Слава богам, это и в самом деле была Сауле, милое медноволосое Солнышко, дочь великих жрецов куршей, посвятившая всю свою жизнь борьбе за свободу. Сквозь разорванное платье проглядывало худое и грязное тело, покрытое ссадинами и синяками. Лицо тоже было грязным, как и волосы, и даже старый шрам над левой бровью. А вот глаза — густо-серые, цвета пасмурного осеннего неба, очи — сияли уверенностью и силой.

— Ты знаешь здешние места? — на ходу спросил князь.

— Конечно! — девчонка повела плечом, обернулась, окинув кунигаса лукавым взглядом…

— Нас будут искать уже очень скоро, — бросая по сторонам быстрые настороженные взгляды, строго предупредил Даумантас. — Как только вернутся кнехты. Далеко здесь река?

— Да не очень.

— Вот и времени у нас столько же. Как отсюда выбраться? Только по гати? Так же, как пришли рыцари?

— Есть еще одна, — Сауле, подумав, кивнула. — Старая. Правда, я ее не очень знаю.

— Придется рискнуть.

Прошло меньше минуты с тех пор, как Игорь-Довмонт своим добрым ударом отправил в глубокий нокаут одного из помощников палача. Беглецы уже успели свернуть к лесу, а еще через пару минут уже продирались через густые заросли ивы, что росли вдоль реки.

Стягивающие руки Солнышка ременные путы князь ловко рассек ножом. Одним ударом, и даже не поранил кожу. Что и говорить — опыт.

— Я вижу, ты знаешь здесь все тропы, дева.

— Только те, что возле деревни. И гать, — девушка вдруг замедлила шаг и обернулась. — Послушай, князь, как ты…

— Потом расскажу, — натянуто улыбнулся Даумантас. — Немного потерпи, ладно?

Сауле ничего не ответила, просто повернулась и пошла себе дальше, ступая обутыми в плетенные из кожаных ремешков лапти ногами по едва заметной тропе. Вокруг уже корявился лес, обычная литовская чаща, с толстыми — в три обхвата — дубами, с тянущимися к небу липами, угрюмыми елями, соснами, с густыми зарослями орешника, можжевельника и осины.

— Хорошо, у них нет собак, — вслух промолвил Довмонт, отводя руками колючие ветви малинника с завязями и еще зелеными ягодами.

Солнышко обернулась:

— Нет. И эту тропу крестоносцы не знают.

— Но ведь про гать-то узнали, — резонно заметил князь.

— Там предатель провел. Не из этой деревни. Про вторую гать он не знал. И про тропу эту — не знает.

— Раз не знал… что же вы все не ушли, не скрылись?

— Внезапно всё. Слишком. Никто не знал, не верил. И дозорный у гати не предупредил. Псы, правда, залаяли — но поздно. Ах, кунигас! Видно, боги совсем отвернулись от нас. Наши добрые старые боги.

— Боги… — не выдержав, Игорь-Довмонт хмыкнул. — Просто дозорных надо выставлять настоящих… а не какого-то там пастушка.

Девчонка вздохнула:

— Что уж теперь… Ничего, скоро боги будут довольны! Уже очень скоро, да.

Странная улыбка скользнула на губах девушки. Мечтательная и вместе с тем жесткая и зловещая.

Они продирались сквозь заросли часа три, а то и больше, и лишь ближе к вечеру выбрались на более-менее заметную тропу, довольно широкую и твердую. Правда, частенько приходилось пробираться через студеные ручьи. Где-то — прыжком, а где-то и вброд или по скользким серым камням, покрытым зеленовато-голубым мхом и водорослями. Там же, у одного из таких ручейков, устроили короткий привал, перевели дух да напились чистой прохладной водицы.

От кольчужных штанов и бригантины Довмонт избавился еще в лагере, кольчугу же сбросил у первого или второго ручья — как ни было жалко. Впрочем, верные боевые друзья — добрый рыцарский меч и кинжал в кожаных ножнах по-прежнему оставались с князем.

Вокруг, в кустах и на деревьях, заливисто перекрикивались птицы. Неутомимыми барабанщиками долбили древесные стволы дятлы, а где-то в отдалении гулко куковала кукушка. Яркие солнечные лучи, преломляясь в ручье, окрашивали воду сверкающими брильянтами. Прямо у берега, меж камней, шныряла серебристая форелька.

Князь вдруг почувствовал приступ голода.

— Может, поохотимся? Или половим рыбы? Жаль, огниво и соль я оставил в переметной суме… Не подумал, да. А до коня-то теперь не добраться.

— Мы поедим, но не здесь, — поднимаясь, успокоила Солнышко. — Идем, нам следует поторопиться. До наступления темноты мы должны миновать гать.

Князь развел руками:

— Как скажешь. Веди, милая Сауле.

Несомненно, Игорь чувствовал какое-то влечение к этой красивой и загадочной девушке с длинными медно-рыжими волосами. Даже сейчас — грязная, избитая, в рубище — она казалась богиней, древней богиней непроходимых жмудских пущ, какой-нибудь Земиной или Мильдой.

При всем при этом молодой человек по-прежнему любил Ольгу… мертвую Ольгу… или, может, все же — живую? Нынче же здесь олицетворением Оленьки была в его жизни Бируте, славная юная супруга, княгинюшка, по которой кунигас, честно сказать, очень сильно скучал.

Деревья расступились неожиданно. Вот только что вставала перед глазами казавшаяся непроходимой чаща, и вдруг, как-то резко — все сменилось чахлой болотной ширью с далеким, видневшимся в голубоватой дымке лесом. Честно говоря, ничего похожего на гать Довмонт не заметил, однако Сауле держалась весьма уверенно и спокойно. Правда, предупредила:

— Надо вырубить слеги.

Ага… значит, все-таки — сомневалась.

Как бы то ни было, а Солнышко вошла в трясину первой. Гать — чахлые, полусгнившие от времени жерди — колыхалась где-то под ряской. Ступив на нее, князь едва не упал, успев опереться на слегу.

— Ступай след в след, кунигас, — обернулась дева. — Но и слегой тоже пробуй. Сам видишь — тут зыбко всё.

Да уж, зыбко — и это еще мягко сказано. Чавкающая под ногами жижа не вселяла абсолютно никакой уверенности, под ногами все плыло и шаталось, и Довмонт даже не был уверен — в случае чего, сможет ли юная и самоуверенная проводница вывести их обоих обратно? Сам-то он уж точно один не дошел бы. Шагу бы не сделал ни взад ни вперед, пропал бы, сгинул, провалился в трясину.

Почти так и вышло! Колыхнулась под ногами гать, пропала… треснула, уткнувшись в кочку, слега. Потеряв опору, молодой человек нелепо взмахнул руками и со всей дури ухнул в болотную грязь! Словно живое существо, трясина злорадно забулькала, заурчала, чьи-то невидимые руки схватили князя за одежду, за руки, за ноги, за волосы, и, жадно чавкая, потащили на дно.

Упав на спину, Игорь быстро перевернулся, стараясь расставить пошире руки ноги, подгребал под себя ряску, но…

— Держи!

Сауле плюхнулась рядом, протянула слегу:

— Хватайся, кунигас. Я потащу!

С изумительной ловкостью девчонка развернулась в трясине, выбираясь обратно на гать. Выбралась, потащила слегу с неожиданной силой… Князь тоже старался, как мог, работал ногами, руками, единственное, что его сейчас тревожило — это как бы не утащить за собой свою медноволосую спасительницу жрицу.

— Тихо, тихо, не надо так бурно, — спокойно советовала Солнышко. — Аушрине, помоги нам. И вы, духи болот, не мешайте. Мы же не немцы, нет. Мы — свои. Мы отблагодарим вас, правда-правда.

То ли духи услышали, то ли князь и девчонка оказались удачливыми и проворными, однако трясина постепенно поддавалась, понемногу отпуская ноги Довмонта, так, что вскоре осталось лишь сделать рывок и…

Оп-па!

Вот и гать, закачалась под ногами. Зыбка, но все же опора. О, великие боги, неужели выбрался?

— Богов будем благодарить потом, кунигас, — жрица опасливо кивнула на небо. — Скоро стемнеет. Мы должны идти. Как можно быстрее, иначе…

Иначе — ясное было, что. Утонули бы в болотине, сгинули. Могла бы и не предупреждать.

Игорь неожиданно усмехнулся — больно уж странную парочку представляли собой беглецы, если взглянуть со стороны, отстраненно. Оба грязные, мокрые, в волосах — болотная тина и ряска. Только что пиявок нет да лягушек.

Путники торопились, шли напористо, быстро. Да, правду сказать, и полегче стало идти, посуше как-то. Старая гать приподнялась, показалась… Князь непроизвольно вздрогнул — прямо под его ногами белели человеческие кости! Так и есть, настил-то оказался сложенным вовсе не из жердей, а из косточек! Вот — бедренные кости, вот — таз, а вот — раздавленная грудная клетка. Это же сколько людишек здесь уложили?

— Давно, лет двести назад, здесь было большое и почитаемое святилище — алкас, — оглядываясь, пояснила Солнышко. — Тогда и выстроили гать. А прямо посередине болота насыпали холм — пильнякальнис. Вон!

Девушка показала рукой, и, действительно, впереди, за чахлыми болотными кустиками, Игорь увидел какое-то возвышение, пологий холм, густо поросший березняком и рябиной. Пильнякальнисы… Так называли в Литве тайные крепости, где, в случае опасности, спасались и сами воины, и их семьи. Нынче вот, правда, не сумели спастись, просто-напросто не успели. Игорь, кстати, давно заметил, что все язычники куда больше надеялись на авось (на милость богов!), нежели, скажем, христиане и даже вполне себе светские русские люди. Раз жители деревни регулярно приносили богам богатые жертвы, то зачем вообще дозоры? Если что, боги ведь предупредят, обязательно! Ну, разве что так, чуть-чуть о себе побеспокоиться…