Андрей Посняков
Битва за империю
Глава 1
29 мая 1453 г. Константинополь
Все мы умрем, человеки, и нету такого, кто жребий
Знает свой смертный и то, будет ли завтра он жив.
Паллад
Прозрачная луна тихо плыла над городом, притаившимся, замершим словно бы в ожидании смерти. Все вокруг замерло, стихло, даже в лагере турок не было слышно ни звука. И все же, все же в воздухе висело некое беспокойство, некое томительное ожидание чего-то непоправимого, страшного. И еще в этот предрассветный час сильно хотелось спать.
Алексей Пафлагон, молодой человек лет тридцати, с копной светлых волос, выбивающихся из под шлема, протер слипавшиеся глаза и взглянул со стены вниз, на залитые дрожащим серебряным светом позиции турок. Потом перевел взгляд на городские укрепления, на груды камней, на пушки, на длинные медные стволы, изрыгающие знаменитый «греческий огонь»… Пушек было куда меньше, чем у турок. Много, много меньше. Как и защитников — у турок султана Мехмеда — около сотни тысяч, здесь же, на стенах, не набиралось и восьми, включая наемников-генуэзцев. Да-а…
Алексей — Лекса, как звали его близкие друзья и любимая супруга Ксанфия — вздохнул и, зябко поеживаясь, поправил на плечах богатый, расшитый золотом плащ. Специально такой надел, чтобы в сутолоке боя было хорошо видно командира — Алексей, протокуратор сыскного секрета константинопольского эпарха, вывел на вверенный ему базилевсом участок городских стен всех своих лучших людей. И назначил десятниками тех, кому доверял — старых друзей-коллег: Иоанна, Панкратия, Леонтия… Леонтий… Его брат-близнец, Лука, погиб ровно три года назад, и Алексей до сих пор почему-то считал себя виновным в его гибели, хотя тогда все сложилось само собой… Парню просто-напросто не повезло — судьба. И все же, все же было в том давнем случае нечто такое, необъяснимое…
Тишину разорвали барабаны, цимбалы, волынки! Заорали, засвистели, дико захохотали турки, ударили пушки, и ядра с воем пронеслись над головами защитников великого города Константина. А некоторые ударились в стену, снова, как и в продолжение всей осады, откалывая от нее большие куски.
И тут же во всех городских церквях тревожно зазвонили колокола!
— Ал-ла-а-а-а-а!!!
С жуткими воплями, при свете чадящих факелов бросилась на штурм вражеская пехота! О, сколько их было! Неисчислимые тысячи, в сравнении с которыми защитники Ромейской империи казались лишь жалкой горсткой.
Факелы быстро приближались, вот уже можно стало разглядеть отдельные фигуры, осадные башни, лестницы…
— Ал-ла-а-а-а!!!
Алексей поднял руку, с удовлетворением осматривая своих людей — деловитых, собранных, в надежных доспехах, с мечами, алебардами, пиками, выкованными лучшими оружейниками города. Сам протокуратор был в миланских латах, почти в полном доспехе, только нижнюю часть — на ноги — не надел, чтоб не стесняли движений. Хорошие были латы — легкие, удобные, прочные и — сделанные на заказ, по мерке — сидели на молодом человеке словно влитые. Что и говорить, мастер Антонио из Милана уж постарался, показал, что не зря отправлял к ромеям своих подмастерий. Те собирали заказы, снимали мерки, потом, на генуэзских кораблях, с оказией, отправляли доспехи. Дорого, безумно дорого — но латы того стоили! Тем более — за эти заплатил сам базилевс, подарок, так сказать!
— Ал-ла-а-а!!!
В свете вражеских факелов было хорошо видно, как нападавшие забрасывали глубокий ров мешками с песком… и трупами своих бойцов! Осажденные метко пускали стрелы, да и крепостная артиллерия не молчала, пусть там и не было таких мощных пушек, как турецкая бомбарда венгерского мастера Урбана… Да, много европейских мастеров-оружейников работали на турок — юный султан Мехмед платил щедро, очень щедро.
— Ал-ла-а-а-а!!!
Защитники города посылали в нападающих тучи стрел, и почти каждая их них находила свою цель… и это оказалось на руку туркам! Ров наконец-таки был засыпан, не столько мешками, сколько трупами, по ним легко прошли остальные — о боже, они, казалось, не убывали! Наоборот, становились все многочисленней!
Вот уже, словно жадные загребущие руки, потянулись к стенам лестницы… Сверху на них полетели камни, полилась кипящая смола из чанов… Эх! Не хватало людей — некому было поддерживать огонь под котлами, некому подтаскивать с улиц камни! Хотя…
Вот они, камни! Какие-то совсем юные ребята, почти дети, кое-как притащили их, привезли на тачках…
Алексей оглянулся:
— Вы кто?
— Нас послал Епифан! — улыбнулся чумазый мальчишка. — Он сказал…
И тут шальная вражеская стрела навылет пронзила ему грудь!
— …сказал… — Парень упал и тут же умер на глазах у всех.
— Мы отомстим за него, — глухо прошептал кто-то.
Совсем рядом рявкнула турецкая бомбарда. С грохотом отвалился изрядный кусок стены и в пролом, словно саранча, хлынули турки, поддерживаемые стрелами лучников из осадной башни.
— Мануил! — Алексей взмахнул рукою. — Вот цель для всех наших пушек!
— Понял тебя, командир! — Старый артиллерист Мануил, за свою жизнь где только не воевавший, пригнулся, пропуская над головой очередной заряд стрел, потом высунулся из-за крепостного зубца, наводя орудие — пусть калибр и небольшой, но для осадной башни вполне достаточный, — обернулся к своим парням (на этом участке стены имелось еще десять небольших пушек):
— Сделайте поправку на ветер! Приготовились? Пли!
Бабах!!!
Почти одновременно ударили пушки. С осадной башни с треском посыпались доски и бревна, попрыгали вниз черные фигурки людей, и вот уже само сооружение, словно бы охнув, тяжело завалилось наземь.
— С нами Господь и святой Георгий! — радостно закричал Алексей. — Иоанн, Панкратий! Лучникам — не спать! Мануил, — бросьте пока пушки, все к камням! Валите их на головы!
Обламывая вражьи лестницы, пробивая головы туркам, полетели вниз тяжелые камни.
— Так вам! Так! С нами святой Константин!
— Ал-ла-а-а-а!!! Ал-ла-а!! Ал-ла…
Летели со стен стрелы, копья и пули из совсем уж мелких ручниц. Время от времени рявкали пушки. Лились на головы осаждавших потоки горячей смолы. Вторая осадная башня, подобравшаяся к укреплениям слишком близко, вдруг ярко вспыхнула, подожженная греческим огнем.
— С нами крестная сила!
На турецкой стороне вдруг снова запели трубы, забили барабаны. И враги, получив сигнал к отступлению, быстро отошли назад.
— Святой Константин! Святая София! С нами крестная сила!
Защитники города ликовали! Еще бы — отбить такой штурм.
Подбежав, десятник Иоанн, тряхнув светлыми кудрями, радостно ударил Алексея по плечу, сильно ушибив руку об латы. Закричал, не замечая боли:
— Победа! Победа, Лекса! С нами святой Георгий!
— Не говори «гоп», — протокуратор покривил губы. — Все еще только начинается, парень! Лучше отправь своих людей — их тех, кто половчее — вниз. Там есть упавшие со стен наши — раненых тащите сюда через пролом, да побыстрее, нам надо еще успеть его заделать.
— Есть, командир!
— Мануил! Готовь камни.
Эх, мало, мало было людей! Довольно протяженный участок стены, оборона которого была поручена Алексею и его людям, сейчас казался голым. Сюда бы еще человек сто, а лучше — сто пятьдесят. Но нет… Увы, жители столицы ромеев — глупцы! — в большинстве своем проявляли мало желания защищать свой родной город. Плебс ненавидел богатых, зажиточные же питали ненависть к плебсу, и все вместе дружно ненавидели знать, нагло пьющую кровь простолюдинов. И многие, очень многие, откровенно ждали турок! Вот придет султан, уж он-то наведет порядок, порубит головы зарвавшимся богачам! А нам-то, простым людям, что терять? Проливать кровь ради того, чтобы богатые твари богатели и дальше? Чтоб и дальше наливались жиром, устраивали оргии за наш счет? Нет уж, дудки!
Кстати, и самые уважаемые люди не имели ничего против турок, открыто осуждая императора за заигрывание с Западом! «Лучше полумесяц, чем папская тиара!» — примерно так выразился командующий имперским флотом — комес — Лука Нотара! Сам командующий! У Алексея, кстати сказать, по роду службы имелись насчет него некоторые сомнения… слишком уж откровенно комес расхваливал турок. И вовсе не производил впечатление глупца. Да, фанатик, но не глупец. Подкупили или что-то пообещали? Скорее, и то, и другое.
— Мы принесли пятерых, один совсем плох, — вернувшись, доложил Иоанн. — Да, еще и Леонтий ранен.
— Быстро засыпайте камнями пролом! Леонтий… — Алексей повернулся, но тут же подозвал Иоанна снова: — Что там с убитыми турками? Чем вооружены, как одеты?
— Как сброд! — презрительно ухмыльнулся парень. — Так же и вооружены.
— Ясно, это башибузуки, — Алексей, не удержавшись, вздохнул. — Султан бросил их заполнять собой рвы! Боюсь, следующая атака будет куда как кровопролитнее.
— Ты думаешь…
— Конечно, будет! — уходя, протокуратор уверенно мотнул головой.
Проследив, как закладывают камнями пролом, он быстро спустился вниз, в башню, где был устроен перевязочный пункт. Запах крови, стоны раненых, молодые монахи — санитары. Их прислал отец Георгий Кардай, настоятель церкви Хора и давний друг Алексея. Славный, славный парень! Впрочем, слово «парень» не очень-то подходит для духовного лица.
— Леонтий!!!
— Алекс… Алексий… — раненый слабо улыбнулся и тут же, застонав, закрыл глаза.
Протокуратор подозвал монаха:
— Что с ним?
— Перебит позвоночник, господин, — устало доложил монах. — К тому же стрела пробила легкое. Боюсь, мы ничем ему уже не поможем!
Ничего больше не говоря, Алексей сел рядом с раненым… Тот открыл глаза:
— Алексий…
— Молчи, молчи, брат! Я посижу с тобой… Сейчас тебя перевяжут! Эй, монахи!
— Нет! — с неожиданной силой умирающий сжал Алексею руку. — Священника! Позови… священника… Исповедоваться… Ах, Господи! Дай чуть-чуть потерпеть!
Священник нашелся тут же — в окровавленной рясе, с перевязанной, висевшей на грязной тряпице рукою.
— Что, и вам досталось, святой отец?
— Как всем нам, как всем нам.
Бегло перекрестившись, он склонился над раненым.
Протокуратор отошел в сторону, чтобы не мешать таинству. Черты лица его заострились, в светлых серовато-зеленых глазах стояла ненависть к грозному, рвущемуся в город врагу. Эх, раньше надо было что-то думать! А сейчас… Когда такое войско…
— Господин, он зовет вас! — священник отвлек Алексея от горьких мыслей.
Леонтий улыбался!
— Я ухожу… Смею надеяться, в рай. Не так уж сильно я и грешил… Алексий… — умирающий замолчал, собираясь с силами. — Лука… мой брат… Не вини себя…
— Я не виню, что ты…
Леонтий закусил губу — он явно не хотел умирать раньше времени, словно бы желая сообщить приятелю что-то важное.
— Гаргантида… старуха с Галаты… Ведьма… Она знает!
И вновь замолчал, теперь уже — навсегда. Умер, устремив открытый взгляд к закопченным крепостным сводам. Умер. На то и война…
Не глядя ни на кого, молодой человек вышел на улицу, поднялся обратно на стену. И поднес к глазам запястье левой руки… словно бы желая взглянуть на часы. И хмыкнул — опять этот жест! Из той, прошлой жизни. Сколько лет прошло, а все еще не забылся…
Алая утренняя заря уже занималась где-то за Золотым Рогом, за Галатой и Перою, пока еще робко, этаким тусклым багрово-кровавым светом. Месяц стал почти совсем прозрачным, побледнели звезды…
И снова загрохотали турецкие пушки! С воем пронеслись над головой ядра, гнусно-протяжно затрубили трубы. Новая атака! Господи, дай удержаться!
— Готовьтесь, парни! С нами Господь и Святая София!
И снова противник с воплями бросился на штурм. Со стены было хорошо видно, как бегут к заваленным трупами башибузуков рвам целые сонмища врагов, как тащат лестницы, катят осадные башни… Вот снова затрубили трубы. Враги остановились, словно бы выжидая чего-то…
Послышался страшный грохот, взрыв, от которого тут же заложило уши! С жутким воем метеоритом пронеслось над головами залегших турок огромное ядро, выпущенное из бомбарды Урбана. Ударило, проломив целый участок стены, в который тут же с воем бросились турки!
Прорвутся! Они сейчас прорвутся! Вломятся в город, захватят башни, откроют ворота… Нет!
— Иоанн, остаешься на стенах! Панкратий, бери своих людей — и за мной.
Выхватив из ножен меч, Алексей быстро побежал вниз, чувствуя, как грохочут за спиной башмаки последовавших за ним воинов.
— С нами крестная сила!
А турки уже прорвались, выплеснулись в город, воя, рыча, размахивая над головами саблями!
— Ал-ла-а-а!!! Ил-ал-ла-а-а-а!!!
Много! Человек триста, не меньше.
— Ну я вам покажу — алла! — глухо пробормотал Панкратий.
— Вперед, — оглянувшись, негромко скомандовал Алексей и, взмахнув мечом, бросился в гущу врагов, раздавая налево и направо удары.
— С нами Бог и Святая София!
Сразу несколько человек взмахнули саблями. Латы выдержали удары! Мастер Антонио постарался на славу.
Ловко парировав направленный в голову выпад, Алексей ударил противника в шею — тот сразу зашатался, упал, и молодой человек тут же достал второго — не такие уж и ярые бойцы оказались эти турки!
Удар! Удар! Удар!
Есть! С нами Святая София!
Однако на месте упавших тут же оказались еще несколько человек, эти уже действовали осторожней, издалека, копьями… Оп!
Завидев целящегося в него арбалетчика, Алексей тут же бросился наземь. «Болт» — короткая арбалетная стрела со стальным наконечником — штука такая, что не помогут никакие латы. С близкого расстояния — вообще прошибет насквозь!
Ага… Вот, просвистела!
Рванувшись вперед в прыжке, Алексей достал арбалетчика острием меча и тут же развернулся к остальным… Господи, как же их много! Что ж, по-видимому, придется умирать… И тогда нужно подороже продать свою жизнь! А ну-ка…
— Базилевс! Святая София — базилевс с нами!
Алексей удивленно вскинул голову — турки позорно бежали, охваченные с двух сторон тяжелыми катафрактариями императорской гвардии! Те взяли их с наскока — в копья! О, как верещали вражины! Любо слушать. А базилевс… Сам базилевс, пятидесятилетний император ромеев Константин Палеолог Драгаш, верхом на вороном коне, вел свою гвардию в бой, неудержимо тесня прорвавшихся в город турок!
— С нами Святая София!
— Базилевс с нами!
Кто не успел бежать, тот был перебит. Суровая правда войны. В конце концов никто сюда не звал эту гнусную мразь!
Ликуя, защитники города окружили своего императора:
— Да здравствует базилевс!!! Слава императору Константину!
Сняв сверкающий шлем, император передал его оруженосцу и выпрямился в седле во весь рост.
— Слава государю, слава!
Ветер развевал за его плечами пурпурный плащ, а над головами гвардейцев-катафрактариев гордо реяло желто-красное имперское знамя и хоругвь с черным двуглавым орлом.
— Слава императору Константину!
Государь улыбнулся, и вдруг взгляд его упал на Алексея.
— Протокуратор Пафлагон? А ну, подойди же сюда, друг мой!
Молодой человек, спрятав в ножны меч, поклонился и встал на одно колено:
— Большая честь для меня говорить с вами, мой император!
— Пустое, — базилевс покривился, умело сдерживая нетерпеливо дрожавшего коня сильной и властной рукою. — Хвала Святой Софии, мы отбили и эту атаку. Но штурм еще не окончен и, кто знает, что еще будет? — император посмотрел на Алексея с неожиданной улыбкой. — Ты, мой верный Пафлагон, кажется, еще не рыцарь?
— Нет, государь.
— Так я сейчас это исправлю…
Вытащенный императором клинок сверкнул в лучах восходящего солнца и медленно опустился на плечо молодого чиновника.
— Отныне ты, Алексий Пафлагон, рыцарь Ромейской империи! — с чувством произнес базилевс. И тихо добавил: — Быть может, последний ее рыцарь.
И снова громыхнул гром — ударила пушка Урбана!
И снова вой труб, звон цимбал и утробный гул волынок. Враги, османы, снова пошли на штурм и со стены, куда быстро забрался новоявленный рыцарь, были видны сверкающие латы турок и зеленое знамя пророка.
На этот раз турок вел в бой сам султан.
— Ничего, — ухмыльнувшись, протокуратор посмотрел на своих пушкарей. — А ну-ка, парни, задайте-ка им перцу!
Мануил улыбнулся… Да так и осел — черная стрела пробила старому вояке горло!
— Огонь! — с ненавистью глядя на идущих на штурм турок, тут же скомандовал Алексей.
И снова завертелась кровавая мельница битвы! Враги лезли по лестницам, обстреливали осажденных из пушек и стрелами — с осадных башен, перли неисчислимою силой.
— Ал-ла! Ал-ла! Ал-ла!
А защитников между тем становилось все меньше и меньше. Кто-то был убит, кто-то ранен, и никто — никто! — не приходил им на смену.
— Надо было открыть здесь винные лавки! — подмигнув Иоанну, пошутил Алексей. — Все бы пьяницы пришли — было бы кому хотя бы подносить камни.
— Если б не упились до того! — Иоанн улыбнулся… И упал, сраженный осколком ядра!
И некогда было скорбеть! Некогда плакать! Вражины уже лезли на стены!
— Ал-ла! Ал-ла-а-а!
Вот один, забравшись до конца лестницы, бросился прямо на копья, и тут же, пронзенный, умер с презрительной улыбкой и именем Аллаха на устах. Его судьбу повторил второй… третий…
— Янычары… — с ненавистью прошептал Алексей. — Эти не отступают… Ладно! Значит, придется их поубивать. Всех!
И, размахнувшись мечом, отрубил показавшуюся над крепостной стеной голову. И засмеялся — а не лезь, куда не просят!
Янычары лезли тихо, без воплей, лишь грозно сверкали глазами да скалили зубы — красивые молодые парни, светлоглазые белокурые бестии, некогда христианские мальчики, полученные султаном по «налогу кровью».
— Ал-ла-а-а!!!
— Ал-ла-а-а-а!!! — это кричали уже позади, в городе!!!
— Они прорвались! — захлебываясь кровью, прохрипел Панкратий. — Прорвались… Про…
Да, турки уже были в Константинополе! Уже неслись жутким кровавым ураганом по его улицам, заполоняли площади, врывались в дома…
Враги уже были повсюду! На стенах, под стенами, за стенами — везде! На соседней башне горделиво стоял какой-то гигантского роста турок, держа в руках реющее зеленое знамя!
— Ал-ла! Ал-ла-а-а-а!
Поистине осталось лишь подороже продать свою жизнь!
Алексия вдруг кольнуло: свои! Ксанфия, сын Арсений… Успели ли они убраться в Галату с остатками наемников Джованни Джустиани? Джустиани обещал, если что, помочь. Он неплохой парень, этот генуэзец, но хватило ли времени? А вдруг — не хватило?!
Домой! Прорываться домой! Тут, похоже, все уже кончено.
Ну конечно, кончено — кому это и знать, как не Алексею? Константинополь будет повержен именно в этот день — история сослагательного наклонения, увы, не знает. Алексей, Лешка — об этом прекрасно знал. И ничего не мог изменить, лишь принял меры к спасению семьи. И влился в ряды защитников. Потому что не мог поступить иначе. Потому что здесь были его друзья, потому что это был его город. И пусть враги победили, но он сделал все что мог, поступить по-другому было бы трусостью и предательством, а таких здесь имелось во множестве и без Лешки… Лексы…
Боже! Домой, скорее домой! Узнать наверняка, что со своими? Кажется, еще можно прорваться…
Спрыгнув вниз, Алексей надел на голову тюрбан какого-то турка и, подобрав чью-то саблю, заменил ею меч. И, влившись в ряды турок, громко, вместе с ними, закричал:
