Ливонская война шла уже довольно вяло, Ревель по-прежнему находился под шведами, Рига же отдалась под власть польского короля, или лучше сказать — сейма, ибо нынче не стало в Речи Посполитой законно избранного монарха, такая вот вышла закавыка. Бывший ее государь, принц Генрих Анжуйский, сбежал, как только услыхал про освободившийся французский трон, и с тех пор вот уже год престол Речи Посполитой оставался вакантным, и кого только на него ни прочили, включая Ивана Грозного, шведского короля и австрийского кесаря Максимилиана! Кроме державных властителей имелись и кандидатуры рангом помельче — всякие там коронные гетманы или сандомирский воевода Ян Костка, прославившийся строительством польского флота и воинскими доблестями под испанским стягом.

Услыхав чьи-то легкие шаги, король обернулся. Задумчивое лицо его тотчас же озарилось самой сердечной улыбкой: еще бы, ведь в двери вошла королева Мария, любимая и родная Маша! Редкостная красавица, Мария сильно напоминала Леониду Алису из знаменитого фильма «Гостья из будущего». Арцыбашев так иногда и кликал супругу — «гостья из прошлого», Маша не обижалась, ибо кое-где уже побывала, сталкивалась с советской милицией и даже прокатилась на мотоцикле «Ява-250». Поневоле, так уж вышло. Синие лучистые глаза, темные волосы, тонкий стан, точеное личико и обаятельнейшая улыбка — все это делало юную королеву одной из первых красавиц Европы. Беременность, а затем и роды пошли ей на пользу: Мария зарумянилась, приобрела утонченную женскую томность, хотя до сих пор чем-то напоминала девочку-подростка. Так ведь ей не было еще и двадцати!

— Явились гонцы из замка, — усаживаясь на скамью у окна, тихо сообщила Маша. — Умер фон дер Гольц.

— Плохо, — ливонский властелин сумрачно покачал головой. — Впрочем, следовало ожидать. Пневмония без пенициллина — смерть верная. Однако же жаль, жаль… Что ж, пусть молодая вдова вступит в права наследства.

— Если вступит, — Мария нахмурилась и вытянула ноги. Темно-голубое фламандское платье с открытым декольте очень шло к ее глазам… да и вообще — ко всей фигурке.

— Красавица ты моя, — подойдя ближе, Магнус умильно посмотрел на жену и улыбнулся. — Вот, веришь, не наглядеться! А что до наследства… вряд ли родственники барона будут пытаться что-то оспорить. Они же знают, под чьим покровительством находится молодая вдова!

— Они-то, может, и знают, — с сожалением промолвила Маша. — Но мы-то с тобой совсем не знаем их. Тем более здесь, в Ливонии, так легко предать! Швеция, Польша, цесарские земли… Есть куда податься!

— И все же я уверен, Александра выиграет это дело в суде! — король упрямо сжал губы.

— Если дойдет до суда, — встав со скамьи, Мария подошла к окну и посмотрела во двор, на залитые дождем смородиновые кусты и клумбы. — Ах, вот бы назавтра — солнышко. Поехали б с тобой на прогулку. Володеньку б на двор вынесли, вот бы и порадовался солнышку-то!

— Как он сейчас?

— Спит у кормилицы. Во сне улыбается, хитро так… как ты.

— Да я-то вовсе не хитро!

— Хитро, хитро! — Маша засмеялась. Но смех ее, похожий на звон серебряных колокольчиков, вдруг резко оборвался. Подойдя к мужу, она прижалась к нему, погладила по плечу:

— Знаешь, милый, я все думаю об Иване. Темно как-то там все, странно и страшно. Кто что говорит, слухи разные ходят. И Вася, братец, что-то весточку не шлет.

«Об Иване» — это о сыне Ивана Васильевича, царевиче Иване Молодом, вести о кончине которого уже достигли Ливонии… опередив фактическое время смерти царевича года на три. Арцыбашев знал настоящую дату, но тут вот Иван как-то раньше погиб. Бывшие в Нарве проездом любекские купцы, возвращающиеся из Московии, говорили, будто бы царевича убил сам царь, ударив в голову посохом в припадке гнева. То ли обвинил в заговоре, то ли — из-за жены. Говорят, будто как-то утром Иоанн Васильевич увидел беременную жену царевича в неподобающем виде: пояс у нее не был завязан, а ходить нараспашку замужней женщине не пристало. Разгневанный царь ударил якобы невестку, от чего та упала, а ночью случился выкидыш. Тут уж царевич Иван ворвался в палаты и стал укорять отца, за это и получил в висок посохом. Сию версию, впрочем, королева Маша высмеяла сразу: мол, покои царевича — не проходной двор, а уж на женской половине даже царю не так-то просто очутиться.

Также еще говорили, будто царевич умер сам, то ли внезапно, то ли от какой-то давней болезни — бог весть. Как бы то ни было, сие важное известие в Ливонии уже успели обсудить, сделать предположения и выводы. Засим пока что и успокоились — до получения более подробных и правдивых вестей. Когда только они будут? Магнус задумался и вздохнул.

Кто-то осторожно постучал в двери. Верный мажордом Петер, кому ж еще!

— К вам господин Труайя, ваше величество.

За прошедшие пару лет парнишка сильно вытянулся и раздался в плечах, уже не мальчик — юноша, молодой человек, набивший руку в дворцовых делах.

— Пусть войдет, — милостиво разрешил повелитель.

Анри Труайя, липовый француз с круглым русским лицом и вьющейся шевелюрой, когда-то обучал Магнуса фехтованию, нынче же занимал пост начальника королевской полиции, разведки и всех тайных дел.

Войдя, сановник отвесил официальный поклон и тут же перешел к делу, как всегда — срочному.

— Про кончину барона Фридриха фон дер Гольца вы, конечно же, уже знаете.

— Знаем! — разом кивнули юная королева и король.

— Так я не о нем, есть еще сводка преступлений, нынче уж очень странных. Читать?

— Читай, — Магнус уселся в кресло и кивнул на стоящий напротив стул: — Садись, Анри. В ногах правды нет.

— Вчера, около четырех часов вечера, в мастерской зеркальщика Анджея Вандзее убиты два подмастерья, Яан и Йорм, — усевшись, буднично доложил Труайя. — Зарезаны кинжалами. Очень ловко — прямо под сердце. В мастерской ничего не взято.

— Убили… молодых парней, детей почти что, — Магнус с сожалением покачал головой. — Жалко! Только еще жить начали. Найти супостата! Судить и казнить.

— Там, похоже, трое было.

— Ну, так ищите! Кому поручили?

— Сам займусь, — угрюмо нахохлился вельможа. — Понимаете, ваше величество, есть в этом убийстве что-то не очень понятное. Ну зачем было этих парней убивать? Главное, ничего не взяли.

— Может быть, ревность? — Маша вскинула голову. — Вы, Анри, всех их подружек проверьте. Подмастерья — они такие, ни одну юбку не пропустят. Думаю, женщин, девушек надо искать, в них все и дело.

— Как говорят французы, шерше ля фам, — кисло улыбнулся Труайя. — Ничего, поищем. Про девушек тоже не забудем, уж будьте покойны. Так продолжать?

— Ну, я пойду пока, — юная королева не очень-то любила слушать полицейские сводки, и сейчас этого делать не собиралась, поднялась. — Может, Володенька проснулся уже. Посмотрю.

— Посмотри, посмотри, — чмокнув жену в щеку, Магнус проводил ее до самых дверей и тщательно затворил створки.

— Из Нарвы весть пришла: разгромили аптеку, есть убитые, — между тем продолжал Анри. — Нарва, правда, еще пока не совсем наша.

— Пока не наша, — спокойно согласился король. — Но за спокойствие и порядок в городе, с разрешения царя Ивана Василевича, отвечаем мы. Так что там в Нарве? Аптека, говоришь?

— Да, аптекаря убили. С учеником.

— В аптеках есть чем поживиться, — подняв глаза, ливонский властитель задумчиво уставился в потолок, после недавнего ремонта покрытый резным деревянным кружевом. — Правда, для этого надобно кое в чем понимать. В веществах разных разбираться — что дорого стоит, а что, мягко говоря, не очень.

— Хотите сказать, убийцы не простые люди?

— Может быть, может быть. Ищите, Анри! На то у вас и власть.

* * *

В левом углу что-то зашуршало, пискнуло. Крыса? Аграфена-Сашка проворно подобрала ноги и с тоской глянула в маленькое — только кошке пролезть — оконце, расположенное под самым потолком и забранное ржавой решеткой. Такие пертурбации произошли в жизни юной баронессы, что только держись! Впрочем, Сашке не привыкать было — судьбой битая.

Девушка горько усмехнулась — битая-то битая, а поди ж ты, угодила как кур в ощип. Или — во щи, без разницы. Расслабилась, к жизни привольной привыкла… глупая курица! Теперь сиди вот да размышляй, чего не так сделала? Все мы задним умом крепки, однако. Знать бы, где упасть, — соломки бы постелила, а так…

Явившиеся вчера алчные родственники покойного барона — нет, не дочка, какие-то дядья-племянники — с ходу обвинили Александру в колдовстве и отравлении собственного мужа! Ни много, ни мало. Нашлись и свидетели из дворни — вот ведь тоже, козлятушки… Никого из дворовых Сашка (сама роду крестьянского, или, как принято было говорить, «подлого») ничем не примучивала, не обижала. А верно, нужно было примучить! Чтоб боялись, чтоб страх был… тогда б и не предали бы, испугались да триста раз подумали — на чью сторону встать?

Ох, и напрасно же Александра знакомством своим с королем не хвастала, на всеобщее обозренье не выносила — а надо было! Тогда, может, не посмели б так нагло… Схватили, в подвал бросили… Это в собственном-то замке! И ни один воин за госпожу свою юную не вступился, вот так. Да Сашка и раньше чувствовала — не любили ее в замке, не жаловали. Да и фон дер Гольц так устроил, что стражники да дворня только его и слушались, только ему и подчинялись. Ну, вообще-то правильно, старый Фридрих не дурак был.