Андрей Посняков
Разящий клинок
ГЛАВА 1
Уланы вылетели наметом! Синей всесокрушающей лавою. Выскочили из реденького лесочка, понеслись, молодецки поигрывая пиками. Играли на синих рейтузах алые широкие лампасы, покачивались на всем скаку четырехугольные уланские шапки. Яростно крича, уланы летели в бой. Вот уже кто-то не выдержал, метнул пику, послышались выстрелы, крики, свист…
— Эй, молодцы-ахтырцы! К бою! — обернувшись в седле, подполковник Давыдов подмигнул своим гусарам и, поправив на плече коричневый, с желтыми витыми шнурами, ментик, выхватил из ножен саблю.
Уланы, конечно, не кирасиры… Легкая кавалерия, только вот кони у них куда выносливее гусарских, в гусарские-то полки лошадей больше по красоте да изяществу подбирают… в уланах — не так. Да и много вражин-то, куда больше числом потрепанных непрерывными боями ахтырцев.
Призывно запела труба. Колыхнулись коричневые ряды, взметнулось над киверами знамя, грозно вскинулись штуцеры и пистолеты.
— Не стрелять, — на скаку предупредил подполковник. — Ближе подпустим.
— Подпустим, Денис Васильевич! — скачущий рядом поручик ухмыльнулся и азартно сверкнул глазами. — Покажем врагам, ужо! Ах ты ж… ну и рожи! Это что же. Так это татары, что ли?
— Не татары — поляки, — усмехнулся Денис. — Наполеон же обещал возродить Великую Польшу! Так что биться будут от души. Вы уж держитесь, братцы!
— Есть держаться, господин подполковник!
Выстроившись полукругом, вражеские кавалеристы огибали заливной луг, тянувшийся до самой реки, что блестела за ольховыми зарослями и ракитой. Кабы знать, так можно было там заранее устроить засаду… Кабы знать… Хотя, верно, и нынче не поздно! Попытка не пытка, ага.
— Корнет! — придержав лошадь, Давыдов подозвал вестового.
Подскочил, вытянулся в седле юный мальчик в новеньком, но уже изрядно потрепанном ахтырском мундире — тепло-коричневые, с золотом куртки (доломан и ментик), синие, с золоченым шитьем рейтузы-чакчиры. Узкое еще безусое лицо, вряд ли знавшее бритву, карие, восторженно сияющие глаза, темные, с завитками, волосы. Не мальчик, нет — гусар гусаров! В одной руке сабля, в другой — пистолет. Хват! Уж куда грознее.
— Вот что, Коленька, скачите живенько к артиллеристам…
— Но, ваше-бродие… Сейчас же… тут же… битва же!
Ах, как рвалось в бой юное сердце! Обиделся корнет, чего уж… Все в бой, а его в какие-то кусты посылают.
Пришлось прикрикнуть:
— Корнет Розонтов! А ну-ка, исполнять приказ. Живо!
Тут уж ничего не поделать, приказ есть приказ — обидно, да исполнять нужно. Шмыгнул мальчишка носом:
— Слушаюсь, господин подполковник.
Снова вытянулся. Скосил обиженные глаза на улан. Вздохнул да, поворотив коня, поскакал прочь.
— Ну, вот, — Денис усмехнулся в усы. — Так-то лучше будет.
Уланы и гусары, синяя лава и коричнево-золотая, неумолимо приближались друг к другу. Вот-вот столкнутся, схватятся… вот-вот. Летели из-под копыт желтые лютики, ромашки и прочие анютины глазки. Позади гусар блестела река. В выцветшем бледно-синем небе сверкало яростное жаркое солнце.
— А вот теперь и постреляем! — подполковник махнул рукой. — Огонь!
Разом, один за другим, жахнули пистолеты и штуцеры — короткие нарезные ружья. Часть улан повалилась из седел… что нисколечко не замедлило атаку. Подумаешь, выстрелы, подумаешь — смерть. À la guerre comme à la guerre! — как говорят французы. На войне, как на войне.
Упали пистолеты и штуцеры в седельные кобуры, перезаряжать некогда. Еще какие-то секунды и…
— Ур-ра-а-а-а!
Взметнулись к небу сабли! Опустились со звоном, скрестились, заскрежетали… Началась рубка! Полетели кругом алые брызги крови, послышались стоны и крики, хрипы коней, ругань, какие-то непонятные вопли — все то, что составляет пьянящую музыку боя.
— Ур-а-а-а!
— Постоим за Россию-матушку!
— Та ще Польска не сгинела, пся крев!
Звенели сабли. Дрожала земля. Хрипели лошади и люди. Кто-то вылетал из седла и падал, находя гибель под копытами коней… своих или чужих — не важно.
Пригнувшись, Денис проскочил под уланской пикою и ударил врагу снизу вверх, в подбородок рукоятью сабли. Слишком уж близко сошлись, сшиблись… не размахнуться для доброго удара. Впрочем, и так вышло нехудо — правда, не смертельно, но на какое-то время враг из боя вышел, запрокинул голову…
Давыдов не стал его добивать — некогда, — отбиваясь от шальных сабель, маханул по склону холма вверх, к опушке. Он же не просто гусар — командир, надо бы увидеть, оценить остановку.
Выносливый конь вынес подполковника на вершину пологого холма. Денис тотчас осмотрелся — синие и коричневые мундиры хорошо заметны даже в гуще боя. Видно было, что синих гораздо больше, навскидку — раза в три, вот они и теснят давыдовский арьергард, ахтырцев…
Та-ак… что там у нас у речки?
Подполковник обернулся, пристально вглядываясь в ольховник… Что-то сверкнуло там… Показалось? Или просто рыба на излучине играет? Да нет, не рыба… Вон и люди, и лошади… И кто-то скачет прямо сюда, на холм! Прямо летит. Крыльями развевается за плечами коричневый с золотом ментик… Свой! Гусар!
— Коленька!
— Разрешите доложить, господин подполковник! Ваше приказание выполнено…
Сверкнул карими глазами корнет, потупился:
— Денис Васильевич! Теперь разрешите в бой! В схватку…
— В бой, говоришь? А ну-ка, зови сюда трубачей… И красный флажок на пику.
Красный флажок — это был сигнал: скачите за мною. Трубачи же… Трубачи заиграли отход! Отступление.
— Что же это? — водрузив на трофейную пику флажок, запечалился Коленька. — Мы что же это? Отступаем? Бежим?
Давыдов его не слушал. Тронув коня, помчался по склону холма вниз, к реке… за ним (а куда деваться?) и разобиженный вестовой — корнет Розонтов — с сигнальным флажком, дальше — трубачи, а уж за ним — все остальные. Кто смог… Нагоняя своего командира, неслись прямо ветром! Уланские кони выносливее, а гусарские — быстрее. Понимали — лихой подполковник с такой прытью бежать от врага не станет. Значит — задумал что!
И впрямь задумал. Вот уже совсем рядом заблестела река, вот уже и ольховник, а за ними… за ними — русские пушки! Все четыре батареи, приданные ахтырскому полку.
Подскочив, Денис вздыбил коня:
— Братцы пушкари, готовы?
— Готовы, ваш-бродь!
— Наших пропустим и…
Летела к реке золотисто-коричневая рать, за ней, преследуя — синяя. Гусары вырвались вперед, но и уланы не слишком-то отставали. Смеялись, орали, улюлюкали! А глаза аж светились от счастья. Это ж надо, так уделали москалей! Бегут, пся крев. Драпают. Так бы и до самой Москвы, а еще лучше — до Санкт-Петербурга. Вот вам разделы Польши! Русские, австрияки да пруссаки Польшу уничтожили, а Наполеон Бонапарт — возродил.
— Niech zyje imperator!
— Императору Наполеону — слава!
Так и орали уланы, так и летели, вне себя от счастья… Не заметили батареи… а когда заметили, так уже поздно было.
— Первая батарея… Пли!
Ахнули пушки. Просвистела над травою картечь.
Вторая батарея… Третья… Четвертая…
Словно какой-то недобрый великан скосил косой неудержимую польскую лаву! Вот только что были уланы… все такие из себя грозные, удачливые, веселые… И вот вам!
— Батарея залпом… Пли!
Слабый ветер не сразу уносил дым. Но куда стрелять, артиллеристы знали точно. Когда ж дым развеялся…
Императорские уланы представляли собой весьма жалкое зрелище!
Большая часть погибла — на поле брани вперемешку лежали и люди, и кони. Те же, кому повезло, чуть помешкав, повернули обратно… понеслись прочь… Кто смог. Очень и очень немногие.
* * *
— C'était merveilleux, monsieur le lieutenant-colonel! — подбрасывая в костер хворост, заходился в восторженном уважении юный корнет Розонтов. — Нет, право же, чудесно! Как вы их… как вы здорово все придумали с этими пушками.
— Ну, полноте, полноте, корнет, — Давыдов нарочито конфузливо кривился, набивая трубку трофейным французским табаком. Набив, вытащил из костра горящую головню, прикурил, пуская клубы дыма.
— Господин подполковник, Денис Васильевич, — не отставал подросток. — А вы, верно, вскорости на эту победу оду напишете? Подобно тому, как генералу Кульневу писали… Ведь напишете же, да?
Денис ухмыльнулся:
— Что ж, может, и напишу… Эх, где же сейчас Кульнев, друг мой славный? Сколь военных верст пройдено с ним… И верст — победных, не нынешних.
Тут все помрачнели. Слишком затянувшееся отступление не приносило радости никому. Узурпатор пер, как бык, упорно и неотвратимо. Правда, он так и не смог разбить русские армии в приграничном сражении, но… Но все же отступать было не комильфо! Ладно раньше, в Восточной Пруссии, под Аустерлицем и Фридландом… но здесь, на своей земле! Отдавать на разграбление врагу нивы, города и села… Что-то не то делал главнокомандующий и военный министр Барклай-де-Толли! Что-то не то… То ли это слишком затянувшаяся осторожность, присущая невозмутимому шотландцу, то ли… То ли дело пахло откровенным предательством!
От осознания всего этого не хотелось ни обмывать случившуюся победу, ни петь. Поднявшись на ноги, Денис Васильевич лично обошел караулы, проведал раненых да отправился спать в походную свою палатку, разбитую расторопный слугою Андрюшкою, верным крепостным парнем, что скитался вместе со своим барином уже далеко не первый год. И под Прейсиш-Эйлау были, и в Тильзите, и в снежной Суоми…
