, я ее знаю, — вновь встрял слуга. — Немножко не так рассчиталась с орденским рыцарем, вот и…

— Вот! — уходя, принц Карл обернулся и многозначительно поднял вверх большой палец. — Сама виновата. Не стоит обманывать братьев.

— Впредь ей наука, ага, — поддержал кто-то из свиты.

Девушка сидела на корточках у самой озера, устремив взгляд на воду. Грязные волосы ее, прямые, длинные и нечесаные, растеклись по спине сверкающей в свете месяца медью. Узкое юное лицо, цвет глаз шевалье де Сен-Клер не заметил. Хоть ночь нынче и светлая, а все же — ночь. Цвет глаз не разглядел, а вот шрам над левой бровью приметил. Характерный такой шрам. Словно кто-то ударил тупым концом длинного саксонского ножа. Кожу рассек, но крепкий череп выдержал.