— Это местные невольники, курши, — завидев князя, подошел Альгирдас. — Просятся к нам в отряд. Говорят, все здешние леса знают.
— Просятся — примем, — благосклонно кивнув куршам, кунигас вполголоса поинтересовался, остался ли кто в живых?
Альгирдас задумался, поскреб светлую бородку:
— Девки-рабыни живы… мы их только… того…
— Нет. Рабыни не подойдут.
— Тогда вон, хозяйка… Ну, там, на телеге.
Женщина уже даже не стонала. Не вырывалась, лишь тихо скулила, до крови искусав губы. Уже развели костер, и кто-то из бывших рабов, взяв палочками уголь, прижег ей грудь. Вот тут несчастная вскрикнула.
— В дом ее! — подумав, приказал Довмонт. — Да… сможет ли она бежать?
— Эта — сможет, — Альгирдас тряхнул локонами и тихонько засмеялся. — Выносливая, сучка, как лошадь… Эй! Вы приказ слышали? Живо отвязали бабу!
Несчастную перенесли в дом, положив в опочивальне на ложе. Кроме всякого разного добра, старательно сложенного во дворе в общую кучу, в зажиточном доме бауэра нашлись изрядные запасы браги. Князь, Альгирдас и Любарт тут же уселись в горнице за стол — пировать. Еще до этого Довмонт заметил в опочивальне окно. Небольшое, но вполне достаточное, чтобы пролезть, выбраться.
Минут через двадцать кунигас заглянул в дверь. На ложе никого не было. Стало быть, ушла хозяйка, ушла. Что и нужно было!
— Уходим! Живо, все.
Ударом кулака князь разбил глиняный жбан с брагой. Остатки напитка растеклись по столу, закапали на пол.
Тем временем воины подожгли усадьбу. Затрепетали на ветру злые языки пламени, и черный густой дым поднялся высоко-высоко в небо.
Овладеть сознанием первобытного литовского кунигаса после столь мерзкого рейда оказалось непросто. Перед глазами Игоря стояли истерзанные убитые дети, их мать, привязанная к телеге и насилуемая всеми подряд, расколотый череп бауэра…
От всего этого аспирант долго не мог прийти в себя, и язычник Даумантас развлекался на славу, не отказывая себе ни в стоялых межах, ни в девках, каковых в обозе имелось немало.
Друг детства Тренята лично поблагодарил кунигаса за рейд и устроил пир, дожидаясь гонца с весьма важным известием.
— Понимаешь, Даумантас, пока не явится Солнышко, мы не можем ничего знать.
Властелин Нальшан непонимающе мотнул головой:
— При чем тут солнышко? Оно вон, светит.
— Нет, нет, дружище! — в голос рассмеялся Тройнат. — Не про это солнышко я веду речь, про другое. Если будет угодно богам, ты его скоро увидишь… вернее — ее.
Это оказалась девчонка. Именно ее звали Солнышко. Сауле — по-литовски, по-куршски же — Шауле, курши все шипели, как змеи. Молодая, красивая, стройная, с копной густых, отливающих медью волос и серыми, как затянутое облаками небо, глазами. Грязное, рваное платье, ноги, сбитые в кровь, белесый шрам над левой бровью, на правой скуле — изрядных размеров синяк.
Несмотря на все это, Тренята принял девчонку с почетом, который не каждому боярину оказывал. При встрече присутствовал и Довмонт.
— Они ушли, — вежливо поклонясь, первым делом доложила дева. — Крестоносное войско спешно ушло от Юргенбурга. Сразу, как только ушей магистра достигла весть о вашем появлении здесь. Рыцари идут сюда — и быстро.
— Явятся — встретим! — жемайтский князь азартно потер ладони и предложил деве сесть.
— Я лучше постою, — невесело скривилась Сауле. — А вы слушайте про рыцарское войско.
Она говорила с князьями, как с равными, хотя вряд ли была из древнего и почитаемого всеми рода. Скорей даже безродная. Изгой, приблуда. Но приблуда нужная, и, судя по Треняте — очень.
— Двести рыцарей, очень хорошо вооруженных. У каждого — по два коня. Оруженосцы, слуги, кнехты — всего около трех тысяч. Полсотни стрелков-арбалетчиков, арбалеты со стременем и «козьей ногой», запас стрел — четыре воза.
Девчонка методически перечисляла все, что увидела, что запомнила, ради чего и была послана к врагам и вот теперь явилась сюда. Разведчица, местная Мата Хари! Действительно — очень ценный кадр, куда там иным боярам.
— Теперь — командующие… Ливонский магистр Буркхард фон Хорнхаузен, маршал Пруссии Генрих Ботель. Их союзники — добровольцы куршей, эсты, пруссы. Еще шведские и датские рыцари во в главе с принцем Карлом.
— Молодец, — похвалил Тройнат. — Поистине ты достойна щедрой награды.
— Я не за награды стараюсь, — Сауле гордо выпрямилась. — Ты же знаешь, князь.
— Знаю, знаю. Однако думаю, что изрядная толика серебра тебе тоже не помешает, ведь так?
— Серебро никому не помешает, — девушка улыбнулась. — Особенно — изрядная толика.
— Но это все — после, — жемайтский князь вновь стал серьезен. — Ты должна вернуться к рыцарям, Сауле!
— Я знаю. Я вернусь. Вы можете рассчитывать на куршей и пруссов.
— А эсты? — живо поинтересовался Тройнат.
— С эстами не так просто, их земля далеко, — Солнышко покусала губы. — Все же мы уговорим и их. Ты, князь, ведь что-то сказал про серебро?
Вечером Довмонт вышел размяться. Литовское войско числом около четырех тысяч воинов расположилось на берегу широкой реки, что вытекала из озера Дурбе. На заливном лугу, на песчаной косе и на опушке леса стояли сотни шалашей и шатров, невдалеке, в овраге, было устроено отхожее место.
Стоял чудесный вечер, спокойный и теплый. За дальним лесом виднелся кусочек клонившегося к закату солнца, расплавленным золотом растекались по небу редкие облака. В воздухе плыл сладкий аромат клевера и кипрея, у шатров уже разводили костры.
Князь пошел вдоль реки, вниз по течению, по узкой полоске желтого песчаного пляжа. Невдалеке, у брода, купались — веселились, брызгались, веселые голоса воинов были слышны далеко, на весь лес!
Игорю совсем не хотелось общения, он вообще намеревался побыть один, быть может, даже искупаться где-нибудь в укромном местечке, смыть с себя налипшую грязь. Грязь, конечно, в переносном смысле — все эти мерзости, кровь.
Такое место обнаружилось километра через полтора. Заросли ивы и краснотала, уютная излучина, песок, а рядом — зеленая солнечная лужайка с ромашками и мягкой высокой травой. Князь сбросил верхнюю тунику, рубашку… И тут вдруг заметил невдалеке деву! Она стояла по колено в воде, спиной к Даумантасу-Игорю. Белое, чуть тронутое шелковистым загаром тело, упругое и стройное, волосы водопадом сияющей меди, а по всей спине и ягодицам — вспухшие кровавые рубцы!
Что-то хрустнуло под ногой кунигаса… Девушка обернулась, прикрыв руками грудь:
— Кто здесь? Ах, это вы…
— Что у тебя со спиной?
— А сами как думаете? — Сауле горестно усмехнулась и, склонив голову набок, с вызовом взглянула на князя.
— Думаю — плеть или розги, — Довмонт сочувственно качнул головой. — Вижу, вам многое пришлось пережить.
— А сколько еще впереди! — неожиданно рассмеялась дева. — Ну, да ладно, на всё воля богов. — Она чуть помолчала и продолжила, чуть понизив голос: — Знаете что? Коль уж вы все равно здесь, так не стойте дубом. Здесь у меня тряпица, отваром смоченная… Не могли бы вы меня ею… по рубцам… Мне самой не достать.
— Да-да, конечно.
Сбросив башмаки, молодой человек поспешно вошел в воду, взял смоченную чем-то тряпочку… и принялся осторожно протирать ею истерзанную спинку Солнышка.
— Как вам? Не больно?
— У вас легкая рука! Нет, не больно — славно. И очень приятно, да.
— Я рад…
Ладонь князя ужом скользнула по стройной девичьей талии, пальцы поласкали пупок… поднялись выше, к груди, такой зовуще-упругой, твердой, с розовыми пупырышками сосков.
Сауле не уклонялась от ласк, наоборот, обернулась, обняла князя за шею и еле слышно шепнула:
— Пойдем на луг…
Игорь расслышал…
Оба выбежали из воды, молодой кунигас улегся в траву на спину. Усевшись сверху, Солнышко принялась целовать его в грудь и в губы, затем, отпрянув, стянула штаны…
Казалось, качнулось само небо. Росшие невдалеке сосны выгнулись, словно приникли к земле… потом выпрямились… Девушка застонала, закатила глаза, упругая грудь ее колыхалась прямо перед глазами князя, и тот ловил губами соски…
Наверное, это сейчас нужно было обоим. Именно это — уйти в удовольствие, забыться, отрешиться от всего. Конечно, Игорь любил Ольгу… Бируте так походила на нее! Бируте… И эта юная дева с медными волосами… избитая, но гордая… И красивая, как само солнце! Недаром ведь ее так и звали — Сауле, Солнышко!
Двести рыцарей выстроились у брода «свиньей», всесокрушающим стальным клином! Орденские братья, датчане, шведы и много других рыцарей из разных стран. Развевались на ветру штандарты с черными тевтонскими крестами, яркие перья украшали шлемы светских воинов, щиты пылали гербами.
Шевалье де Сен-Клер нетерпеливо покусывал губы. Юноша рвался в бой: скорей бы, скорей! Ну, что же магистр не командует? Вон там, впереди, враги — литовцы. Всего-то пересечь поле. Разогнать коней, взять врагов на копья… Таранный удар тяжелой рыцарской конницы не выдерживал никто! Не выдержат и литовцы. Слишком мало у них рыцарей в добрых пластинчатых доспехах, да и кольчужных воинов тоже мало. Хотя язычников, конечно, больше, однако вовсе не числом выигрываются битвы. Не числом, а умением, а умения рыцарям было не занимать. Впрочем, как и литовцам.