Андрей Посняков

Кремль 2222. Кронштадт

Глава 1

Фарг знал, что нужно делать. И главное — ради чего. Золото, вожделенное золото, наконец, было с ним и теперь грело душу, — если у мутантов-нео вообще имелась душа. Нет, Фарг не сложил похищенное в вещмешок, — слишком было бы неудобно. Все золотые монеты с изображением сеятеля он мудро зашил в пояс и в жилет. Тяжело, да своя ноша не тянет. Тем более — не пешком, хотя Фарг предпочел бы пешком, да. Однако форт — остров, пешком не получится. Похитить лодку — и на побережье. Затеряться! Побережье большое — не остров. Не найдут, да и искать не будут. Главное — выбраться. А с золотом-то оно везде хорошо. Гораздо лучше, чем здесь, под пристальным взглядом Черного Мастера.

А ведь он, Фарг, хозяина своего обманул! И золотишко нашел, и сейчас вот уйдет, ищи ветра в поле. Недаром среди мутов Фарг имел славу одного из самых умных. Такую, что Мастер даже назначил его смотрителем музея. А музей у него был… м-мороз по коже! Очень бы не хотелось туда угодить — чучелом.

Чу! Рядом, на башне, вдруг послышались чьи-то шаги. Беглец прижался щекой к холодной гранитной стенке и с минуту стоял, не шевелясь, тихо-тихо. Прислушивался. Выжидал. Нет, вроде спокойно все.

Набравшись смелости, Фарг продолжил свой опасный путь — из восточного крыла крепости к причалу. У причала лодки. Никто их толком не охранял, часовой выставлялся так, для проформы. Никто и никогда еще не проникал тайно в Чумной форт. Одно название устрашало — Чумной! И устрашало — не без основания. О Черном же Мастере вообще ходили легенды, одна другой ужаснее. Не Мастер, а кровавое чудовище. Впрочем, так оно и было. Один музей чего стоит… один музей…

Пройдя по узкой тропе к приземистому зданию бывших казарм, беглец снова затаился, на этот раз — за кирпичным выступом. Подождал, прислушиваясь к ночным звукам. И вздрогнул! Тишину, прерываемую лишь постылыми криками чаек, вдруг разорвало громкое:

— Не надоело?!

— Не надоело!

— Не надоело!

— Не надоело-о-о…

Понятно. Всего лишь начальник караула проверяет посты. Не спят ли часовые? Не занимаются ли какими личными делами? Может, ковыряют в носу, предаваясь надоевшим мечтам вместо того, чтобы бдить.

— Не надоел-о-о-о!!! — последний отзыв прозвучал, казалось, над самым ухом Фарга.

Беглец ухмыльнулся: ага, вот он, часовой. Как и полагается, у ворот. Не спит, гадина! Ничего… прорвемся.

Может, Фарг был и не очень силен, однако умен и ловок. Проскользнул меж камнями, обходя часового слева. Затем пригнулся, лег на пузо, пополз. Тихо-тихо, осторожно, змеею. До беглеца уже долетали соленые студеные брызги — прибой. Значит, рядом уже.

По прибою он и ориентировался, да по перекличке часовых, — нарочно выбрал для побега самую темную, безлунную ночь. Потом, на лодке, тоже придется слушать прибой, выжидать, когда хотя бы чуть-чуть рассветет. Но это потом, а сейчас…

— Не надоело-о-о?

— Не надоело-о-о-о!

— Не надоело-о-о!

Успеть! Успеть до смены часовых. Эти-то уже давно караулят — устали, и спать клонит. Новенькие-то будут свежие.

Фарг прополз еще чуть-чуть вперед, пока не уперся головой во что-то твердое. Вытянул руку… Кнехт! Старый кнехт. Именно к нему швартовались шлюпки. Ага! Похоже, цель уже совсем рядом! Весла беглец приготовил загодя, спрятал, обмотал тряпками. Теперь осталось только забрать их… Вот одно. Вот второе… И…

— Что ж ты не смазал уключины маслом?! — громкий издевательский голос вдруг порвал тишину на клочки.

Послышался смех, и вокруг вспыхнули фонари, вырывая из темноты распластавшегося на причале Фарга.

Выследили! Вот ведь суки-то!

Беглец больше не думал, — рванулся, на ходу вытаскивая тесак. Кто-то бросился на него — на тесак и напоролся. Раскроил брюхо, грохнулся, упал, поскользнувшись на собственных кишках.

А Фарг вытащил из-за пояса наган, выстрелил… Чего уж теперь таиться! Теперь прорываться надо, несмотря ни на что, шлюпка-то — вот она. И весла. Не забыть про весла, ага.

— У него револьвер, парни!

— Живым! Брать только живым!

А вот возьмите, попробуйте! Еще выстрел… еще… Упали убитые. Остальные попрятались, потушили часть фонарей. Сколько там осталось патронов? Кто его знает, беглец как-то не считал, выпустил весь барабан, а перезарядить уже не оставалось времени. Да лодка-то — вот! Схватить весло… прыгнуть… Перерезать веревку…

Фарг не считал выстрелы. А вот кое-кто — считал. И весьма внимательно.

Беглец даже не понял, что это было. Просто на корме шлюпки вдруг поднялась огромная, закутанная в глухой черный плащ фигура… и что-то ударило в лоб. Сильно. Гулко. Выключив сознание напрочь.

Он пришел в себя на обитом звонкой сталью столе. Связанный по рукам и ногам, распятый.

— Как пели в древности — что ж ты не смазал уключины маслом? — натягивая на грубые искореженные ладони перчатки из нежной кожи хомо, зловеще ухмыльнулся высоченный урод — Черный Мастер. Издевался, гад.

В руке его словно сам собой возник сверкающий нож. Под потолком ярко вспыхнули лампы.

— Был когда-то такой одноногий пират — Джон Сильвер, — Мастер обнажил в ухмылке клыки. — Пожалуй, с него и начну пиратскую серию для своего музея. Тебе повезло стать первым экспонатом, мой бедный друг Фарг!

— Не-ет! — дернулся беглец. — Нет, не надо…

— Надо, друг мой. Чтоб всем было неповадно! Значит, одноногий…

Мастер отрубил беглецу ногу одним взмахом ножа. Затем приказал перетянуть рану жгутом и взялся за шприц. Провинившийся не должен был умереть так легко — от болевого шока. Не-ет, забава только начиналась.

Правда, пачкаться в крови Мастер больше не стал. Уселся в высокое кресло и не отрываясь смотрел, как его подручные сдирают с отщепенца кожу. Медленно, аккуратно — на чучело. Одна мысль тревожила сейчас хозяина всего этого «цирка» — где взять попугая на плечо Джону Сильверу? Выходило — негде. Оставалось лишь выкрасить в желтый цвет чайку или баклана. Ой, некрасиво получится, халтурно. Однако что делать? Старый одноногий пират из романа древнего Стивенсона тоже не очень-то походил на мутанта-нео.

Фарг уже не кричал — выл от нестерпимой всепоглощающей боли. Жуткие вопли его были слышны по всему форту, достигли берега.

— Слышишь? — караульный из расположенной неподалеку крепости Константин, форта хомо, зябко поежился, тряхнул рыжей башкою. — Слышишь, Ники?

— Ага… — кутавшийся в черный бушлат напарник рыжего выглядел еще младше. И подлил масла в огонь:

— Говорят, так кричат жертвы Черного Мастера, когда он пьет их кровь. Не к добру это!

— Не к добру. Точно!

* * *

Кир стоял на гранитной стене форта, вглядываясь в море, казавшееся непроницаемо-черным. Шумевший внизу мощный прибой чувствовался даже здесь, у восстановленных насыпей-брустверов, некогда предохранявших тяжелые крепостные орудия от фронтального огня противника. Было темно — середина ночи. Лишь время от времени выходившая из-за туч луна подмигивала, словно давала кому-то сигнал, отражаясь в холодных водах. Сильно пахло водорослями, солью и еще чем-то таким, неуловимо-знакомым, чем обычно пахнет море. То ли корабельной смолой, то ли — капитанским ромом. А может, так пахла прокаленная жарким тропическим солнцем палуба старинного парусника.

Вспомнив про солнце, молодой человек невольно поежился и поднял воротник короткого, черного с золотистыми пуговицами бушлата. Хотя октябрь нынче выдался, пожалуй, теплее обычного, ночи стояли промозглые, ветреные. Впрочем, сейчас ветер потихоньку стихал.

Стихал — и это было плохо! В спокойную погоду всего можно ждать. Больно много врагов появилось у Крепости в последнее время, слишком многие хотели урвать жирный кусок: поживиться оружием, боеприпасами, рабами… и еще кое-чем.

Порыв ветра швырнул в лицо соленые брызги, и медно-красная луна осветила мерцающим светом черную пенную гладь. Море успокаивалось, уже не лезло на форт, словно желая смыть его до основанья, до установленных на дне срубов-ряжей, засыпанных камнями, смыть вместе с мощной стеной, вместе со всеми капонирами, казематами, броневыми камерами орудий. Увы, те пушки не сохранились, ныне приходилось довольствоваться малым.

Пригладив щегольскую — «шкиперскую» — бородку, Кир приложил к глазам бинокль, глянул. Форт Александр Первый, прозванный Чумным, маячил округлым булыжником не так уж и далеко, почти посередине залива, прикрытого с другой стороны фортом, носящим имя царя Петра. Оттуда, из Чумного, исходила опасность… Правда, сейчас, осенью, даже его полностью отмороженные на голову обитатели вряд ли осмелились бы сунуться в воду. То есть осмелиться-то они — осмелились бы, но до берега бы не добрались, замерзли. Хотя… Случаи разные бывали. Так на то он, десятник Кирилл Розмахов, сюда и поставлен! Не один — с верными людьми, несущими свою нелегкую службу с достоинством и честью.

Ага! Вот-вот… Десятник напрягся. На Чумном что-то сверкнуло, отразилось на миг в черной воде… Краткая вспышка тут же и пропала, но ведь была же, была… Интересно, что это? Отморозки что-то замыслили? Или так… по своим делам огонь запалили. А зачем им ночью огонь? Или это — Мастер?