— Ты решила? О, нет, милая, — это же я тебе подсказал. Девушка девушке скажет куда больше, чем незнакомому молодому человеку. Ну, что ты еще узнала?

Снаружи во дворе послышались чьи-то голоса и шум. Максим насторожился. В хижину первой вошла Уауата, а за нею крепкого вида мужчина в простой схенти и с посохом.

— Это мой муж, староста, — представила женщина. — А с ним еще наши…

Наши — это она сказала про трех вооруженных короткими копьями воинов, следом за старостой вошедших в дом.

Трое… а сколько их еще осталось снаружи — ведают одни боги!

— Ага, — оглядев гостей, староста неожиданно улыбнулся. — Значит, это вы и есть… беглецы с барки кормщика Серенхеба!

Глава 18

Завтрак на траве

Зима 1351 г. до Р. Х. (месяц Фаменон сезона Перет)

Черная земля

Любимая мужем супруга, влекущая,

сладостная любовью,

С чарующими устами и приятной речью.

Все, что исходило из ее губ, было подобно творению Истины.

«Поэзия Древнего Египта в переводах Анны Ахматовой и Веры Потаповой

— Бежим!

Не думая, Максим ударил ближайшего воина в скулу и выскочил во двор, чувствуя, как буквально в затылок ему дышит бегущая позади Тейя.

Воины, видать, не ожидали такой прыти от невооруженных людей и на пару секунд опешили… на какую-то пару секунд.

И этого было достаточно для того, чтобы беглецы скрылись в ночной тьме!

Слава богам, солнечная ладья Ра уже закончила свой дневной путь, и в черном небе повис призрачный тощий месяц, окруженный загадочно мерцающими звездами. Мало что было видно. И преследователям, и беглецам.

— Как ты думаешь, где нас будут искать? — отдышавшись, негромко спросил Максим.

— Конечно, на пристани, — выглядывая из-за деревьев, прошептала Тейя. — Куда ж мы еще-то пойдем, не зная дороги? Разве что в купальню.

— В купальню?

— Ну да! Я же говорила, девчонки оборудовали там такое тайное место, не разыщешь и днем… Ой! Смотри, воины! С факелами!

Дождавшись, когда погоня пронеслась мимо, Макс и Тейя покинули свое убежище и осторожно направились к реке следом за воинами. Правда, почти сразу свернули, ориентируясь по чахлой луне и звездам, отражавшимся в черных водах Хапи.

— Там, за песчаной косой, тропа, — замедлив шаг, прошептала Тейя. — Куда она ведет — не знаю, но думаю, что вверх по реке, за деревню.

— Идем. — Максим обернулся, прислушался. Нет, вроде бы позади никто не шагал. — Нам уже сейчас все равно куда, лишь бы выбраться.

Дальше шли молча, лишь плескались рядом темные волны, да где-то далеко, за деревней, выл одинокий шакал. Шли всю ночь без остановки, и когда солнечная ладья Ра начала свой дневной путь, окрасив багрово-золотистым светом луга и пашни, беглецы оказались в высоких камышовых зарослях. Со всех сторон встревоженно закрякали утки, вспархивали из-под самых ног, уводя от птенцов опасность.

— Кажется, где-то здесь, — останавливаясь, негромко произнесла Тейя.

Максим осмотрелся по сторонам, заметил отходившую от реки едва обозначенную тропку. Посовещавшись, по ней и зашагали дальше, не обращая внимания на накопившуюся усталость и быстро набиравшее злую силу солнце. Некогда было отдыхать, некогда! И вообще, странно, что за ними никто не шел. Что, воины сетиу такие глупые? Ну нет, скорее всего тут дело в другом — вероятно, они вовсе не горели желанием приближаться к оскверненному храму. А может быть, дело не только в осквернении, а в самом храме — храме демона тьмы! Беглецы пошли в ту сторону? Ну-ну, скатертью дорожка! Преследовать их в проклятое место? Ага, как же — себе дороже. Пусть они найдут там страшную смерть.

Вот так или примерно так и рассуждали мятежники — обычное дело для Черной земли, где боги и демоны — вполне реальны, по крайней мере в мыслях и представлениях людей. Ха! А может, преследователи специально гнали беглецов к проклятому месту?

Камышовые заросли вскоре закончились, местность стала значительно суше, а затем и вообще превратилась в пустыню — обжигая пятки, захрустел под ногами противный красный песок. Идти стало трудней — чахлые пальмы и кустики почти не давали тени, и пот с обоих супругов лился градом. Хотя нет, с Макса все-таки больше — его супруга была куда лучше приспособлена к местным условиям жизни. Вот если бы вдруг снег пошел бы, уж тогда посмотреть, кто будет лучше себя чувствовать, а так…

Подумав о снеге, юноша вздрогнул — с чего бы такие мысли? Ностальгия? Так очень не вовремя, да и настроение, честно говоря, не то, совсем не то. Кажется, где-то в развалинах должен быть колодец. Кажется? Нет, ну разумеется должен — там же располагалась крепость! Значит, найти…

— Душа моя, ты умеешь чувствовать воду?

— Ну конечно же! — Тейя повела плечом. — Чего ж в этом трудного-то? Это все умеют… или почти все.

— А я вот не умею!

— Ты у меня — особая песня, милый! — Останавливаясь, юная царевны прильнула к мужу.

У Макса вдруг перехватило горло от острого осознания — вот оно, счастье-то! Боги отняли у него прежнюю жизнь, отца, друзей, спорт. Но дали взамен другое. Мать. И Тейю!!!

— Любимая мужем супруга, — шепотом произнес юноша, — влекущая, сладостная любовью, с чарующими устами и приятной речью…

— Ого! Ты, кажется, заговорил стихами?

— Слышал их от жрецов… Запомнил.

Максим поцеловал жену в губы, обнял, просунув руки под лямки платья… Невесомая одежда упала к ногам влюбленных супругов…

— Там… вон там… я вижу тень… — закатив глаза, томно прошептала Тейя. — Бежим же туда скорей!

Они отыскали колодец, напились, сполоснули потные тела прохладной водицей — о, великие боги, да разве может быть что-то приятней, чем в жуткую жару утолить нестерпимую жажду? Ну разве что кое-что другое… утоление другой жажды — любовной.

Раньше, еще в той, прежней своей жизни, Макс как-то стеснялся произносить ласковые слова… да и некому, честно говоря, было. А вот здесь… Здесь не стеснялся:

— Очей моих услада… Сладкий тростник. Милая, как я счастлив с тобой даже в этих развалинах!

Тейя улыбнулась:

Для прогулок выбираем оба
Уголок уединенный сада.
Стала я счастливейшей из женщин,
Сердца моего не ранит милый.[«Поэзия Древнего Египта в переводах Анны Ахматовой и Веры Потаповой».]

— Так бы и сидел здесь всегда, слушал твой нежный голос.

— И я бы… Надо отыскать сокола…

— А чего его искать? Во-он он, под тем камнем.

— …и идти к столпам Птаха.

— Куда? — Максим удивленно посмотрел на жену.

— Это такое место, недалеко, на излучине, — пояснила Тейя. — Купальщицы говорили мне — там много чужих воинов.

— Так это наверняка мятежники!

— Шлемы их горят золотом, колесницы сверкают, вздымается к небесам сияющая голова овна! Так сказали девушки.

— Голова овна?! — Макс встрепенулся. — Так это же наш штандарт, штандарт Амона!

— Вот и я про то, милый.

Переждав самую жару, беглецы прихватили сокола и, выбравшись обратно к реке, зашагали вниз по течению по узкой рыбачьей тропе. Тропинка то ныряла вниз, в камыши, то выползала на дамбы, с которых открывался чудесный вид на зеленеющие поля, широкую гладь реки с отражающимся в сверкающих волнах солнцем, рощицы финиковых пальм и горы, клубящиеся вдалеке призрачной сиреневой дымкой.

— Кажется, вот и столпы Птаха! — Тейя показал рукой на стоявшие у излучины реки — на самом плесе — камни, гигантские гранитные плиты.

Видать, кто-то их специально поставил, чтобы предупредить корабельщиков об обширной отмели — в сезон Ахет плес наверняка заливало.

Максим присмотрелся, заслоняя ладонью глаза от солнца. Сердце его наполнилось радостью, а в уголках глаз показались слезы — сразу за стопами он увидел шатры. Много, много шатров и сверкающий позолотой штандарт на длинном шесте.

— Наши! — взволнованно прошептал юноша. — Ну, наконец-то! Ну неужели дошли?

— Надо еще к ним добраться, милый. Не так уж это и близко, как кажется.

Да, последний отрезок пути оказался нелегким — то зыбучие пески, то болота, как в сердцах выразился Макс: не понос, так золотуха! Однако прошли, добрались, вышли к реке, нестерпимо пылавшей расплавленным золотом клонящегося к закату солнца. Небесная лодка Ра заканчивала свой дневной путь.

— Пройдем через камыши, так быстрее, — с улыбкой предложила царица.

Макс тоже улыбнулся, кивнул. Сухие стебли тростника затрещали под ногами, разлетались по сторонам утки и иволги. Вон они, столпы — впереди, близко, ну, может, километра два или уже того меньше. Дойти… Дойти… Успеть — хорошо бы — до ночи. Ну вот, кажется, и…

— Стоять!

Острые копья выскочивших из камышовых зарослей воинов уперлись беглецам в грудь.

— Мы свои! Свои, клянусь Амоном. Кто ваш командир?

Один из воинов — молодой, с непреклонным лицом изваяния — обернулся:

— Десятник Суи! Лазутчики выспрашивают о командирах? Что с ними сделать — убить?

— Тащите сюда. Допросим.

Не слушая никаких слов, пойманных привязали к пальме.

— Проведете здесь всю ночь, пока не скажете правды, — с ухмылкой заверил десятник — угрюмого вида мужчина в панцире из широких — крестом — перевязей. — Не надумаете говорить к утру — оставим вас на день, пусть расплавятся ваши глупые мозги!

— Что вы себе позволяете?! — неожиданно взвилась Тейя. — Я — царица!

— А я — великий царь Хуфу!

— Посмотрите мне на спину… Гляньте же на рисунок!

Десятник ухмыльнулся:

— Сэти, раздень ее! Раз сама просит…

— Охотно, мой командир!

Под сильными руками затрещала тонкая ткань, и содранное платье полетело под ноги воинам.

— А она хорошенькая! — кто-то сильно ущипнул Тейю за талию. — Может, позабавимся с ней? Ого! И вправду рисунок.

— Ну и что? — Командир скептически скривил губы. — Мало ли на какие выкрутасы пойдут лазутчики, дабы избегнуть пытки и смерти?

— Так мы с ней все-таки…

Максим дернулся. Напрасно, надо было действовать раньше, пока не спутали, пока не привязали к пальме. Ударил бы! Одного, другого, третьего! Это ничего, что у них оружие — тут главное неожиданность. Убежали бы в камыши — ловите! Ну почему, почему он не поступил так? Расслабился. Обрадовался — ну наконец-то встретили своих. Вот вам и свои. Нет, конечно, свои, но… Но они-то для этих своих — чужие! Враги, что и говорить.

— Позовите жреца или старшего командира! — выкрикнул юноша. — Им я скажу все.

— А, так вы все-таки решили признаться?! Воистину, вы поступите мудро.

— Так зови же скорей!

— Нет! Сначала ваши слова услышу я. Что толку отвлекать начальников пустопорожними разговорами? Ну, говори же! Иначе твою девчонку мы сейчас…

— Мятежники близко! — дернувшись, в отчаянии закричал Макс. — Очень близко. Рядом. И скоро нападут.

— Это мы и без вас знаем, затем тут и поставлены. Что это за знак? — Десятник повертел в руках отобранного при обыске сокола. — Тайный пароль к сообщникам в нашем войске?

Ага! Точно! И у девчонки на спине — такой же. Вы хорошо подготовились…

Сокол! Волшебный сокол! Не может простолюдин долго держать его в руках…

И точно — десятник вдруг ахнул, задул на ладони, и выпавший из рук амулет полетел наземь, блеснул… И Макс вдруг почувствовал великую силу… Да, сокол давал силу и власть! Знать бы еще заклинания… Но увы… Похоже, сейчас надеяться можно было только на себя. И все же…

— Да, это тайный знак. В шестом десятке есть наш человек, зовут его… ммм… зовут его Ах-маси пен-Анхаб!

— Что?! — Десятник удивленно ощерился. — Что ты сказал, нечестивец?

— Ах-маси пен-Анхаб — наш человек, — глядя ему в глаза, твердо повторил юноша. — Дай мне амулет, я покажу, что с ним делать.

— Что ж, попробуй… — Один из воинов быстро поднял сокола… и тут же выронил — настолько амулет был горяч для простолюдина.

— Развяжите его, — быстро приказал десятник. — Да смотрите в оба!

Ах, наконец-то…

Макс не стал выжидать: апперкот в печень десятнику… Ага — застонал, скрючился… Некогда на тебя смотреть. Тут же — секунды — хук слева ближайшему воину… Справа — другому… свинг в переносицу — третьему.

Четвертый схватился за копье. Эх, не успеть развязать Тейю! Ничего… Сейчас отвлечем…

Быстро нагнувшись, Максим поднял с земли сокола и швырнул его в лицо воину. Копье дернулось… Юноша нырнул вниз… Удар! В челюсть! И…

И свист стрелы!

Она впилась рядом в землю… И тут же — вторая, третья.

— Стой, где стоишь! Подними руки, лазутчик!

О, Амон, какой знакомый голос! Неужели это… Неужели это… Неужели…

Макс быстро обернулся:

— Ах-маси! Тезка!

— Господин, он только что обвинил тебя в предательстве! — подал голос пришедший в себя десятник. — Он очень опасен! Вели поскорее связать его и пытать!

— Да, я Ах-маси… О, великие боги!!!

Черные глаза анхабца расширились, сначала удивленно… а затем в них вспыхнула радость.

— Повелитель! — Парень упал на колени. — Неужели боги услышали нас?

— Встань, поднимись, друг мой! Дай же обнять тебя!

— О, великий…

— И вели поскорей развязать мою супругу.

— Кто осмелился ее связать?!

Основное войско под командованием военачальника Пасера выступило с утра, еще до восхода, намереваясь к полудню разбить врагов, сконцентрировавшихся в районе Змеиного плоскогорья — именно так оно и называлось. Как ни пытались Максим и Тейя сохранить инкогнито, а все ж не сумели — слухи о царственной чете распространились довольно быстро, и было не очень понятно, что явилось тому причиной — острые глаза воинов или длинные языки командиров.

Ну, узнали так узнали — в конце концов, чем плохо-то? Сам живой бог ведет свое войско к победе — что еще может больше воодушевить воинов?!

— Войска мятежников собрались вот здесь, — на привале военачальник Пасер чертил на песке схему. — Сразу у плоскогорья. Мы появимся там внезапно, вот по этому проходу, и клянусь Амоном…

— Стой! — Макса словно что-то ударило в голову. Какая-то мысль… Какая? О, боги… помогите ее ухватить!

Юноша внимательно посмотрел на схему: плоскогорье, река, ущелье… ущелье… да-да… а над ним нависают скалы… а на скалах… что на скалах? Вот именно — что? Огромные каменные блоки — вот что! Нет, мятежники вовсе не собирались строить среди змей храм или крепость! О, нет — столкнуть глыбищи на войско Уасета — вот их основная идея!

— Пасер, кто проводил разведку?

— У нас есть глаза и уши в стане сетиу!

— Эти глаза и уши навязывают вам свои мысли! И это — мысли предателей! Немедленно остановить войско — впереди ловушка! Прямо вот в этом ущелье нам на голову обрушатся камни!

— Но господин. Там неоткуда взяться камням!

— Есть откуда.

Максим ненадолго задумался и решительно взмахнул рукой:

— Пусть первые ряды пехоты постепенно идут к ущелью… медленно-медленно… Ты присмотришь за этим, Пасер!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин!

— Я же поведу остальных в обход. Начальника колесниц сюда!

— Я здесь, повелитель. Только прикажи — и мы размолотим врагов в пыль!

— О, верный Секенрасенеб! Вперед же, и пусть воины колесниц знают — путь труден и каменист.

Вскочив в колесницу, Максим — Великий фараон Черной земли Кемет Ах-маси Первый — обвел своих воинов царственным взглядом и, кивнув вознице, покрепче ухватился за передок повозки. Осторожно переваливаясь через мелкие камни, колесницы выбрались на равнину и, быстро набирая скорость, помчались к Змеиному плоскогорью. И только красная песчаная пыль поднималась под копытами лошадей.

Они победят, победят, несомненно, и с победой, с триумфом, вернутся под стены Уасета. И тогда горе предателям! Настоящий амулет — золотой сокол — в руках истинного царя Египта, у Сетнахта же, за которым маячат уши хека хасут, — лишь жалкая фальшивка! Никаких сомнений в успехе у Макса не было, одно лишь тревожило сейчас — как там Ах-маси, тезка? Удастся ли его разведчикам быстро отыскать заброшенный храм Птаха? Вызволить царицу-мать… Она там, там, юноша это чувствовал!

Они ударили мятежникам в тыл, свалившись как снег на голову! Нет, как вода, внезапно прорвавшая дамбу! О, как верещали враги! Как они испуганно оборачивались, ничего толком не понимая. Ну ясно — хотели заманить войско Уасета в ловушку, а оказались в ней сами!

Удар колесниц! В копья! С налета!

Затем воины спешились. Сомкнулись щиты, и тяжелые копья закачались параллельно высохшей от зноя земле.

Вперед, сыны Амона!

Колыхнулся над головами воинов знаменитый штандарт — золотая голова овна. И от мерной поступи тяжелых копьеносцев задрожала земля. Легкие пехотинцы и всадники сетиу оказались окружены, вырваться уже не сумели. Нет, конечно, видно было, как то тут, то там организовывались очаги сопротивления… быстро подавляемые благодаря приказам фараона. Сам живой бог — Максим пока еще даже не понял, приятно ли ему такое сравнение, — стоя в колеснице на возвышении, лично руководил битвой. Отборная гвардия во главе с темнокожим рубакой Каликхой прикрывала царя от возможного прорыва врагов.

Ах как хотелось, очень хотелось Максу самому врубиться в гущу сражения! Гул колесниц, ржанье коней, стоны и крики раненых, свист стрел — музыка боя, она нынче доносилась до юноши лишь отдаленно. Не царское это дело — махать мечом, царь должен отдавать приказы. Если приказы верные — придет и победа, если же нет… увы, такой царь уже не будет царствовать.

— Копьеносцы на левый фланг! — внимательно следя за ходом битвы, молодой фараон направлял вестовых.

Да уж, не зря он целый год учился мастерству управлению битвой под руководством Пасера и Усеркафа, знаменитого воителя Анхаба! Учился не зря — теперь это было хорошо видно. Как таяли, редели шеренги врагов, сминаемые мощным натиском тяжелой пехоты. Как уже не пытались больше прорваться… Как, наконец, побежали… Туда, туда, в ущелье! Где — на выходе — уже давно поджидал их отряд Пасера. А сверху… сверху со скал посыпались камни, вызывая у мятежников крик ужаса и отчаянья. А вот не рой другому яму!

Битва закончилась еще до захода солнца. Разгром врага был полный, и ветер победы развевал украшенные разноцветными ленточками гривы коней, а голова овна — символ Амона — золотом сверкала на солнце. Как и золотой амулет на груди Ах-маси Первого, великого фараона Черной земли. Да, теперь уж — поистине великого.

Победа! Полный разгром врага!

Пир продолжался всю ночь. Никто не спал. Повсюду слышались победные песни. Велико было воодушевление в сердцах славных воинов Уасета: ведь сам благой бог, фараон, был сейчас среди них, это он привел их к победе, это он радовался сейчас вместе с ними, это он был — как они!

— Слава великому повелителю Уасета!

— Повелителю Черной земли слава!

— Слава Амону!

— Сыну Амона слава!

Утром, едва рассвело, Максим расслабленно уселся на край колесницы, под редкими пальмами. Велел принести вина и яства, разложить их здесь же, в траве, позвать всех командиров. Позавтракать надо…

— Повелитель, кто-то скачет со стороны реки, — внезапно подбежав, доложил верный Каликха. — Быть может, это тайные силы врагов! Хотя для этого их слишком мало.

— Я посмотрю!

Схватив вожжи, Макс развернул колесницу и погнал лошадей к реке, чувствуя, как чуть погодя поскакала следом охрана. Нет, она не нужна теперь — так вещало сердце. И не обмануло!

Вот уже стало хорошо видно быстро скачущих от реки всадников. Ах-маси на белом коне, за ним кто-то такой же ловкий… Тейя! Рядом… жрец Усермаатрамериамон в рубище! И — тут же — тут же…

— Мама!

Обняв наконец царицу-мать, фараон не стеснялся слез.

— Я знал… знал, что отыщу тебя…

— И я знала. — Великая царица Ах-хатпи ласково погладила сына по волосам. — Хочу сказать, ты выбрал себе очень умную жену, сын мой. Умную и верную. Эта девушка поистине достойна быть царицей!

— И это я знаю, мама. Вы, верно, голодны?

— Ну… поесть бы не отказались.

— Тогда поехали. Там у нас небольшой пикничок, под пальмами. Завтрак на траве, так сказать.

— На траве так на траве, — улыбнулась царица-мать. — Только мы с Тейей уж поедем дальше на колеснице.

— Хоть на автомобиле! — Максим рассмеялся, осторожно взгромоздясь на лошадь — без стремян это не так-то просто сделать!

Кстати, о стременах… Впрочем, потом. Сейчас — вперед! Точнее — назад, навстречу завтраку на траве, навстречу новым победам и счастью.

И пусть солнце лучится волшебной силой! Пусть еще не до конца разбиты враги, но победа обязательно придет, и благодать Амона разольется по всей Черной земле, по всему Египту.

— Слава Амону! — завидев возвращающегося фараона, кричали воины. — Слава благому богу!

Высоко в изжелта-голубом небе, недвижно расправив крылья, парил сокол. Такой же, как на груди Ах-маси… и на спине Тейи.