Князь добирался домой больше недели. Заглядывал по пути в городки, ночевал на постоялых дворах, а потом прибился к полоцким купцам — с ними и добрался до Утены. Простился, расплатился за всё…

— Ты много даешь, путник! — возразил рыжебородый Игнатий, торговый гость. — Оставь себе хоть немного монет. Пригодятся!

Довмонт улыбнулся:

— Мне — нет. Я же здешний князь, забыли?

— Всё шутишь. Ну, ладно, удачи тебе.

— И вам удачи.

Был ярмарочный день. Не вызвав никаких подозрений, князь вошел в город вместе с празднично одетой толпой селян, жителей дальних хуторов и глухих лесных деревень. Ярмарка — это для них было нечто! Разговоров потом хватало как минимум лет на пять. На кунигаса селяне немножко дивились:

— У тебя меч, парень. Ты воин?

— Хочу наняться к местному князю.

— Хорошее дело, ага.

Ярмарка уже шумела, переливалась шелковыми тканями, сверкала драгоценной посудой, пахла медом и пряными травами. Меж торговыми рядами, в числе всех прочих, прохаживались люди из замка. Довмонт встал чуть в стороне, прислонился к забору. Нужно было выбрать тех, кому он мог бы доверять.

Вот! Вот двое воинов из стражи. Нет! Он их слишком мало знал. А вот кто-то из дружины… мелькнул и пропал… Жаль! Надо бы догнать, но… Ладно. Подождем дальше. Рано или поздно все равно кто-то появится, ярмарка же!

Обладавший острым умом Игоря князь вовсе не собирался явиться перед бесстыжие очи подлого узурпатора Наримонта и вызвать его на бой. Вернее, собирался, но не сейчас. Как-то не очень верилось в благородство язычника. Сначала нужно было все разузнать, прояснить ситуацию, а уже только потом — действовать. Пока же не торопиться. Дождаться верных людей. Хорошо бы — Любарта или Бутигейдиса, Альгирдаса… кого-нибудь… Опа!

Ну, наконец-то! Мелькнула среди покупателей знакомая рожица, не зря ждал. Худенькая фигурка, голубые глаза, русые волосы копной. Гинтарс! Верный боевой слуга.

Судя по одежке, правление нового князя не принесло парню удачи. Сбитая обувь, истрепанная рубаха, и в кошеле на поясе, похоже, не очень-то и звенит. Вон как к лепешкам приценивается. Самые дешевые берет.

Подойдя ближе, князь взял парнишку за локоть:

— Не покажешь, где тут вас постоялый двор?

— Ну… сейчас… Ой!

Юноша обернулся и ахнул. Глаза его округлились, брови взметнулись ко лбу.

— О, великие боги…

— Тихо! — Довмонт крепко сжал парню локоть. — Идем.

— Это… это ты, мой кунигас? — справившись с удивлением, на ходу спросил подросток.

— Я, Гинтарс, я. Ты где сейчас?

— У полоцких плотников. Прибился в артель. Хорошо еще — взяли.

— Та-ак… Ладно, идем-ка к реке.

Там и поговорили обо всем, никуда не спеша. Князь купил на ярмарке жареную рыбу и краюху ржаного хлеба, оба поели с жадностью, напились из реки, ну, а потом уж и пошла беседа. Вернее, говорил Гинтарс, Игорь-Довмонт же лишь задавал вопросы и внимательно слушал, задумчиво кивая головой.

Невеселая вышла история. Как поведал слуга, воевода Сирвид, вернувшись домой с остатками войска, привез грустную весть о гибели князя. Хотя никто и не видел мертвого тела, однако стали считать, что Даумантас все же погиб, а не угодил в плен, ибо в таком случае рыцари давно бы уже раструбили об этом на всех углах.

— Что ж, логично, — согласился князь. — Что еще плохого?

— Да ничего особенно хорошего, мой кунигас, — мальчишка вздохнул и разлохматил руками свою и без того лохматую шевелюру.

— Ладно, разберемся, — успокоил князь. — Говори далее. Что с моей дружиной? В княжестве как?

Часть дружины Довмонта во главе с воеводой Сирвидом осталась служить новому князю, однако многие предпочли уехать в Нальшаны, в том числе Бутигейдис и Любарт.

— А как же Альгирдас? — не поверил кунигас. — Он что, остался?

— Славный Альгирдас погиб. В той же битве, что и ты… ой!

— Погиб… Жаль! Ах, как же жалко. Говори про княжество!

В княжестве тоже все стало нехорошо. Те, кто впрямую поддержал нового князя, благоденствовали, все же остальные, мягко говоря, чувствовали себя как-то не очень. Жадный Наримонт резко поднял размеры налогов и дани, увеличил и пошлины с купцов. Многие торговцы и ремесленники разорились, некоторые — бежали в Полоцк, Новогрудок и Менск.

— Надеюсь, не все еще убежали, — недобро прищурился князь. — Вот что… У тебя знакомцы в Утене есть? Ну, такие же, как ты, ребята.

— Ну, есть.

— Пробегись с ними по ярмарке. К жертвенникам вместе со всеми сходите. И ты, и они — говорите, мол, князь истинный жив и скоро вернется. Отменит все неправедные подати, пошлины снизит с купцов. Потом в Нальшаны отправишься, сыщешь там Любарта…

* * *

Князь Наримонт — надменный, с непреклонно важным лицом и совсем несолидной реденькой бородой — не ел, а вкушал пищу, тщательно пережевывая каждый кусочек. В круг ближайших соратников кунигаса нынче был включен и старый воевода Сирвид, без помощи которого новый князь вряд ли бы вновь утвердился в Утене и Нальшанах. Пришлось заплатить, и щедро, а вот теперь настала пора воеводе отрабатывать плату. Еще третьего дня прислал гонца славный Тройнат-князь, сюзерен Наримонта. Не попросил, а скорее потребовал воинов, намереваясь отправить их к морю, в земли восставших куршей. Чтоб помогали, чтоб тревожили рыцарей. Вот как раз Сирвид и пригодится, вместе с прежней дружиной неудачника Даумантаса, вернее, с тем, что от нее осталось.

Кроме верных слуг и воинов, нынче никто не скрашивал обед, даже собственная супруга Наримонта что-то приболела. Князь сидел смурной — ждал посланцев Миндовга. Какую весть они принесут? Именно от Миндовга зависело, сохранит ли Наримонт владения в Утене и Нальшанах. Ему ведь даны была земли в Жемайтии, зачем еще Утена? Не слишком ли станет силен Наримонт? Да и так ли уж он верен?

Махнув рукой слуге, князь потянулся к серебряной чаше… и тут вдруг у ворот замка громко затрубил рог! Все встрепенулись, навострили уши. За неплотно прикрытой дверью трапезной послышались чьи-то торопливые шаги. Скрипнула дверь.

— Разреши доложить, княже!

Дюжий десятник в короткой русской кольчуге поклонился князю едва ли не в пояс.

Наримонт милостиво кивнул:

— Докладывай. Что там такое?

— Явился человек, называющий себя Даумантасом, кунигасом Нальшан… и Утены! — выдохнул воин.

Князь уронил чашу на стол:

— Что-о? Кем, кем он себя именует?

— Даумантасом, кунигасом…

— Но Даумантас погиб! Это все знают.

При этих словах Наримонт недобро покосился на старого воеводу, и тот заерзал — дело как-то складывалось нехорошо.

— Вне всяких сомнений, это наглый самозванец, мой князь! — встав с лавки, Сирвид пригладил усы.

— Ой ли? — кто-то из княжеской свиты не преминул побольней «укусить» бывшего врага. — Ты, уважаемый Сирвидас, своими глазами видел труп бывшего князя?

— Нет, но…

— Вот видишь! Нет.

— Хватит спорить! — Наримонт нервно хватил кулаком по столу. — Сейчас спустимся и увидим сами. Воины пусть будут готовыми схватить наглеца. Схватить и повесить на воротной башне! Хотя нет. Лучше посадить на кол, дольше будет умирать.

— Славно придумал, княже! А-то повадятся тут…

Схватить нахала сразу же не удалось. Он ведь явился не один, а, оказывается, с воинами. Пусть немного, но все-таки. В длинных кольчугах, в глухих немецких шлемах и темных плащах, воины смотрелись весьма зловеще. У каждого было копье, был меч, была палица и секира!

Позади воинов во множестве стояли простолюдины. Местные. Из тех, кого Наримонт всегда презирал. Тоже, между прочим, не с пустыми руками явились — с рогатинами, с дубинками, а кто и лук да стрелы принес.

Впереди всех, у самых ворот, верхом на белом коне сидел видный молодой мужчина с непокрытой головою, одетый в короткую рыцарскую куртку-котту и зеленый нальшанский плащ. Светлые локоны, небольшие усы, бородка… Наримонт признал сразу — он! Это и впрямь оказался Даумантас… каким-то образом не погиб, чтоб его… Впрочем, мало ли похожих людей?

— Кто ты такой и что тебе надобно? — выехав на подъемный мостик, узурпатор придержал коня.

— Ты что же, не узнал меня? — наглец хмыкнул и повысил голос: — Я — Довмонт, князь и властелин Нальшаная и Утены!

— Кунигас Даумантас погиб от рыцарских мечей, — холодно возразил Наримонт. — Это все знают и многие видели. Ведь так?

Князь обернулся к свите.

— Так! Так! — немедленно поддержали воины. — В клетку наглеца! В темницу его.

— Схватить самозванца! — махнув рукой, вальяжно приказал Наримонт.

Его воины поспешно бросились исполнять указанное… Однако не тут-то было! Не только явившиеся с самозванцем воины, но и простолюдины вступились тотчас же, окружив наглеца плотным строем. Выставили вперед рогатины и копья — попробуй, возьми!

Мало того! Когда, почувствовав неладное, Наримонт поворотил коня, намереваясь укрыться в замке — ворота уже невозможно стало затворить! Простолюдины пробрались и сюда, взяв все под свой контроль. Мерзкие, гадкие простолюдины! Правильно их немцы называют — чернь.

Между тем тот, кто называл себя Даумантасом, повернул коня к толпе:

— Славные люди Утены! Я, ваш князь Довмонт, явился занять престол вновь. При этом торжественно подтверждаю все прежние, дарованные вам, вольности и обещаю даровать новые! Торговые пошлины будут снижены на треть. Налоги и дань с лесных хуторов — в половину!

— Слава князю Довмонту! — громовым раскатом прокатилось в толпе. — Довмонту-князю слава!

— Брат мой Наримонт пока будет под домашним арестом, — чуть тише продолжал воскресший из мертвых князь. — До тех пор, пока нас не рассудят великие князья Тройнат и Миндовг.

Вот на это Наримонт согласился вполне. Да-да — пусть они рассудят!

— Надо бежать, княже, — между тем обернулся к нему верный слуга. — Повсюду предательство, заговор… мятеж!

— Я никуда не уйду! — узурпатор гордо вскинул голову. — Пусть будет так, как сказал мой брат Даумантас. Пусть нас рассудят.

Со всем возможным почетом нальшанские воины под командованием молодого боярина Любарта препроводили Наримонта в угловую башню, где и заперли в гостевых покоях. Впрочем, знатный узник мог и выходить, когда хотел — Довмонт велел не препятствовать.

Здесь все напоминало о погибшей супруге. Вот резная прялка — княгинюшка иногда пряла, вот пряслица с начатой вышивкой, а вот… Боги, боги, ну за что? За что же вы отняли любимую супругу? Бируте, Бируте… Ольга… Впрочем, Оленька не была супругой… но стала бы, обязательно стала бы!

Там, в рыцарском замке, Довмонт почти не вспоминал дорогую сердцу покойницу — некогда было, и не тем была забита голова. Потом побег, борьба за возвращение Утены, и вот только теперь, когда все более-менее успокоилось, на князя нахлынула самая жуткая тоска, какую еще называют смертной.

Честно сказать, Игорь и не думал, что так сильно привязался к Бируте, а вот поди же ты! И не только потому, что юная литовская княжна так сильно напоминала Оленьку. В Бируте и саму по себе просто нельзя было не влюбиться! Что и произошло с Даумантасом-Игорем. Увы, вновь обретенное счастье длилось недолго! Миндовг, проклятый Миндовг! Ничего, он еще заплатит за все, заплатит так, что мало не покажется никому. Надо же, прислал взамен убитой Бируте ту девочку, Рамуне. Издевался, видно… впрочем, среди язычников подобные замены практиковались, вполне.

Ах, Бируте… Сев на лавку, кунигас взял в руки прялку… и, скрипнув зубами, резко швырнул ее в угол!

— Пр-роклятый Миндовг!

— Князь! Друг мой Даумантас… — заглянувший в двери Любарт вошел без спроса и уселся на лавку. — Я знаю, тебе сейчас тяжело. Но… время лечит. Рано или поздно мы кого-то теряем. Отца с матерью, жену, детей… Так было, так есть. И так будет всегда, что бы мы ни делали. Боги сильнее нас! Даля, богиня судьбы, прядет свои нити так, как захочет, никого ни о чем не спрашивая. Я вот думаю… Ты счастливо ушел от крестоносцев, вернулся, чтобы править ради всех нас… Ведь так?

Конец ознакомительного фрагмента