Андрей Посняков
Невеста из ниоткуда
Глава 1. Начало мая. Крутогорский район. Погоня
Затаив дыхание, Женька закусила губы, стараясь не выдать себя ни единым шорохом, ни даже вздохом. Снаружи у избы кто-то ходил. Поди, искали уже… с-сволочи! Могут и по избам пошарить… если не в лом.
Девушка осторожно выглянула в окошко… Трое! Те самые парни, что следили за нею в лесу. За нею и ее сотоварищами, Колькой и Гришкой Сумой. Теперь-то ясно — никакие это не туристы, не рыбаки — охранники, а вернее сказать — бандиты. На хозяина здешних делянок работали, лес охраняли. Чтоб вор у вора дубинку не украл! В смысле — чтоб ни один чужой лесовоз сюда ни въехал, ни выехал. А Женька и не собиралась на лесовозе чужой лес красть. Просто придумала, как в старые, советские еще времена — по реке, по большой воде, сплавить. Как раз к пилораме-то бревна и приплыли бы — красота! Никакого лесовоза не надо, и…
Чу! Вот снова шаги, голоса… Ага — к околице подалися, вражины… Кажись, ушли… Теперь немножко выждать да поискать парней, одноклассников, кои как раз для дела и приглашены были… Тракторист, вальщик — не самой же Женьке тяжелой мужской работой заниматься. Хоть и первый разряд по туризму, а все ж — не девичье это дело, деревья валить, да и лесосплав — не девичье.
Колька Смирнов по кличке Смирненький ей и раньше нравился, в школе еще. После девятого он в ПТУ ушел, как раз на тракториста, водителя… Подбить его на авантюру удалось довольно легко: лес решили взять в заброшенной деревне, где когда-то давно жила ее, Женькина, бабушка. Напилить да подтащить к плесу — трелевочник в деревне, насколько помнила девчонка, имелся, пусть старый, но на ходу, осталось только залить солярку и бензина — для пускача.
Сказано — сделано! Женька всегда была девушкой решительной во всех отношениях: и с парнями, и просто — по жизни. Даже, пожалуй, решительной слишком… может, от того и все ее несчастья и беды? К примеру, сегодня вот.
Эх, Тяка, Тяка… Тяка — это от фамилии — Летякина — так ее свои — и не только свои — звали, Женька не обижалась.
Тьфу ты! Ныть-то зачем — вроде бы обошлось все…
Проводив глазами чужих парней, уходивших к лесу, девушка невзначай глянула в криво висевшее на стене старое зеркало в черной раме, затянутое паутиной, с трещиной. Глянула и неожиданно для себя улыбнулась. Из зеркала смотрела на нее красивая и юная синеглазая нимфа.
Девушка потянулась, провела ладонями по бокам… А ведь не уродина, слава богу! И фигуркою удалась — стройненькая, не какая-нибудь там коровища, и лицо… да все к месту, разве что грудь маловата… так далеко не все мужики от арбузищ силиконовых млеют. Грудь — да… Зато все остальное. Локоны темные, ресницы пышные, синие глаза. А если еще и вот этак, чуть исподлобья, взглянуть — да кто ж устоит-то? Даже вот тот… Одноногий Майк. Нет — просто Михаил, Миша. А что? Красота — страшная сила.
Бросив Колькину машину, до нужного места добрались довольно быстро — на байдарках. Деревня называлась Выдь-озеро, как и одноименный водоем, неширокий, но вытянутый в длину километров на пять, не меньше, из которого и вытекала бурая речка Выдь. С полдесятка заброшенных, полуразвалившихся изб, да две сожженных — и кому только нужно было их жечь? Верно, по пьяни, не иначе.
Тяка прищурила глаза: на самой круче, у леса, высилась знакомая с детства изба — бабушкина. Покосившаяся от времени, но вполне еще крепкая, с невысоким крыльцом и крытой серебристою дранкою крышей. Там, если что, и заночевать можно было.
Взобравшись на крыльцо, Женька с волнением толкнула дверь и, быстро миновав сени, оказалась в избе — печь с чугунками и прислоненным ухватом, пыльные домотканые половики, стол, самодельный комод с остатками посуды. Девушка, честно говоря, утомилась, хоть и шла-то с небольшим грузом. Парни тащили пилы и канистры, она же — продукты да водку, не так и много набралось, чай, не зимовать собрались. И все же к концу пути лямки-то плечи натерли.
Оставив рюкзаки в избе, пошли на околицу, мимо колодца с давно упавшим «журавлем», мимо ржавевшей рядом бороны и какой-то сеялки-веялки. Там же, за кустами, стоял и трелевочник, старенький ТДТ-55, рядом с которым на глинистой вязкой почве виднелись чьи-то следы, огромные и, такое впечатление, босые, что ли…
Колька со смехом забрался в кабину, потом вылез, полазал вокруг, поглядел… и со скорбным вздохом развел руками:
— А пускача-то и нет! Видать, сперли.
— Как нет? — захлопала глазами Женька. — Был же! При мне ж этот трелевочник ездил, лет пять назад… нет, семь…
— Семь, блин! — Сума тихо выругался. — Так, блин, и знал, что зря сюда тащимся. Главное, пилы еще тащили, солярку… вот дураки-то! Вот и следы…
— Это медведь ходил, — поежилась Тяка. Господи… медведя еще не хватало!
— Да при чем тут медведь? Мы из-за тебя…
— Тихо, тихо! — прикрикнув на своего дружка, Смирненький задумчиво посмотрел на девчонку. — А где река-то? Покажи. Ее-то, наверное, не сперли.
Реку не сперли, как текла себе, так и текла — бурная, дикая, с синей и холодной даже на вид, с закрутками грязновато-белой пены водою.
— Вот река, — стоя на крутом берегу, тихо промолвила Женька. — А вон — лес.
— Лес… — Колька вдруг рассмеялся, весело и громко. — Эй! А зачем нам трелевочник-то? Вон сосны-то, на самой круче растут — знай, пили да вали в воду. А, Сума?
— Хороший лес, — улыбнулся качок, со знанием дела осматривая высоченные сосны. — Сортимент! Река рядом — скинем! Если что, слегами скатим, недалеко тут. Эх, Тяка, зря мы солярку тащили! Ну, что, Колька? Попилим уже? Что-то сегодня, что-то завтра — чего зря-то сидеть?
— Верно говорит! — Смирненький взял девчонку за руку. — Ну, че ты, Женька? Видишь, как хорошо все, удачно.
— А точно получится? — недоверчиво спросила Летякина.
— Точно! Уж ты нам поверь — теперь мы командиры.
Поплевав на руки, парни принялись за работу сноровисто и быстро, часа за три скинув в реку примерно с пол-«Урала». Женька только диву давалась, насколько умело действовали ребята, как подходили к дереву, ловко делали запил, пилили, укладывали над самою кручей и, опилив сучья, сталкивали стволы вниз, в реку.
Только брызги летели по сторонам разноцветною радугой! Ловки и проворны были парни в своем труде, и от этого так красивы, что Тяка невольно залюбовалась обоими — как спорилось в умелых руках столь непростое и тяжелое дело.
Еще один ствол покатился в реку… поплыл… И снова застрекотали пилы.
Вообще-то, если по уму, не наспех — плоты б сколотить, скрепить спиленные лесины скобами. Да вот некогда нынче, Женька надеялась, что и так никуда бревна не денутся, течением к плесу прибьет.
Трудились так увлеченно, что не заметили, как на излучине реки показалась легкая казанка с мотором. Сидевший на корме рулевой — седоватый дядька в ватнике и надвинутой на глаза кепке — повернул моторку к берегу и, заглушив двигатель, настороженно поднял руку:
— О! Слышите? Я ж говорю — пилят.
Четверо угрюмых парней, сидевших в лодке, разом кивнули.
Осторожно на веслах парни подгребли к берегу да, высадившись в камышах, привязали в ивняке казанку. Поднявшись на кручу первым, седой достал из котомки бинокль.
— Ну, что там, Петрович? — нетерпеливо спросил один из парней. — Много их?
— Пока только двоих вижу… пильщики, твою мать. — Седой плавно поводил биноклем и хмыкнул. — Ого! И девка какая-то с ними.
— Что за девка, Петрович? Хоть симпатичная?
— Нате, глядите. Да не на девку — других высматривайте. Что-то не верится, что всего трое их.
На «девку» парни откровенно облизывались, то и дело поглядывая на Петровича. А тот молчал, думал…
С «ворюгами» решили разобраться по-свойски, в полицию ни о чем не сообщать. Как следует отдубасить, да в землю. Мало ли народу в тайге пропадало? Что ж касаемо девки, то с ней сначала — ясно что…
Улетело в воду очередное дерево. Пильщики уселись на другой ствол, вытерли пот. Колька достал сигареты.
— Угостишь? — присела рядом Тяка. — А то мои отсырели.
— Портсигар надо иметь. — Смирненький вальяжно щелкнул крышкой. — Тогда ничего сыреть не будет. Курите, мадмазель, угощайтеся.
— Там, в ельнике, голоса, — выпустив дым, негромко сообщила Женька. — И что-то сверкало, думаю — бинокль. Нет, нет! Не смотрите… делайте вид, будто ничего не произошло.
— Слышь, Тяка, а тебе не показалось, а?
— Не показалось! Что я, дура, что ли, или глухая? Не верите, так сами потом проверьте… А пока — уходим. Пилы лучше не брать — чтоб видны были, чтоб думали, что придем…
Сума при этих словах дернулся:
— Чтоб я пилу каким-то уродам оставил? Да ни в жисть!
— Тихо ты! — почесав небритый подбородок, сверкнул глазами Колька. — Женька права. Если за нами следят — с пилами не уйдем, точно.
Сумкин умоляюще сложил руки:
— Так хоть припрячем, а потом, недельки через две, вернемся и заберем. Ну, жалко же!
Не забрали! Не вышло ничего. Не удалось — нарвались!
Тяка едва не споткнулась, огибая болото, — никто за ней еще вот так, всерьез, не гнался, не загоняли, словно боровую дичь, не орали — слева заходи, слева! Парней своих она потеряла из виду почти сразу да нарочно за ними не побежала — лучше уж так, врассыпную, а уж потом встретиться на мысу, как условились. Лишь бы не поймали сейчас. Убежать бы… До леса добраться, а там… Темнеет уже — век не сыщут, собак-то у них — нету!
