— Дай твой кинжал.

Все так же покорно кунигас отстегнул от пояса ножны…

Солнце уже давно скрылось за деревьями, оранжево-золотистым закатом растекаясь по дальнему краю неба. Стояла звенящая тишина, даже птицы не пели, лишь где-то далеко, на болоте, пару раз вскрикнула выпь.

Взявшись за руки, Солнышко и мальчик поднимались к старому дубу. Юная жрица и юная жертва — подарок богам. Вот оба исчезли за деревьями… Немного погодя послышался смех… какая-то песня… и крик! Резкий, тут же и оборвавшийся.

Игоря всего передернуло — ну как же так? Вы люди или… Однако же языческая душа Даумантаса была вполне довольна и полна гордости. В том числе и за мальчика, жертву. Быть подарком богам — это же такая честь!


Когда Сауле спустилась к частоколу, уже начинало темнеть. Сбросив окровавленный плащ, жрица вытерла кинжал о подол платья и неожиданно улыбнулась:

— Жреческую одежду придется оставить здесь. Тут нынче и заночуем. Жаль, нельзя жечь костер — могут заметить.

— Так ведь не холодно… А кинжал, пожалуйста, пусть у тебя будет! — поспешно добавил Игорь. — Подарочек… от меня. Не все ведь богам.

— Не все, — Солнышко покусала губу. — Знаешь, этот Мажюлис… Как он радовался! Даже попросил не завязывать ему глаза… и лишь нечаянно вскрикнул.

— Надеюсь, он не мучился, — передернул плечами князь.

Девушка отмахнулась от комаров только что сорванной веткой:

— Конечно, не мучился. Я же жрица. Знаю, как… и умею.

— Не сомневаюсь. Ну, что, пойдем спать?

— Сначала поедим. В сарае осталось немного молока и сыра. И еще — вяленый окорок. Правда, совсем чуть-чуть.

— Ты ешь.

Игорь-Довмонт так и не смог заставить себя проглотить хоть кусочек. Молоко, правда, выпил — что-то пересохло в горле.

— Сейчас давай спать, кунигас, — Сауле указал на брошенную в углу солому. — Утром же надо будет избавиться от убитых.

— Похоронить?

— Похороним лишь подарок богам, — тихо пояснила дева. — Остальных просто сбросим в трясину.

Князь вдруг улыбнулся и тряхнул головой:

— Все в концы — в воду, ага! Точнее говоря — в болото.


Они уснули вместе, в одном углу. Сразу же, как только легли, так и провалились в темную, без всяких сновидений, яму тяжелого сна. Так чаще всего и бывает либо с большой усталости, либо от нервных потрясений, либо от того и другого вместе. Спали, дрыхнули без задних ног, а наутро обоих ждал прекрасный денек, брильянтовые капли росы и чистое, умытое внезапным ночным дождем солнышко.

Первым делом сбросили в болото трупы. Старуху и чернобородого парня, Азуоласа. Деревенского дровосека… и дурачка — по словам Солнышка.

— Интересно, почему он на нас напал? — вытерев руки травою, Игорь-Довмонт задумчиво смотрел, как смыкается над мертвыми телами зеленая болотная ряска.

— Ты еще не понял? — насмешливо обернулась жрица. — Мажюлис, подарок богам — это его сын.

— Сын? Вот как… Теперь понятно.

Вообще-то, язычники не должны были бы протестовать, когда их детей приносят в жертву. Наоборот, радоваться должны бы! А этот вот сельский дровосек почему-то не радовался. И впрямь дурачок, права Сауле.

Так считал Даумантас, дикий литовский кунигас, язычник… Но Игорь думал иначе. Он даже зауважал этого Азуоласа, пожалел даже. Что же касается Сауле — на ее руках была кровь невинного ребенка, быть может, даже не одного… ну да — она же жрица! Язычница, служительница жуткого культа. Вместе с тем эта девушка искренне боролась за свободу своего народа и не жалела ради этого даже собственной жизни, в любой момент готовая умереть самой лютой смертью под пытками орденских палачей. Впрочем, что для язычника жизнь или пытки? Так, пыль. Благоволение богов куда как важнее.

Покончив с трупами, беглецы поднялись к дубу. Мертвый мальчик лежал на плоском сером камне — жертвеннике. Светлые, широко распахнутые глаза его были устремлены в небо, на губах застыла улыбка. Похоже, и впрямь он умер, не мучаясь. Юная жрица хорошо знала свое дело.

— Закопаем его здесь, под дубом, — погладив мертвеца по голове, попросила-приказала Сауле.

Князь хмыкнул:

— Закопать? Руками?

— Там, в кустах, есть лопаты. Специально для таких случаев.

Дело справили быстро. Выкопали неглубокую яму, забросали труп землею и дерном.

— Прощай, Мажюлис, — негромко молвила жрица. — Удачи тебе в мире богов. Не забывай нас. Помогай, если сможешь. И мы будем помнить тебя.

— Ты и в самом деле их помнишь? — Довмонт не удержался, спросил. — Всех, кого ты… всех своих жертв.

— Они не мои, — сверкнула глазами дева. — Они все — подарки богам. Это добрая и славная смерть, кунигас.

— Знаю.

Сауле неожиданно улыбнулась:

— Здесь есть одно местечко с чистой водою. Идем, я покажу.

В самом деле, смыть с себя грязь было бы сейчас очень даже неплохо, да и выстирать испачканную в болотной тине одежду тоже бы не мешало. Заодно — отвлечься от разных дум.

У дальнего подножия пильнякальниса оказалось нечто вроде большой лужи с чистой водою, этакий небольшой болотный заливчик с бьющим где-то на дне ключом. Подойдя ближе, Солнышко, ничуть не стесняясь, сбросила с себя одежду и, покусав губу, решительно ступила в воду… резко присела, выскочила, подняв тучу брызг и, обняв себе за плечи, лукаво взглянула на князя:

— Ну, что же ты, кунигас?

Довмонт тоже не стеснялся. Разделся, разбежался… У-у-у-ух! Ух, и студено же! Ух! Пару раз окунувшись, князь вроде бы как привык к холоду, но все равно больше пяти минут не выдержал, выскочил… Право слово, совсем другой человек! Отдохнувший, посвежевший, радостный… и без всяких там «кровавых мальчиков в глазах».

Сауле быстро постирала одежду, и свою, и княжескую, да принялась развешивать на ветвях росшей неподалеку корявой сосны — сушиться. Восхитительно красивая нагая лесная нимфа с медным водопадом волос и белою тонкою кожей!

Князь подошел сзади, обнял, погладил грудь. Девушка не сопротивлялась, наоборот, повернулась, накрыла губы князя своими пухлыми и теплыми губками. Поцелуй, терпкий и долгий, тут же вызвал желание, так что не надо было никаких предварительных ласк. Беглецы предались любви сразу же, здесь же — юная жрица лишь нагнулась, обхватив руками янтарно-смолистый ствол… выгнулась… застонала…


Потом они уселись в траву — обсыхать и греться на солнышке.

— Куда нам теперь? — обняв деву за талию, тихо спросил Довмонт.

— Мне — в орденские земли, тебе — домой, — Солнышко улыбнулась. — Ну, знаешь же.

— Знаю, — согласно кивнул князь. — И все же… ты могла бы пойти со мной.

Жрица дернулась:

— Нет! У меня своя дорога… и своя судьба.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу… А ну-ка, посмотри мне в глаза!

Князь чуть повернулся, положив левую руку девчонке на талию, всмотрелся. Исхудавшее лицо его отразилось в больших жемчужно-серых глазах… и Сауле вдруг отпрянула!

— Ты не один, кунигас!

Довмонт резко обернулся…

— Нет, здесь никого нет. Кто-то есть в тебе… Кто — я не вижу, — дева прищурилась, будто бы желая разгадать тайну кунигаса до конца… и вдруг улыбнулась. — Он не враг тебе, нет. Скорей — друг. Но — чужой, чуждый… родившийся далеко отсюда.

— Да кто же он?

— Ты сам знаешь.

Да уж, юную жрицу нельзя было обмануть. И впрямь Игорь все прекрасно знал. Впрочем, нет, не все…

— А… этот чужой… он может вернуться обратно?

Сауле всмотрелась еще пристальнее, так, что взгляд ее, казалось, ввинчивался в мозг! На лбу девушки, прямо над шрамом, выступили крупные капли пота, слезы показались в уголках глаза… И вдруг взор жрицы погас!

— Не знаю… не вижу… — со вздохом призналась девушка. — Скажу больше — даже наши боги не в силах помочь. Можно и не просить — уж это я вижу.

— Жаль, — Игорь искренне огорчился и попытался встать… однако Сауле резко ухватила его за шею, с жаром припав губами к губам.

Князь медленно провел ладонью по спине девушки, чувствуя волнующую теплоту кожи, с нежностью ощупывая каждую косточку позвоночника, каждую ямочку… Рука его скользнула к пупку, затем — к лону, мягкому, шелковистому, пылающему пожаром! Оторвавшись от губ юной красавицы, молодой человек принялся покрывать поцелуями ее восхитительно упругую грудь, по очереди поласкал сосочки кончиком языка, накрыл поцелуями, не забывая о пышущем жаром лоне… Девушка откинула голову, застонала… Еще только миг — и оба тела слились в томлении плотской любви, вожделенно наслаждаясь друг другом, как рыбы наслаждаются чистой водою, а птицы — бескрайним летним небом.


Они простились на перекрестке лесных дорог. Остался позади пильнякальнис и болотная гать… и все, что там происходило.

— Прощай, кунигас, — улыбнулась Сауле. — Надеюсь, ты разберешься с собою.

Довмонт взял девушку за руку и поцеловал в губы:

— Прощай. И да хранят тебя боги.

— И тебя. Желаю тебе удачи, князь!

Помахав рукой, юная жрица зашагала на север, князь же, дождавшись, когда стройная фигурка девушки скроется за деревьями, повернул на юг. У него еще оставалось дюжина серебряных монет. Столько же он дал и Сауле, как дева ни протестовала. Поделил все накопления поровну.