Правду сказать — тосковала Аграфена в замке, по жизни своей прежней тосковала, по друзьям — Федору да Левке с Егоркою. Все трое у Силантия работали, в типографии, и на жизнь не жаловались, правда, и к фон дер Гольцу в гости не ездили — не того полета птицы. Сама-то Сашка пару раз ребят навестила, так ведь подсмотрели, доложили барону, и тот не постеснялся собственной супружнице выговор сделать, мол, не дело знатной и благородной даме якшаться со всяким сбродом.

Конечно — да, покойный Фридрих свою молодую жену обожал, да и было за что! Красивая. И в постели способна на многое — так, что барон от восторга млел. Однако главного предназначенья Александра все же не выполнила — не родила, не подарила старому барону ребенка, наследника или наследницу. Просто не могла понести… и о том знала.

И это тоже ей сейчас припомнят! Ну, да — какие дети у ведьмы? Каждое лыко в строку. Интересно, отчего ж эти ушлые дядья-племянники королевского гнева не испугались? Ливонский властелин всегда благоволил Сашке, как и королева Мария. Вступятся! Обязательно вступятся… если узнают. Ведь, может быть, баронские родичи все провернут в тайне — просто убьют безо всяких обвинений. Ну, тогда шиш они с маслом получат, а не земли и замок! Славный король Магнус не даст. Пожалеют, что на свет родилися! Так и будет… только что же они, сами-то этого не понимают?

Послать весточку королю! Как можно быстрее… Только через кого? Как? Слугам верить нельзя… как же тогда быть, что делать? Пока только — ждать.

За дверью вдруг послышались гулкие шаги, скрипнул засов, и в темницу вошли трое. Нет, не племянники-дядья, а какой-то высокий сутулый монах с угрюмым лошадиным лицом и двое знакомых рыцарей при плащах и шпагах: управляющий замком фогт Леонард Цорн и юный паж Эрих фон Ландзее — этакий светловолосый грамотей-красавчик, он давно Сашке нравился.

Эрих держал в руках чернильницу и бумагу, фогт — горящую свечку. Вошедшие сразу за ними слуги внесли в узилище два табурета и небольшой столик, вернее письменное бюро, за которым и расположился паж с чернильницей, пером и бумагою. Небось, согласился записывать показания… тоже еще сволочуга! А фогт-то, фогт — ну чем таким его Сашка обидел, что он сейчас на нее словно на вошь смотрит? Ишь, выкатил глазенки, гад. И губу нижнюю этак оттопырил презрительно…

— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — усевшись на табурет, вместо приветствия промолвил монах.

Александра светски улыбнулась:

— Понятия не имею. Нет, в самом деле, знаете ли. Как-то нехорошо все вышло: схватили в собственном замке, бросили в темницу… Это вам просто так не сойдет, не думайте!

— К вам имеется серьезное обвинение, госпожа вдова, — сутулый поиграл желваками. Некрасивое лицо его сделалось строгим и неприступным, в узеньких глазках вспыхнуло что-то похожее на презрение.

— Вы надеетесь на нашего славного короля, понимаю, — монах покивал и осклабился. — Только вряд ли он вступится за колдунью, отравительницу и… низкую и подлую девку!

— Думайте, что говорите! — вскочив, Сашка хотела было влепить нахалу звонкую пощечину, да тот перехватил ее руку, сжал.

— Пустите… больно…

— Как особу подлого звания, мы можем отстегать тебя кнутом! И пытать. Жутко пытать, понимаешь? — резко перейдя на «ты», сутулый еще сильнее сжал Сашкино запястье, так что девушка вскрикнула от боли.

— Сядь! — отпустив узницу, приказал монах. — И слушай. То, что ты отравила барона, подтверждают многие, очень многие, да…

— Их запугали… подкупили.

— Молчать! — вскочив на ноги, сутулый наотмашь ударил девушку по лицу. — Заткнись и слушай! Подлая тварь, укравшая баронский титул. Мы прекрасно знаем, чем ты промышляла в Новгороде! Твои юные друзья все о тебе рассказали…

Александра вздрогнула и закусила разбитую в кровь губу. Вот это уже был удар ниже пояса! Ее прежняя жизнь, жизнь новгородской гулящей девки, жрицы продажной любви, вдруг стала известна здесь, в Ливонии? Это плохо, очень плохо. Мало того — ужасно! Тут и сам король — прекрасно все знавший — не сможет ничего сделать. Пойдут слухи, и… Пожалуй, это даже похуже обвинения в колдовстве. Хотя тут не ясно, что хуже. Все плохо, все! Юные друзья… Кто же? Феденька? Левка? Егор? Эти парни, вообще-то, не из болтливых. Однако на них могли надавить — схватить, подвергнуть пыткам…

— Что я должна делать? — утерев кровь рукавом, тихо спросила узница.

— А вот это уже разговор! — сутулый одобрительно кивнул и ухмыльнулся. — Во-первых, признаться в отравлении и колдовстве…

— Ага! Чтоб меня отправили на костер, да?!

— Нет, дева, — сверкнув глазами, оборвал монах. — У тебя будет возможность бежать, куда ты захочешь.

— Почему я должна вам верить?

— А у тебя нет выбора. Итак, — сутулый повысил голос, — завтра все и сладим. Что именно тебе говорить, поведает наш славный Эрих.

Сказав так, монах поднялся и вышел, больше не говоря ни слова. Следом за ним убрался восвояси и фогт, а юный Эрих фон Ландзее остался, причем тотчас же покраснел.

— Ну, говорите же, Эрих, — баронесса улыбнулась сквозь слезы. — Учите меня… я все исполню.

— Вы… вы действительно — простолюдинка? — тихо поинтересовался паж.

О, Александра уже придумала, что отвечать. Сдаваться без борьбы она вовсе не собиралась. Тем более они оставили в узилище Эриха — совершили большую ошибку, ага. Хотя, может быть, его просто подставили. Впрочем, что гадать, когда давно пора действовать!

— Нет, — Сашка опустила глаза, дабы не выдать себя даже взглядом — слишком многое сейчас зависело от этой беседы. — Мой отец — новгородский дворянин, пусть и бедный… такой же, как вы, Эрих. Помните, что сделал царь Иоанн с Новгородом? Вся моя семья погибла, а я… Нет, они вам не врали. Вам дали денег, Эрих? Или просто пообещали? Деньги — это неплохо, и я искренне рада за вас.

Узница говорила быстро, не давая юноше вставить и слова. Словно хотела выговориться, словно бы все слова рвались из нее порывисто и спонтанно. Хотя это было совсем не так!

Мальчику, верно, неловко? Ну, как же, он же дворянин, а тут — какие-то деньги. Надобно его упокоить, уверить… и ни в коем случае не выказать ни капли презрения.

— Вы сделали правильный выбор, Эрих. Только учли ли влияние короля? А эти… дядья, племянники… я даже не видела их никогда! А знаете, мой милый друг, я очень рада, что именно вы явились допросить меня… вам, верно, сказали, что я и в самом деле ведьма и буду давить на вас? Так нет! Я отвечу так, как вам нужно, и подпишу все. Ну, не стесняйтесь же, действуйте и помните — здесь нет вашей вины. Всего лишь обстоятельства — судьба. Ну-ну, не стойте же столбом, Эрих!

— Знай, ведьма, тебе не обмануть меня! — резко возопив, паж показал глазами на дверь и, обмакнув в чернильницу перо, что-то яростно настрочил на листе желтой писчей бумаги. — Вот здесь прочти, ведьма!

«Я помогу вам бежать…» — подойдя, прочитала девушка. Прочла и с благодарностью погладила Эриха по руке. Тот вспыхнул, словно красна девица, дернулся… но снова оглянулся на дверь.

— Подпиши все листы, ведьма.

— Да-да…

«Сообщите обо всем королю, — быстро написала Сашка. — Если сможете. Если же нет — не надо».

— Я смогу, — одними губами прошептал паж. — Смогу…

* * *

— Вы полагаете, любезнейший пастор, мальчишка и в самом деле справится? — вальяжно осведомился фогт, сидевший в резном кресле. Круглое красное лицо его — лицо извозчика или трактирного служки — выражало явное недоверие и скепсис.

— Справится, — взяв со стола наполненный вином бокал, ухмыльнулся монах. — Он же ее любит. Не так?

— Так, — покивал фогт. — Вот в чем и проблема.

— Нет никаких проблем, — прикрыв глаза, пастор понюхал вино и, видимо, остался доволен. — Она подпишет все наши бумаги. А потом он поможет ей бежать. По-настоящему поможет. Как он думает.

— И мы уберем обоих! — потянувшись к вину, расхохотался управляющий. — Ту, кто нам мешает, и лишний рот.

— За это и выпьем, друг мой! Пусть сбудутся все наши планы. И да поможет нам Бог!

* * *

Маша, милая Маша лежала в постели нагою — такая восхитительная и желанная. Отойдя от окна, Магнус улегся рядом, ласково погладил жену по спине. Поцеловал в шейку, пощекотал под ребрышками и, нежно сжав руками грудь, почувствовал нарастающее желание… и ответное желание Маши. Любовный жар вновь охватил обоих, продлевая удовольствие и негу, король резко отпрянул…потом осторожно погладил жену по бедру… по животику, не забыв поласкать пупок, потом накрыл губами упругие твердеющие сосочки, поласкал языком, одновременно гладя рукою лоно. Юная королева напряглась, застонала, прикрыв глаза, выгнула спинку… Магнус с жаром поцеловал Машеньку в губы. И молодые тела слились, наконец, в любовном экстазе, сдобренном мощным томленьем сердец…

— Кто-то пришел, — накинув сорочку, тихо промолвила Маша. — Я слышу в приемной — кто-то сопит.

— Наверное, Петер. Кому еще там сопеть-то?

— Вот и я о том. Что-то рановато он нынче. Пусть ждет?

— Нет. Я схожу. Мало ли, важное что.

Утро, кажется, обещало быть неплохим. Светало, и хотя солнце еще не взошло, лучи его уже ласкали грозные вершины башен, освещая желто-зеленые ливонские стяги. Неужели солнышко? Неужели закончилась унылая полоса дождей?