— Эй, вы там!

Трое шустрых подростков, поклонившись, бросились в заросли. Те самые, откуда только что выбрался Игорь. Парни нашли шлем очень быстро, молодой человек не успел переброситься с воеводой и парой слов.

— Вот твой шлем, княже!

— Молодец, Гинтарс, — скупо улыбнулся Даумантас.

Парнишка от похвалы покраснел, засмущался. Обычный подросток лет четырнадцати. Худой, лохматый, с узким лицом и горящим взором. Кто-то похлопал парня по плечу, кто-то засмеялся…

— Думаю, эта гроза нам на руку, князь, — негромко вымолвил воевода. — Никто нас не ждет.

— Я чувствовал засаду, — Даумантас упрямо закусил губу и мотнул головою. — Вон там, за оврагом.

— Мне тоже показалось, — спокойно кивнул Сирвидас. — Мы проверили.

— И что?

— Кабаны, князь! Целое кабанье семейство.

Все засмеялись, улыбнулся и Даумантас:

— Кабаны так кабаны. Тем лучше! Ну, что, в путь, други? Враги нас не ждут. Тем лучше!

— И все же я бы выслал разведку. Пару воинов, — воевода потеребил свои длинные седые усы.

— Не воинов, — резко возразил князь. — Мальчишек, слуг. Пусть возьмут ножи и стрелы на белку. Если что — мол, на охоту собрались.

— В чужой-то земле? — Сирвидас посмеялся, но тут же кивнул, одобрительно сверкнув взором. — Это ты неплохо придумал, кунигас. Если вдруг попадутся — выпорют да отпустят. В крайнем случае продадут в рабство. Ну уж оттуда мы их, всяко, выручим.

Даумантас жестом подозвал слуг:

— Слышали приказ, парни? Гинтарс — старший!

Парнишка просиял лицом и пообещал звонким, еще совсем детским голосом:

— Я не подведу тебя, князь! Не сомневайся.

Мальчишки исчезли в лесу. Растворились, незаметно, неслышно — словно индейцы. Игорь… Даумантас качнул головой:

— В путь. Нам нужно быть у цели к вечеру.

— Будем, князь! — засмеялся белокурый светлоглазый юноша с открытым добрым лицом, едва тронутым первой бритвой. Альгирдас. Товарищ детских игр. Друг. Да тут все — друзья. Дружина!

Пробравшись через заросли, всадники выбрались на какую-то совсем неприметную тропку, по которой и погнали коней. Вокруг царил полусумрак, рвались к небу сосны и ели, корявые рябины и липы тянули к воинам свои лапы, словно бы хотели поймать, ухватить, затащить в тягучую болотную жижу. Болот здесь тоже было достаточно.

Игорь чувствовал себя как-то отстраненно, словно во сне. Кто-то решал за него, распоряжался, говорил. Кстати, это не был русский язык! Ну, ясное дело — литовский, и странно, что молодой аспирант его понимал. Не очень-то он и знал родной язык отца. Так, несколько фраз, не более. Тогда как же так получалось, что… Да и конь этот… Гимба… Игорь не ощущал абсолютно никаких неудобств, сидел в седле как влитой, спокойно, как за рулем белого своего «Ситроена».

Что же такое случилось-то? Что? Сон это все? Скорее, так. Дай-то бог, чтоб так и было! Значит, и Ольга — весь тот ужас, что произошел с нею — тоже сон. Жуткий кровавый кошмар, не более.

Голова просто раскалывалась. Игорь не выдержал, застонал от всех этих мыслей. Так громко, что едущий впереди Альгирдас — верный друг! — обернулся в седле:

— Что с тобой, князь?

— Голова прямо раскалывается, — честно признался Даумантас. — Видно, хорошо хлестнул Перкунас. Знаешь, я даже вспомнил про распятого бога!

— Про Иисуса Христа? — в голосе парня вдруг послышалась нешуточная обида и злоба. — Крестоносцы убили мою мать, ты помнишь. Это их бог!

— А еще — это бог русских! — выкрикнул позади Любартас. Темноволосый, темноглазый, смуглый, он больше походил на итальянца или цыгана. Впрочем, среди литовцев тоже встречаются такие вот типажи — брюнеты, правда, не такие жгучие, как где-нибудь на юге.

— Русские тоже хороши, — Альгирдас тряхнул локонами. — Забыли полоцкий набег?

— Да уж, — неожиданно для себя «вспомнил» Даумантас. — Если б не помощь моего двоюродного братца, многие бы тогда полегли.

— Да уж, вовремя они тогда явились, — покивал Любартас. — Зато и взяли за помощь немало. Полсотни корзин овса им отдали! А еще — рожь.

— Ты еще забыл про пиво, дружище Любарт, — вновь обернулся Альгирдас.

Игорь вздрогнул. Парни вдруг заговорили по-русски… по-древнерусски, но почти безо всякого акцента и без усилий. Их имена на русском звучали несколько иначе — Ольгерд, Любарт, Довмонт. А воевода — Сирвид.

Воевода, кстати, хмурился, неодобрительно поглядывая на молодежь. Ишь, чешут языками без всякого стеснения, словно у себя дома. Между прочим, вокруг — вражеская земля!

Вот об этом старый Сирвид и напомнил, не постеснялся и князя.

— Утена — моя родовая земля! — тряхнув головой, резко возразил Довмонт.

— Да, это так, князь, — пришпорив коня, воевода обогнал Любарта. — Так было. Но сейчас Утена — земля предателя Наримонта! Он убил твоего отца, он убил многих… И ты это знаешь, мой кунигас!

— Знаю, — Даумантас сумрачно сдвинул брови. — Поэтому мы сейчас туда и едем. Мстить!

— И месть наша должна быть страшной! — подал голос Любарт. — Пусть предатели знают.

— Пусть знают, — князь согласно кивнул. — Надолго запомнят. И расскажут другим… если выживут.

Последние слова юного кунигаса потонули в раскатах одобрительного хохота. Но дальше — всё. Дальше уже ехали тихо. Даже не было слышно, как копыта стучат.

Князь и его верная дружина проехали, наверное, километров десять или чуть больше, когда впереди, в зарослях ивы, вдруг закричала иволга. Громко, дерзко — обычно иволги так не кричат.

— Гинтарс! — догадался Довмонт. — Альгирдас, ответь.

Приложив ко рту чуть разжатые пальцы. Альгирдас издал тягучий и резкий звук. Крик болотной выпи.

Иволга тоже отозвалась, и через пару минут за деревьям показалась тоненькая мальчишеская фигурка.

— В городище нас не ждут, — четко доложил подросток. — Воинов мало — лишь на воротах и башне. Мы насчитали дюжину. Остальные все уехали в Утену, к Наримонту. Что-то он там такое задумал.

— Знаем мы, что он задумал, — Даумантас недобро прищурился и положил руку на рукоять меча. — Ничего! Дойдут и до него руки. Что же касаемо городища… Все начинается с малого! Покажем, проявим себя.

— Покажем, князь! — воины взметнули мечи и копья. — Всеми богами клянемся.

Кунигас молитвенно сложил руки:

— Да поможет нам Диевас, отец богов! Перкунас даст нам свою силу, а враг его, Велняс — хитрость. Вперед, друзья! И пусть враги трепещут и не ведают никакой пощады.


Вражеское городище располагалось на излучине реки, у неширокого мостика. Желтая дорога, поля, заливной луг со стогами свежескошенного сена, водяная мельница. Высокий частокол из толстых ошкуренных бревен, крепкие ворота. Так просто, с наскока, не взять. Верная дружина Довмонта насчитывала три дюжины воинов, плюс еще военные слуги. Для лихого набега — в самый раз, для штурма же — маловато.

Однако у кунигаса имелся план. Вместе с воеводой все и придумали, теперь лишь оставалось воплотить задумку в жизнь.

— Ольгерд, бери свой десяток — и вдоль реки, к лугу. Помнишь, что делать?

— Помню, князь.

— Дядюшка Сирвид — ты, как договаривались, со стороны моста.

— Не сомневайся, Даумантас. Сделаем!

— Нам же с тобой, Любарт, досталось самое веселое дело.

— Ужо повеселимся! — мрачно усмехнувшись, Любарт надел на голову подшлемник и шлем. — Веди, князь! Мы готовы.

Довмонт кивнул и молча тронул коня.


Они добрались до городища примерно через пару часов. Солнце уже клонилось к закату, вечерело, и местные крестьяне заканчивали все свои работы. Скоро ночь, наскоро поужинать да лечь спать. Завтра ждал еще один день, такой же, как все прочие — с работой до седьмого пота. Сейчас же можно было чуть-чуть отдохнуть, расслабиться. Искупаться в реке, половить до ужина рыбки. Так, баловством, на уду, — но и то можно было поймать немало.

Мужчины и юноши купались у самого мостика, в виду дороги. Женщины же и девы стыдливо прятались чуть подальше, за излучиной, в зарослях ивы и краснотала. Оттуда слышались веселые крики и смех. Сенокос выматывал, однако молодость брала свое. Намахавшись за день серпом и косою, девчонки еще находили силы для отдыха и веселья. Плавали, брызгали друг в дружку водой, смеялись…

Выскочив из лесу, отряд вислоусого Сирвида помчался именно туда. До реки вынеслись на всем скаку, быстро. И сразу взялись за луки. Засвистели стрелы. Вода окрасилось кровью. Три девушки приняли смерть сразу, остальные же закричали, поспешно выскакивая на берег…

Люди Сирвида преследовали их… но не слишком спеша. Лишь подгоняли, орали, пускали стрелы! Пусть бегут, пусть…

То же самое творилось у мостика! Лихой наскок — стрелы, копья, кровь. Кто-то из мужчин, конечно, бросился на чужаков, схватив все, что попалось под руку. Но много ли толку в бою от голого и безоружного человека? Против не ведающих жалости воинов, закованных в стальные кольчуги. Против острых мечей, против разящих копий и палиц?


Городище! Крепость! Спасение там, за частоколом. Оставшиеся на стенах воины это хорошо понимали и держали ворота открытыми. Врагов заметили пусть и поздновато, но все же вполне хватало времени для того, чтобы захлопнуть тяжелые створки перед самым их носом. Да и не выглядели враги слишком уж грозно — мало их оказалось, слишком мало для штурма. Дюжина всадников гналась за женщинами на излучине, еще дюжина уже неслась по мосту… Но люди-то уже были у самых ворот! Быстроногие девушки, забыв про одежду, так и бежали нагими. Успели, чего ж. Вот и другие успеют, враги-то еще далеко.