— Ой! — инспекторша вдруг встрепенулась, едва не разлив чай. — Так вы говорите, Строгачев… Димон… там, на улице лежит? Ох, боюсь, не замерз бы!

— А по мне, так вообще б сдох! — откровенно ухмыльнулся протокуратор. — И он, и такие козлики, как он. Жизнь бы куда чище стала!

— Нет, все ж таки, надо пойти…

— Ну идите, если хотите. — Алексей пожал плечами и посмотрел в окно.

Светало. Ничего себе, сколько они тут просидели! И время-то прошло незаметно, можно сказать, пролетело, пронеслось курьерским поездом «Москва—Одесса», так что не остановишь… И вообще, время — субстанция материальная, Алексей знал это лучше, чем любой другой.

Накинув на плечи форменную черную куртку с эмблемами, звездочками и шевроном, Ирина направилась к выходу. Алексей, естественно, за ней — что-то никак не хотелось ему сейчас отпускать девчонку одну. Уж дождалась бы, когда совсем рассветет, а тогда бы и…

— Ой!

Протокуратор бросился вперед… и застыл. Щербатого в коридоре — точнее, небольшом закутке — не оказалось! Лишь валялись на полу разорванные обрывки веревки — эх, слабовата оказалась, увы!

— Сбежал, подлюга!

Ну, естественно, сбежал — а что ему еще оставалось делать? Дожидаться возвращения участкового? Или вызванной инспектором ОДН подмоги?

— Вы что же, Ира, пистолета с собой не носите? — оглядев девушку, поинтересовался протокуратор.

— Так не дают, да и мороки с ним. На постоянное-то ношение — и бумаг писать немерено, да и дома сейф нужен. Да ну его — у нас тут не город, места спокойные.

— Ага, спокойные. Я заметил.

Помогая инспекторше, Алексей провозился часов до десяти, а то и больше. Уже вернулась уехавшая в райцентр за пенсией почтовая машина, уже толпились у почты пенсионеры и высунувшаяся из окна бывшая почтальонша — а ныне, почтовский клерк — Ленка — увещевала бабушек — и редких дедушек — не напирать так, мол, денег достанется всем.

Уже был притащен, развязан и опрошен незадачливый малолетний бандюга Димон, в ожидании участкового пристегнутый наручниками к батарее — тут уж Ирина наплевала на весь гуманизм. Молодец, решилась все-таки.

Уже солнце светило вовсю в высоком бледно-голубом небе с редкими плывущими облаками, уже времечко шло к обеду, а Алексей все сидел на опорнике в компании красивой инспекторши, сидел и… Чего ждал? Спросите… Нет, не того, что могли бы, наверное, подумать, люди с несколько извращенным вкусом, хотя, честно сказать, что… гм-гм… Ну ладно, скажем так — протокуратор все ж таки чувствовал опасность, исходящую от сбежавшего уголовника Щербатого. Даже нет, не чувствовал, а предвидел саму возможность такой опасности, пусть даже и гипотетическую, а потому стойко охранял девушку, развлекая ее байками из царьградской жизни.

Ирина удивлялась, со все большим уважением посматривая на собеседника:

— Ой, Алексей, сколько вы много всего знаете! Прямо кандидат наук!

— Ну, пока еще не стал… Но, возможно, стану.

И лишь когда у почты промелькнула красная «Таврия», молодой человек поспешно откланялся, быстро свернув разговор:

— Я тут отойду на минутку. Знакомого встретил.

— Только не теряйтесь. — Ирина улыбнулась. — Объяснение-то я с вас взяла… Но, может, участковый чего уточнить захочет. Уж пора бы ему и приехать.

Действительно — пора.

Выйдя на улицу, Алексей спустился с крыльца и, ускоряя шаг, направился к почте. Ах, черт! Красная «Таврия» бабки Федотихи, мигнув левым поворотом, уже заворачивала к шоссе. Что ж, придется напрямик, через ручей — дорожка знакомая.

Река. Низкий, заросший осокой берег. Ручей. Мостик. Ступеньки — здесь вчера… нет, уже позавчера… Алексей схватился с гопниками. Интересно, куда может податься Щербатый? Так, наверное, отсиживается сейчас на той самой дачке? А, может, и подался уже куда подальше… Может быть…

Проходя мимо забора из сетки-рабицы, молодой человек внимательно всмотрелся в аккуратный домик дачницы Ирины Петровны. Навесной замок на месте. Хотя, конечно, бандит мог залезть и в окно, затаиться, точно так же, как совсем недавно поступил Алексей. Ладно, черт с ним, с бандитом — нехай доблестные органы охраны правопорядка ловят, на то у них все необходимые сведения имеются, и об этой даче — тоже. Протокуратор все в объяснении указал, мол, прогуливался, видал, так, по чистой случайности… Пусть ловят!

Ага! Красная «Таврия» уже была по-хозяйски припаркована у самого крыльца бабкиного дома. Дверь распахнута…

Молодой человек птицей взлетел на крыльцо, прикидывая, как и что сказать старухе.

А ничего говорить и не пришлось! Бабка Федотиха сидела за круглым столом посреди комнаты и, увидев вошедшего, довольно ухмыльнулась:

— Ага, явился наконец! Признаться, я тебя…

Глава 10

Наши дни. Деревня Касимовка

Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать: где причины и где последствия?

Козьма Прутков

…Много раньше ждала. Чего задержался-то?

Алексей неопределенно пожал плечами:

— Да так, дела были.

Они проговорили с бабкой до самого вечера, и — к полному удовлетворению сторон — обо всем договорились. Да, действительно, стрелу в прошлом отклонила Федотиха, чтобы не потерять, так сказать, источник левого дохода… Впрочем, дело оказалось не только в этом. В чем-то таком еще… этаком… покуда непонятном.

— Я тебе помогу, Леша, не сомневайся, — хозяйка, с виду обыкновенная деревенская бабуся, только взгляд пронзительный, цепкий, поставила перед гостем миску с толченой и запеченной в печке картошкой. — Но и ты мне помоги. Для того тебя и жду.

— Помочь? — Ложка застыла в нескольких сантиметрах от губ протокуратора. — Каким образом?

— Передать надобно кое-кому кое-что, — неожиданно льстиво улыбнулась Федотиха, и в этой вот ее льстивости молодой человек почувствовал какой-то подвох, что-то такое, что, наверное, могло бы отдалить его от задуманных планов.

— Да ты не щурься, дело-то на пятак! — поставив на стол бутылку самогона, старуха вытащила из старинного буфета две синие стопки.

Налила — и себе и гостю:

— Ну, за встречу!

Алексей, кивнув, выпил, ощущая, как провалилась в желудок обжигающе-горячая жидкость, вовсе не неприятная, а даже наоборот.

— Закуси, закуси, вон, сальце!

И сало тоже оказалось вкусным, во рту тающим.

— Расскажу тебе сейчас одну историю, — откушав сала, колдунья вытерла руки о подол передника, — а ты, Леша, слушай внимательно, не перебивай.

— Да слушаю, слушаю, прям оба уха навострил.

— Давно, перед Олимпиадой еще, жила-была в некоем городке некая гражданка по имени Аграфена Федотовна, по фамилии Иванькова. — Бабка прищурилась и, окинув внимательно слушающего гостя взглядом, продолжила: — Жила так себе — с мужем развелась, детей Господь не дал, зато дал работу денежную — в одной солидной конторе главбухом, сиречь — главным бухгалтером. Дебет, кредит и прочий аудит, хе-хе… Так вот, все бы оно ничего — и дачку себе со временем справила — кстати, вот эту, — Федотиха с горделивым видом обвела вокруг руками. — И все бы ничего, жила б себе да поживала, да добра наживала… тем более, директор человек добрый, понятливый… такой же, как и парторг с профоргом. Но народ-то у нас, Леша, дюже завистлив и пакостен! Короче говоря, пожаловал в нашу контору злой ОБХСС! Знаешь, что такое ОБХСС, иль пояснить?

Ох! Вот в этот момент колдунья и вовсе не напоминала простую деревенскую бабку! Взгляд хитрый, наглый, с прищуром, левая нога — вперед, правая рука — за спину. И вообще — вид, того и гляди закурит что-нибудь этакое, дамское, в длинном янтарном мундштуке…

— Да знаю, я ж историк все-таки. Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности — вот как эта организация расшифровывается!

— Так, так, — покивала бабка. — Так вот… Кто всех тогда спас от ревизии?

— Добрые люди?

— Хе! Нет. Я! Я сама всех и упасла — божьим чудом. То есть это я тогда, дура, думала, что чудом, а теперь мыслю — к чудесному-то спасению требуется и руку приложить. Не понимаешь?

— Чуть-чуть…

— Ну так слушай дальше, теперь уж недолго осталось. За день до ревизии — тридцатого июля, как сейчас помню — и ты, Леша, хорошенько эту дату запомни — поехала я на дачку… гхм… кое с кем… да и так, прибрать кое-что. И — надо же! — в собственном буфете обнаружила вдруг полный чемодан денег! Сто тысяч рублей образца шестьдесят первого года! Сумма по тем временам — очень и очень приличная. Хватило и недостачу покрыть, и кой-кому на подарки. В общем, выкрутилась… Себе благодаря… и тебе, Леша! Понял, наконец?

— Да понял. — Алексей махнул рукою. — Деньги, что ли, тебе там передать?

— Хм, деньги. — Федотиха снова наполнила рюмки и засмеялась. — Сейчас и денег-то таких нету. Вот!

Встав из-за стола, колдунья опасливо задернула на окнах ситцевые занавески и, подойдя к буфету, достала из него большую шкатулку. Снова опасливо оглянулась, поставила шкатулку на стол, откинула крышку…

Блеск золота и драгоценных камней ударил Алексею в глаза. Вот это богатство! Что же, это получается… его трудами?

— Что смотришь? — глуховато рассмеялась колдунья. — Не только ты тут постарался, моя собственная толика тоже имеется… Думаю, на сотню тысяч тут хватит — реализовывать будешь сам, я с камешками да рыжьем связываться не буду — не те времена. Ну что смотришь? Рассовывай по карманам, посидим на дорожку, да в путь — до вечера и сладим, эвон туча-то! Нам эта туча — прямая выгода.

— А в чем выгода? — негромко спросил гость.

— В энергии — вот в чем! Ну прибирай, прибирай золотишко-то… Заодно еще одну сказку послушай. Все в тот же денек, тридцатого июля… Потом — ревизия, суд, срок. Пятнадцать лет строгого режима… Это меня еще пожалели, потому что женщина. А директора да других — расстреляли, до сих пор жалко — золотые люди были, из ничего деньги делали, даже на ветоши.

Машинально рассовывая по карманам золото и драгоценные камни, протокуратор обескураженно посмотрел на старуху.

— Что зенки пялишь? — с неожиданной злобой оскалилась та. — Думаешь, спятила на старости лет бабка, заговариваться стала? Так то-то и оно, что я и то, и другое помню. И тюрьму, и деньги найденные. И так, и этак быть может, бестолочь! От тебя все зависит! И моя судьба… и твоих…

— Понял, — не обидевшись на «бестолочь», Алексей кивнул. — Значит, старая…

— Пра-а-авильно понял, — усмехаясь, закивала и бабка. — Ты мне поможешь, а я — уж только тогда — тебе. А не поможешь, так уж не взыщи…

— Не переживай, старая! Исполню. Уж будь уверена — ради своих постараюсь… И не только ради своих… Константинов град, империя — оно того стоит. Ну… — Рассовав наконец сокровища, Алексей поднялся на ноги. — Идем, что ли?

— Пошли. — Федотиха мелко перекрестилась на висевшую в красном углу икону. — К болотине с тобой не попрусь, а до леса подкину. — Там, кстати, куда идешь, еще кое-кто имеется… я его чувствую, чувствую… Обязательно вы там встретитесь, притянетесь, ровно магнит к железяке, ну а хорошо ль с той встречи выйдет иль плохо — уж не взыщи, не знаю.

Когда «Таврия» колдуньи подъехала к лесу, солнце уже клонилось к закату, озаряя оранжевыми лучами угрюмые вершины сосен. Черные, длинные тени деревьев тянулись через всю грунтовку, словно преграждавшие путь шлагбаумы.

— Ну вылезай, с Богом! — останавливаясь у повертки, Федотиха заглушила мотор. — Дальше, уж извини, не поеду — боюсь, засяду.

— Спасибо и на том. — Усмехнувшись, Алексей, не оглядываясь, зашагал к болоту.

— Помни: ты — мне, я — тебе! — опустив стекло, крикнула в спину бабка.

— Ты мне тоже помоги. — Молодой человек неожиданно улыбнулся. — С базилевсом.

— С кем?!

— Ну, с императором, там, в Царьграде. Сон, что ли, на него нашли вещий… Ну чтоб потом меня послушал!

— Сон? — Федотиха ухмыльнулась. — Сон это ничего, это можно… Слажу! Вот только не забыть бы.

— Уж не забудь!

Позади, на дороге, зарычал двигателем появившийся из-за поворота лесовоз. Остановился невдалеке. Хлопнула дверь. Видать, водителю приспичило.

А туча над головой все наползала, пожирая блекло-джинсовые остатки неба, запахло озоном, упали первые капли — пока еще редкие, так, шутя — и так же, шутя, громыхнуло, озарив вспышкою молнии дальний участок леса.

Алексей вышел к болоту и поежился — заметно похолодало, поднялся ветер, закачал камыши и осоку, и ветки деревьев жадными когтистыми лапами царапали низкое небо.

Осторожно нащупав ногою полускрытую трясиной гать, протокуратор определился с направлением и зашагал, внимательно всматриваясь в трясину. Где-то там, впереди, должен быть пень… Ага, вот он!

Снова громыхнуло. И что-то просвистело над самым ухом. Странный какой-то гром — слишком уж сухой, словно ружейный выстрел. Выстрел…

Прыжком рванувшись вперед, Алексей упал на кочки, откатился, укрываясь за пнем. И вовремя — посланная неизвестным стрелком дробь вздыбила куски старой коры. Стреляли из лесу… и — по всему — должны были сейчас подойти ближе к краю трясины, иначе не попадешь, слишком уж далеко…

Притаившись за пнем, молодой человек осторожно поднял голову. И увидел вышедшего из лесу стрелка… Щербатый!!!

Выследил, решил отомстить! Лесовоз… Ну да, это ведь он сошел. Видать, попросил подвезти… как раз за бабкиной приметной «Таврией». Да уж, лесовозов тут хватает…

— Ну что, сука? — усмехнувшись, уголовник вскинул ружье. — Может, сам в трясину нырнешь?

И гулко захохотал над собственной шуткой.

И выстрелил…

И громыхнуло… И молния…

И все померкло, и время…

Глава 11

Окрестности Мценска

И будет много слов

О дисках и джинсах,

И о погоде в небесах…

Андрей Макаревич.

День рождения

…Остановилось.

А когда Алексей распахнул глаза, он уже провалился в трясину почти по грудь и продолжал, продолжал погружаться!

Придя в себя, рванулся изо всех сил к гати — ну вот же она, гать-то, совсем, совсем рядом… и не достать! Не дотянуться! А вокруг противная, вязкая, мерзкая, булькающая трясина, вовсе не собирающаяся отпускать свою жертву. Ну уж нет! Глупо, совсем глупо было бы сейчас вот так погибнуть — утонув в этой гнусной болотине, вот уж, действительно, уж лучше бы от меча…

Еще рывок! Еще! Эх, ноги… словно бы за них кто-то тянет. А небо над головой такое голубое-голубое, прозрачное. И солнышко ласково светит. И крякают утки… А что, если загрести под себя тину… вот эту вот ряску, грязь? Молодой человек заработал руками, словно пароход — винтом, и в какой-то момент показалось, что вот это вот медленное погружение прекратилось, и стоило бы сделать еще рывок… И нет! Нет! Нет! Не отпускало это поганое месиво, не хотело отпускать, глумилось, издавая какие-то жуткие утробные звуки, будто бы смеялось над несчастной жертвой.

Еще рывок… еще… еще… Теперь повертеться, так… Ах, кто-то тянет, тянет за подол старой куртки, какой-то болотный хмырь… а, черт с ней, с курткой, вырваться, вырваться бы, добраться до спасительной гати — она же рядом, вон, вон… Эх, чуть-чуть…

— Эй, мужик! Держись!

Господи… Кто б это мог быть? Рыбак? Охотник? Да кто угодно, лишь бы не Щербатый. Нет, не он — тот бы не рванулся на выручку, как вон этот… Длинноволосый, бородатый, в джинсах, с какой-то палкой в руках. Палку он, видимо, где-то уже успел отломать…

— Держи! — не обращая внимания на грязь, незнакомец, пробежав по гати, упал на колени, протянув тонущему суковатую палку.

Алексей ухватился, подтянулся… да и неожиданный спаситель помог, потянул… едва не свалившись в болотину сам.

И-и-и… рраз! И-и-и… два! И-и-и-и…

Господи! Кажется, идет дело!

И-и-и… раз…

И в самом деле — идет!

И-и-и… два!

Ну, еще немного, еще чуть-чуть… Рывок! Ага-а-а-а!!! Есть! Есть! Вот она, гать, вот она, можно потрогать руками.

— Давай к пню! — махнул рукой бородач. — Там передохнем.

К пню так к пню — Алексею абсолютно все равно было, куда сейчас идти, вернее — ползти, лишь бы выбраться из этой отвратительной жижи.

Господи! Как хорошо жить! Как весело поют птицы, как радостно машут разноцветными крыльями бабочки, как ласково светит солнце, и день такой хороший, светлый, и все вообще… и…

— Ну, отдышался? На вот, глотни!

Незнакомец вытащил из кармана куртки небольшую плоскую фляжку. Открутил крышечку, протянул.

— Спасибо, друг! — сделав долгий глоток, протокуратор вернул фляжку обратно — что-то там было такое очень и очень вкусное, крепкое…

— Рижский бальзам! — похвастался бородач. — Ребята третьего дня привезли.

Алексей очумело потряс головой, окончательно приходя в себя:

— Не знаю, как благодарить… Не ты б, так пропал бы!

— Пропал бы, точно. — Парень — это действительно был еще довольно молодой человек, лет, наверное, тридцати, практически ровесник Алексея — ухмыльнулся и, похлопав себя по карманам, вытащил пачку «Мальборо». И тут же скривился: — Вот ведь незадача — промокли!

А протокуратора вдруг, ни с того ни с сего охватило странное ощущение, будто бы он этого бородатого парня уже где-то когда-то видел, сталкивался, даже был знаком! Непонятное было ощущение, и, главное, оно почему-то никак не проходило, не хотело проходить, даже, можно сказать — свербило в мозгу.

Алексей украдкою присмотрелся — аккуратно подстриженная бородка, длинные светлые кудри… кудри… О боже! Да неужели… Нет, не может быть!

А незнакомец между тем тоже пристально всматривался в спасенного, и в кудлатой башке его, похоже, витали подобные же мысли. Встав, он как-то нервно стряхнул налипшую на джинсы грязь, точнее — попытался стряхнуть, но только испачкал руки, которые, тут же присев, принялся вытирать об траву, впрочем, почти сразу же и бросил это дело, совершенно открыто заглянув протокуратору прямо в лицо. Всмотрелся… и дернулся, вздрогнул. Перекрестился даже!

— Господи! Господи! Алексий… неужто — ты?

— Ну допустим, я… А ты…

— А я Емеля! Ну, помнишь, катом у дьяка московского подвизался?! Ну, когда еще татары напали… потом мы с тобой их обманули… Потом разбойники… Ты еще помог мне бежать!

— Боже ж ты мой! — покачав головой, удивленно воскликнул Алексей. — Емеля! И в самом деле — Емеля! Так вот про кого предупреждала бабка… Магнит к железу… действительно, теперь ясно…

— Да что ты там бормочешь, друже! Давай-ка, обнимемся! Йэх!!! Вот так встреча!

Старые знакомцы обнялись — оба грязные, в тине, странное, должно быть, зрелище, если смотреть со стороны. И было даже не ясно, кто здесь сейчас более потрясен — Алексей или Емеля?

— Слышь, Емельян! Ты ведь, кажется, пироги любил?

— Ха! Любил? Я и сейчас их люблю! Эх, пироги вы, пироги…

— Пироги-калачики! — довольно подпел Алексей.

Друзья снова обнялись, даже расцеловались.

— Ну мы прям с тобой, как Брежнев и Картер! — вытерев губы рукавом, расхохотался палач. Точнее сказать, уже бывший палач… Клешеные джинсы, лаковые туфли на каблуках, желтая футболочка с надписью и портретом «АББА»… Однако!!!

— Так тебя, значит, тогда с болота…

— Точно! Прямо сюда и забросило! Пять… да уже пять… лет назад. С тех пор тут и кручусь. У нас тут тысяча девятьсот восьмидесятый год, понятно?

— Восьмидесятый?!

— Ну да! Олимпиада скоро. У меня цветной телевизор есть — посмотрим! Эх, Алексий, друже! Если б ты только знал, сколь раз я вокруг этого болотца прохаживался… словно тянуло что-то! Думал, ну вот что-то тут будет, что-то выйдет… поначалу и сам хотел обратно…