Глава 9

Деревня Касимовка

Отвяжись, тоска,

Пылью поразвейся!

Что за грусть, коли жив, —

И сквозь слезы смейся!

Иван Никитин

…Пистолета!

Табельный ПМ — пистолет Макарова — вооружение милиции и армейских офицеров.

Державший его в руках участковый целился беглецу прямо в лоб, с обеих сторон капитана прикрывали сержанты — тоже с пистолетами наголо.

— Ручки верх поднимите! Так… Иваныч, обыщи!

Пожилой сержант умело похлопал задержанного и, разочарованно обернувшись, пожал плечами:

— Ничего.

— Что, совсем ничего? — капитан шмыгнул носом и быстро приказал: — Ладно, оденьте наручники — и в мотоцикл.

— Что-то я никак не возьму в толк, что происходит? — ухмыльнулся Алексей. — Хватаете на улице людей, наручники надеваете, и, между прочим, никакой санкции прокурора не показываете! Произвол!

— Имеем полное право задержать вас, гражданин, по подозрению в совершении тяжкого преступления, на основании показаний свидетелей и результатов оперативной разработки, — несколько витиевато пояснил участковый. — И разбираться с вами дальше буду не я, а следователь. Мое дело — лишь доставить вас, куда надо, да взять предварительное объяснение. Если, конечно, вы захотите его давать.

— А в чем, собственно, меня обвиняют?

— В умышленном причинении средней тяжести вреда здоровью, совершенном из хулиганских побуждений в отношении двух и более лиц, — усмехнувшись, охотно разъяснил капитан. — Статья сто двенадцатая, пункты «а» и «д».

— Ох, ничего ж себе! Ну, е-мое! — Алексей не удержался от ругательств.

— До пяти лет! — Участковый улыбнулся еще шире и вдруг прищурил глаза, пристально всматриваясь в задержанного. Потом помотал головой, словно бы прогоняя привязавшуюся дурную мысль: — Нет, показалось.

— Что вы говорите, господин капитан?

— Гражданин… Так, ничего. Принял вот вас за одного своего знакомца…

Еще раз покачав головой, он махнул рукой сержантам — вся компания уже как раз подходила к стоявшему у кустов мотоциклу:

— Сади!

— А не выпрыгнет, товарищ капитан?

— В наручниках-то?

Участковый, а следом за ним и сержанты, засмеялся и, усевшись в седло, завел двигатель. Повинуясь какому-то непонятному чувству, Алексей обернулся назад, словно бы прощаясь… Из ухоженного домика с припаркованным неподалеку белым «Шевроле-ланос», как раз вышла дачница, Ирина Петровна, кстати, кандидат или даже доктор исторических наук, хорошая знакомая Алексея по той, прошлой жизни… точнее сказать — по этой. Конечно же она знала другого Алексея — юношу, почти подростка…

Заперев дверь на висячий замок, Ирина Петровна положила ключ на притолочину и быстро пошла к машине. Она была уже одета не по-дачному, по-городскому. Видать, уезжает — выходные-то заканчивались, а до отпуска, поди, долго еще. Тогда почему не берет с собой ключ? Кому-то оставляет?

Мотоцикл дернулся и, выбравшись на шоссе, резко прибавил скорость, направляясь в Касимовку в объезд, через мост. Оба сержанта, помахав капитану руками, зашагали напрямик, через ручей… и оказались у клуба еще раньше ездоков. Клуб… С тыльной стороны его как раз и располагался вход в опорный пункт милиции.

— Ну выходи, приехали, — заглушив двигатель, участковый махнул рукой. — Во-он, туда проходи, где табличка… Эй, парни, дверь ему откройте!

Старый продавленный диван, пара агитационных плакатов с портретами руководства местного УВД — все как на подбор писаные красавцы, орлы! — шкаф, выкрашенный веселенькой зеленой краской сейф, старые конторские столы, новенький компьютер с плоским монитором… А за клавишами — девушка с погонами старшего лейтенанта. Та самая, инспекторша по делам несовершеннолетних. Ирина Владиславовна… Ирина… Красивая девушка! Алексей невольно засмотрелся — нет, в самом деле красивая! Яркая, стриженная в каре, брюнетка с синими, насмешливо прищуренными глазами в обрамлении длиннющих ресниц. Короткая форменная юбочка, стройные — ах какие стройные! — бедра. Тогда, на лесной дорожке, протокуратор что-то не очень хорошо ее разглядел — не до того было.

— Вот, Ира… Ирина Владиславовна, клиента взяли!

— Отлично! — явно обрадовалась девушка. — А то я уж думала, как рапорт писать.

— Подсказал бы… — Участковый довольно улыбнулся и указал задержанному на диван. — Садись!

После чего устроился за соседним столом, искоса метнув взгляд на стройные ножки инспекторши. Та взгляд заметила, одернула юбку небрежным жестом, отчего капитан тут же покраснел, словно брошенный в кипящую воду рак. И, сконфуженно прокашлявшись, пояснил:

— У избы бабки Федотихи взяли — за спиртом к ней шел, это мне рыбаки сказали.

Вот, гады, — неприязненно подумал про рыбаков Алексей. Сидели вроде как люди, выпивали. И чего было говорить?

— Ну-с, товарищ солист народного хора, документики-то ваши где?

— Солист?! — Ирина Владиславовна удивленно хлопнула длиннющими своими ресницами и тут же засмеялась. — Ах да! То-то я и смотрю — одет чудно. Так вы и в самом деле из народного хора?

О, с каким восхищением сверкнули синие девичьи глазки!

Беглец приосанился:

— Ведущий солист!

— Что ж вы так себя вели-то? — Участковый достал из планшетки чистый лист бумаги и ручку. — Драку учинили, избили подростков. Нехорошо, товарищ артист!

— Да я и сам понимаю, что нехорошо. — Алексей низко опустил голову. — Каюсь. Дрался. Но ведь не просто так — разнимал! А что ударил кого — не отрицаю, могло…

— Потерпевшие другое говорят. Будто вы сами на них напали.

— Ага, — подняв глаза, саркастически хохотнул протокуратор. — Вот выскочил из лесу и напал на бедных подростков! Изнасиловать хотел всех скопом! Это я-то — почти что филармонический артист!

— Но ведь ударили?

— Ударил, ударил, признаю! Горе мне, горе! — Алексей играл сейчас так, как редкие актеры играют, скажем, Гамлета — пригодились все уроки Мелезии, а та когда-то была не самой бесталанной актрисой.

— Ведите меня в тюрьму! Садите! Морите голодом… Эх, вот и наручники уже надели — поделом мне, поделом!

— Я так и думал, что тут обоюдное, — негромко бросил капитан и, повысив голос, добавил уже для задержанного: — Зря вы только от нас скрыться пытались! От милиции не убежишь.

— Это я и сам теперь вижу. — Молодой человек улыбнулся. — Увы мне, увы! Признаю — погорячился.

— Вот и мы с наручниками погорячились, уж извиняйте. Сержант, снимите наручники с гражданина задержанного. Вот так… Ну-с! — Участковый потер руки и неожиданно подмигнул беглецу. — Сейчас возьмем с вас объяснение, установим личность. Так… Фамилия, имя, отчество?

— Смирнов Алексей Сергеевич, год рождения… — Протокуратор назвал свой старый — истинный — день рождения, только год выбрал другой — постарше, чтобы соответствовал его нынешнему виду.

— О! — улыбнулся милиционер. — Смирнов Алексей — так пацана одного у нас звали, студента. Хороший парень, в армии сейчас.

— Да Смирновых как собак…

— Это понятно… Адрес?

— Советская двенадцать, тринадцать…

— Ага, в райцентре, значит, живете… Тем лучше — легче будет к дознавателю по повесткам являться.

— К дознавателю?! — Алексей в ужасе закрыл лицо руками, уже предчувствуя, что его скоро — вот уже сейчас отпустят. Только вот еще чуть-чуть подыграть… особенно в скользком вопросе насчет подтверждающих личность документов.

— К дознавателю, а вы как думали?

— О Боже, Боже! О горе мне, окаянному!

Инспекторша фыркнула:

— Ну, Иван, напугал человека!

— Да я-то что? Слышите, Алексей… как вас по батюшке?

— Да можно просто по имени, не намного я вас и старше.

— Так вот, Алексей, вы не пугайтесь, но сначала возбудят дело, по сто двенадцатой статье, которое наверняка переквалифицируют в меньшую сторону — сто пятнадцатую, сто шестнадцатую — «побои» или «менее тяжкие» — эти статьи легко в суде прекратить, скажем, за примирением сторон…

— Ага, захотят эти сволочуги мириться!

— Вы не кричите, вы дослушайте. Конечно, просто так не захотят — а вы встречное заявление напишите. Вас ведь тоже ударили?

Алексей усмехнулся:

— Пытались.

— И кто-то это видел?

— Наши, касимовские, пацаны — все видели. Да ведь за них и вступился!

— Отлично! Вот вам листок, пишите… Прошу привлечь к ответственности неизвестных мне подростков, которые там-то сям-то тогда-то нанесли мне побои… Это заявление отнесете в суд по месту жительства. Ясно?

— Ну, спасибо вам, спасибо… — Протокуратор поблагодарил участкового со всей искренностью, на которую только был способен, после чего кивнул на телефон: — Разрешите позвонить? Ах, черт… лучше бы на мобильный.

— Звоните. — Участковый протянул свою трубку. — Звоните, звоните, не стесняйтесь — ОВД оплатит.

— Ну если так… — Алексей наобум ткнул клавиши и, прижав телефон к уху, громко закричал в трубку, опять же вспомнив уроки Мелезии: — Андрей?! Андрей! Это ты… Да я, я… Где потерялся? Не поверишь — в милиции. Нет, не купил я никакого спиртного, не до того. Отдыхаете? Завидую… Смотрите, не очень там — отчетный концерт скоро. Да, мои джинсы прихватили? В них, в куртке, документы — паспорт, права… Ах, черт! Прервалось!

Со словами благодарности протокуратор вернул телефон участковому:

— Как бы вам документы принести, а?

— Да хоть завтра, желательно с утра… Сможете?

— Постараюсь. — Алексей с улыбкой развел руками. — Так что, мне идти можно или тут, у вас оставаться? — Он кивнул на железную клетку в углу — камеру для задержанных.

Оба — участковый и инспекторша — переглянулись и дружно хихикнули:

— Идите, идите!

Беглец поспешно подавил самую циничную улыбку — похоже, у этой парочки имелись совершенно другие планы на сегодняшний вечер, в которые слишком долгие разбирательства отнюдь не входили. Ну что сказать? Совет да любовь.

— Так я паспорт завтра поднесу? Ничего, если ближе к вечеру? Боюсь, просто-напросто не успею раньше.

— Ладно. Как принесете, так и принесете. Может, хотите чаю?

— Спасибо, у своих попью. Они, поди, волнуются — выбрались на природу, репетировали, в костюмах вот, потом решили немножко отдохнуть, спиртное кончилось, вот я и вызвался…

— Бывает, — плотоядно посмотрев на инспекторшу, участковый махнул рукой. — До завтра, гражданин, до завтра. Да! У гражданки Иваньковой спирт покупать не советую! Вполне можете отравиться. На полном серьезе можете.

— У кого, у кого? — переспросил бывший узник.

— Да у бабки Федотихи, так тут ее у нас кличут.

Алексей попрощался и, спустившись с крыльца, оглянулся. Свет в кабинете еще горел. А вот когда он отошел шагов на двадцать — погас. Однако быстро. Лихой, оказывается, парень, этот участковый Бобриков — орел прямо! Нет! Вот снова вспыхнула лампа… Ага, оба вышли. Инспекторша забралась в «УАЗик» с сержантами, помахала рукой. Поехали… Эх, а участковый-то оказывается… Такую девушку упустил! Хотя, может, и не упустил. Может, он ее специально таким образом приманивает, приручает, может, любовь про меж ними только еще начинается, светлая, большая и чистая… впрочем, может, и вообще никакой любви нет, чисто служебные отношения, никакого интимного чувства. Жаль, если так — неромантично как-то.

Через полчаса протокуратор уже подходил к избе бабки Федотихи. Издалека еще увидал — ни одно окно не горело! И не стояла во дворе красная «Таврия», и на двери по-прежнему висел внушительный амбарный замок. Да-а-а… Видать, в город подалась бабка — может только к утру вернуться или даже на следующий день.

Однако, что же делать? Ясно, что ждать, но не спать же на улице или на крыльце — ночки-то пока холодные, хоть и конец мая.

А что если? Нет, мало ли, кто-нибудь заявится? Ключ-то ведь кому-то оставлен. Или — не оставлен, просто так положен? Здесь, кстати, многие так поступают, даже и дачники… особенно дачники! Чтобы воры зря замки не ломали — в домах-то чаще всего ничего ценного, а новый замок денег стоит. Вот и у дачницы Ирины Петровны — а в гостях у нее Лешка пару раз был — тоже ничего ценного не имелось. Одни старые книги, да и те большей частью учебники.

Учебники…

А вот бы почитать! Про Родину!!! Почему все ж таки некогда великая Империя ромеев пала под ударами турок — это, в принципе, Алексей и так знал. А вот можно ли ее было спасти? Можно ли? Нет, не так… Можно! Обязательно можно! Вот только — как?

Больше не раздумывая, Алексей, словно ночной тать пробрался к дачному домику соседки и, нашарив на притолочине ключ, открыл висячий замок. Так… Теперь осторожно вылезти в окно, навесить замок, вернуть на притолочину ключ, залезть в дом обратно…

Однако темно… Ага, вот, на полке фонарик… Свечка… Лучше свечка — в занавешенных окнах ее пламя практически незаметно, в отличие от того же фонарика. Спички, кажется, как обычно, на плите… Вот они.

Протокуратор зажег свечу и, пройдя в комнату, поднес ее к старой этажерке с книгами. Внизу, на самой нижней полке отыскался школьный учебник истории Средних веков для шестого класса.

Алексей примостил свечку на стоявшем около низкой софы столике и раскрыл книгу… Волнуясь, прочел… «Турецкие войска по приказу султана начали штурм…» И словно наяву увидел отрубленную голову императора! И торжествующее юное лицо султана Мехмеда. И снова голову… голову сына…

Господи! Господи!

Протокуратор истово перекрестился.

Господи, сделай так, чтобы все получилось! Сделай так… Впрочем, ты уже делаешь.

«Так, в 1453 году прекратила существование Византийская империя». Так… А как — так? Во всем параграфе по сути — никаких объяснений! Догадайтесь, дети, сами. Или учитель вам расскажет… если интересовался хоть когда-нибудь Византией. Если же нет — увы…

Поискав, молодой человек снял с этажерки другой учебник, на этот раз — вузовский. Тоже «История Средних веков»…

«В столице и стране господствовал произвол. Чиновники расхищали государственные средства» — ну, это словно про Россию писано. А поконкретней? «Византийские города… все более приобретали характер транзитных пунктов иностранной торговли» — ну, это понятно. «Генуэзцы хозяйничали и в самом Константинополе, получая от его торговли в 7 раз больше… Среди населения росла ненависть…» Что-то не заметил! Зависть — вот это да, росла. Что еще? Междоусобная борьба… турецкая ориентация части знати… Нет, не только знати! Конфликт по поводу унии — ну, это ясно…

И все же, как бы сделать… как бы спасти… нет, не только своих — империю? И можно ли еще успеть? Говорят, история не знает сослагательного наклонения. Однако, в свете теории систем, квантовой физики, футорологии и прочих других философских дисциплин говорить так, все равно что утверждать, будто бы это солнце кружит вокруг земли.

Алексей потянулся… и вдруг услышал за окном чьи-то приглушенные голоса. И шаги! Быстро приближающиеся шаги! Господи! Хорошо, что сообразил повесить на дверь замок… который как раз сейчас и открывали взятым с притолочины ключом.

Быстро затушив свечу, молодой человек нырнул под софу… потом, немного подумав, утащил туда же и свечку — а вдруг догадаются потрогать фитиль руками: горячий!

А ночные гости уже прошли прямо в комнату, плюхнув на пол глухо звякнувший пакет.

— Ну что, портвешка?

— А это, Колян… Никто не явится?

— Так я ж с хозяйкой договорился — плиту ей переложить, чтоб не дымила.

— А ты что, умеешь — плиту-то?

— А зачем? Хозяйка только на той неделе приедет — мне как раз перегужеваться хватит, не к родичам же ехать? Деревня дальняя, народу в избе полно, электричества нету. Да и не любят они меня, суки! А с хозяйки-то я полтора куска взял — вот дура баба!

— Ловко!

Голоса казались смутно знакомыми. Наглые такие, уверенные в себе, с хрипотцой.

— Ты свет-то включай, Димон! Чего в темноте елозить?

Димон?! Та-ак… А второй — похоже, их всего двое — что же, Щербатый? Ну да — раз Колян. Кому еще быть-то? То-то они отсюда и шли, когда попались у ручья навстречу.

Вспыхнул яркий свет.

— Э! Ты че, Димон, офонарел совсем?!

— Так сам же сказал!

— Лампу настольную включи — не люблю я иллюминации.

— Чего?

— Ну света лишнего. На, держи стаканы. Сейчас на кухне пошарю — может, закусь какую найду.

Скрипнули половницы. Верхний свет погас, вспыхнул боковой, тусклый. Звякнули бутылки.

— А вот и закусь! Консервы нашлись, маловато, правда, да нам на сегодня хватит.

— А хорошо, мы догадались хлеба купить.

— Ха, хлеба! Ну, братан, — за удачу!

Звякнули стаканы. Послышалось характерное бульканье, затем оба гопника смачно зачавкали. Вкусно запахло тушенкой — и прятавшийся под старой софой протокуратор исходил слюной, пожалев, что не остался на милицейский чай.

— Еще по одной? — шмыгнув носом, предложил Димон.

— Наливай, — охотно согласился Щербатый. — Только пока не пей — базар один есть. Ты того фраерка, что нас у ручья… что нам у ручья встретился, хорошо знаешь?

Беглец напряженно прислушался.

— Первый раз вижу! Не знаю даже — что за хрен с горы.

— Так он, значит, не местный?

— Точно не местный, наверное, приехал к кому-нибудь. И попал! Слышь, его сейчас менты опустят в натуре — родоки двух пацанов заявы накатали. Типа там, напал, учинил драку, избил…

— Заявы? Пусть срочно заберут… Хотя… Ну-ка, выпьем… Появилась у меня одна идейка насчет этого залетного.

— Дак это, — выпив, молодой гопник поставил стакан. — Что насчет дела-то?

— Курево подай… Боишься?

— Да нет. Светиться просто зря не хотелось бы — инспекторша меня как облупленного знает, даже страшно.

— Не боись. Не засветишься. Дело я и сам проверну… кое с кем. От тебя только наводка требуется. Кстати! Мотоцикл выкрасил?

— Выкрасил.

— Не забудь потом заявить об угоне. Все, что велел, узнал?

— Ну да! Послезавтра привезут. С утра. Точную сумму не знаю.

— Ладно. Сколько будет — все наше. А потом — в Сочи, в Москву, еще куда — с лавьем везде хорошо!

— Тебе-то хорошо…

— Да не стремайся. Сказал же — не узнает про тебя никто, тем более — эта твоя инспекторша… Это та бикса, что ты мне вчера показывал?

— Ну да. Симпотная. Такой бы ввалить по самые помидоры. А, как ты?

— Да меня ж…

— Сиди! Я тебе и не предлагаю. Сам ввалю… Пей!

Снова послышалось бульканье.

— И вот еще что. Какого-нибудь дурачка у тебя на примете нет? — прожевав, тихо поинтересовался Щербатый. — Ну какого не жалко.

— А никого не жалко! Да! — словно бы что-то вспомнив, юный гопник с азартом ударил себя по коленкам. — Есть один чувачок. Касимовский, но не из коренных, приезжий. Зовут Яшкой. Все ко мне в дружки набивается.

— Подойдет. Сведешь меня с ним. Так, чтобы вроде мы с ним невзначай встретились.

— Сделаю… Что, еще одну бутылку открыть?

— Открывай — смотреть на нее, что ли?

— Слышь, Колян… Ты насчет инспекторши… в натуре?

— Конечно, в натуре. Чего б не попробовать? Заманим на почту — семь бед, один ответ… Если поймают — а они век не поймают, даже если ты, Димон, расколешься!

— Я?! Да я ни в жисть! Зуб даю!

— Умойся! Умойся, я сказал! Я не к тому, что тебе не верю. Просто… Ну что ты обо мне знаешь? Только кличку да имя… которые я сам же себе и придумал. И здесь меня никто не знает… как и того фраера… Ой, не верю я, что он умаровский! Но дерется хорошо — такой нужен. Так, на всякий пожарный.

После третьей бутылки беседа приняла уж совсем гнусно-порнографический характер — гопники заговорили о девках. Кто, кого, где и сколько раз кряду. Правда, разговаривали недолго, уснули — в комнате послышалось сопенье и храп.