Князь ахнул:

— Откуда знаешь? Что? Ах, ты же моя милая! Нет, в самом деле — ждешь?

Подхватив жену на руки, Довмонт закружил ее по горнице, нежно целуя в губы.

— Ах ты, милая моя… милая…

— Пусти! Закружишь.

— Да-да, милая… да-да…

Беременность юной княгини — это было важное известие, очень важное. Как для князя, так и для всего княжества. Еще б знать заранее, кого родит супруга? Мальчика или девочку? Как бы то ни было, а нужно был приносить богатые жертвы богам и богиням. Что князь и сделал, отдав жрецам всю свою часть добычи. Только лишь янтарное ожерелье (бывшие четки) оставил — очень уж оно Бируте нравилось.

— Бледненькая ты у меня, — все сетовал князь. — Надо бы позагорать немножко.

Честно сказать, Игорь не знал, можно ли беременным загорать, но, глядя на бледность супруги, решил — что немножечко солнца не помешает. Тем более Литва — не юг, не Турция, не Крым и не Сочи.

Дни стояли хорошие, солнечные, но не жаркие. Плыли по небу большие сахарно-белые облака, напоминавшие комические фигуры, на лугах рвалось всеми красками радуги бурноцветье цветов. Пурпурно-розовые — клевер и кипрей — иван-чай. Солнечно-желтые — одуванчики, купавницы, ромашки. Лютики еще. Синие, фиолетовые, голубые — колокольчики, васильки, фиалки. Еще рвалась к небу медвяная таволга, цеплялась за ноги пастушья сумка.

На такую вот полянку и привел кунигас жену. Расстелил покрывало:

— Раздевайся, ложись.

Княжна игриво улыбнулась:

— Мы с тобой…

— Да, будем. Но — и так полежим, погреемся на солнышке. Позагораем.

— Позагораем? — изумилась Бируте. — Зачем же? Черные, как мужики-крестьяне, станем. Неужто тебе это нравится?

Игорь-Довмонт промолчал. Вообще-то ему загорелые девушки нравились. Особенно когда без купальников загорали. Вот как сейчас — княжна… Оленька…

Бируте послушно разделась, даже застеснялась немножко, потупилась.

— Ложись, ложись, — князь ободряюще погладил ее по плечу. — Ложись, я тебе спинку поглажу.

— А и погладь, — девчонка растянулась на животе, подставив спинку и попку ласковому взорам солнца… и мужа.

— Ах ты, милая…

Сбросив одежду, Игорь уселся сверху. Погладил женушку по спине, по плечикам, поцеловал, обхватил ладонями талию. Прижался к спине юной княгинюшки грудью, чувствуя возбуждающее шелковистое тепло, обнял, лаская твердеющие соски… Бируте застонала, повернула голову…

— Не поворачивайся… Так и лежи… Чуть приподнимись только…

Верный Гинтарс искал своего господина везде. Прибыл гонец от великого князя Миндовга, недавно вновь обратившегося в древнюю веру отцов, наплевав на королевский титул. Подросток знал лишь, что князь и княжна отправились на прогулку, не взяв с собой слуг. Не хотели посторонних глаз? Ну, конечно же, не хотели! Деньки-то стояли добрые, почему б и не прогуляться в лесу?

Однако не было их ни на заливном лугу, ни на дороге, ни у полей, и у реки тоже не было. Отчаявшись, Гинтарс припомнил вдруг, что князь расспрашивал его о какой-нибудь красивой и укромной полянке с мягкой травой. Не туда ли подались? А ну-ка…

Привязав лошадь к старой березе, мальчишка нырнул в лес, в самую пущу. Побежал наперерез знакомой тропкой, и вскоре уже выскочил на полянку, полную трав и цветов и залитую солнцем. Выскочил и застыл. В десятке шагов от него поднималась из высокой травы голая девичья спина с рассыпавшими по плечам локонами. Поднималась… и опадала. Поднималась — и опадала, еще и изгибалась при этом. И слышались стоны?!

Гинтрас застыл и вдруг покраснел, чувствуя, как все естество его не выдерживает, охваченное невиданным доселе жаром, который невозможно было терпеть. Ну, никак невозможно!

А девушка все стонала, изгибалась… Девушка… Юная красавица-княжна! Как она… какая она все же… Ну, кто же такое выдержит, в самом-то деле — кто?

Парнишка закусил губу, поднял подол туники и, засопев, сунул руку в штаны…

Он закричал, только отбежав в лес. Словно бы искал своего князя, да вот никак не мог найти.

— Кунига-а-ас! Княже-е-е!

— Кто-то кричит! — напряглась Бируте. — Тебя ищет.

Крики приближались:

— Княже-е-е!

— Это Гинтарс, — поспешно одеваясь, княжна узнала слугу по голосу. — А ну-ка, милый, помоги застегнуть.

Довмонт откликнулся уже полностью одетый.

— Эй, кто там? Я здесь!

— Кунигас! — треща ветками, Гинтарс выбрался из кустов и, вздохнув, искоса взглянул на Бируте.

— Что орешь на весь лес? — нахмурился кунигас. — Дичь распугаешь!

Парнишка, поклонясь, приложил руку к сердцу:

— Явились королевские посланцы, мой вождь.

— От Миндовга? — удивленно переспросил Даумантас. — И что ему нужно?

— Не знаю, княже. Просто очень хотят тебя видеть. И княжну — тоже хотят.

В Новогрудке, столице объединяемой Миндовгом Литвы, умерла жена бывшего короля, а ныне великого князя, Юрате, в крещении — Марта. Великая княгиня была далеко не первой женой престарелого короля, и возрастом ненамного обгоняла Бируте, коей приходилась родной сестрой.

— Юрате! — узнав горестную весть, юная княжна бросилась мужу на грудь и зарыдала, бессильно вжав кулаки. — Юрате, милая… сестренка…

Бируте звала умершую королеву Литвы языческим именем, под каким знала в детстве.

— Как мне жалко… Юрате… Ой, у нее же остались дети! Бедные сироты…

Миндовг звал Бируте и Даумантаса к себе, в Кернаве. На похороны княжеская пара уже не успевала… но хоть почтить память умершей. Да юных племянников ободрить.

— Едем же, о супруг мой! Немедленно едем. Вели же седлать коней.

* * *

Столицу обустраивали. Расположенный на высоком холме прямо в середине города королевский замок представлял собой поистине неприступную крепость, которая все еще строилась, расширялась, росла и вширь и ввысь. Сейчас как раз надстраивали главную башню — гордость Миндовга.

Великий князь Литвы, вновь обретший свою древнюю веру, но потерявший королевский титул, встретил гостей в главном зале, увешанном трофейным оружием, шлемами и щитами.

Даумантаса он приветствовал холодным кивком, Бируте же удостоилась куда большего почтения. Ради нее великий князь даже соизволил встать с трона. Подошел, обнял, по-отечески поцеловал:

— Ах, милая. Юрате так хотела видеть тебя! Увы, не успела. Боги забрали ее к себе.

— Мы хотим навестить могилу сестры, князь.

— Навестите! Прямо сейчас и пойдем. А ну, давайте-ка…

Осанистый и пузатый, великий князь тряхнул косматой бородищей и окинул Довмонта тяжелым взглядом. С княжной же обращался ласково, пожалуй, даже слишком. Называл «красотулечкой» и «сердцем», что сильно не понравилось молодому нальшанскому кунигасу.

Вслед за хозяином гости спустились с высокого каменного крыльца. Слуги поспешно подвели лошадей.

— Юрате просила похоронить ее в склепе, — Миндовг, как и Бируте, предпочитал называть умершую жену ее языческим именем.

— Да, она так просила… — с помощью слуг престарелый и грузный князь едва умостился в седле. — Но я рассудил иначе! Высокий, покрытый дубравой холм — что может быть лучше? Там недалеко и святилище — есть, где славить богов. Вы ведь хотите принести жертву?

— Да-да, — закивала княгиня. — Конечно же хотим. Мы привезли с собой белых петухов и черного поросенка.

— Петухов? Поросенка? — Миндовг презрительно скривился и развел руками. — Ну, если вы считаете, что это достойно умершей, то… Я бы посоветовал вам купить молодую и красивую рабыню. Полоцкие торговые гости недавно привезли к нам светлооких псковских дев. Не так уж и дорого. Вот это была бы жертва!

— Помнится, княгиня была христианкой, — не выдержав, холодно усмехнулся Довмонт… Точнее — Игорь. Еще не хватало человеческие жертвы тут приносить! Да пошел этот толстопузый бородач к черту!

— Она ведь не отреклась от Христа, так?

Не отреклась. Эту информацию нальшанский кунигас получил еще в пути, от встречных купцов. Так ведь умершую и похоронили — под именем Марта. Может, это сам Миндовг ее и… того… За то, что посмела пойти против! Все может быть — время дикое.

— А раз так, то вряд и наши древние боги считают ее своей, — быстро договорил Даумантас. — Однако жертву им принести надо. Пусть не обижают заблудшую душу.

— Вот-вот!

— Мы сами разберемся с жертвой, — внезапно заявила Бируте с неожиданной твердостью в голосе. — Сделаем все, как надо, князь.

— Сами так сами, — покладисто согласился Миндовг.

— И еще… — юная княжна немного замялась. — Я бы хотела… хотела бы пойти на могилу сестры одна.

— Ну… ежели супруг отпустит, то… Не имею ничего против.

Властелин Литвы заливисто расхохотался и подогнал коня.

— Отпустишь? — с грустью спросила Бируте.

— Да.

Так и вышло. Княжна пошла на могилу одна, Миндовг и Довмонт дожидались ее в дубраве. Дюжие стражники в кольчугах и при мечах ошивались неподалеку. Бируте вернулась быстро, и уже все втроем пошли к жертвенникам — серым плоским камням, что располагались близ старого дуба. Если б на литовских землях когда-то стояли непобедимые римские легионы, то верное, этот дуб помнил бы и их. Впрочем, тогда вся история этих — и не только этих — мест пошла бы совсем по-другому.