— Мелентин? Гм… конечно.

— Тогда пусть он погасит свечу. На миг.

— Погаси, Лука.

Девушка выскользнула в коридор. Пропустив ее, Алексей тут же рванул в комнату и укрылся под ложем… Благо пока было темно.

Рядом, в коридоре, снова послышались крики и топот множества ног. Ярко вспыхнул факел.

— О, это уже наши! — усаживаясь на ложе, произнес кто-то, по всей видимости — Лука или Леонтий. — Ну, как там?

— Никак не можем найти хозяина… Кстати, знаешь, кто им оказался? Некий Франческо Чезини!

— Франческо Чезини? Мессир?

Так!

Пора!

Высунув руку, Алексей дернул сидевшего на ложе Луку за ногу — тот упал. Зашипел выпавший у него из рук факел… Погас…

И тут же просвистела стрела!!!

Протокуратор выскочил из-под ложа…

— Скорей! Он там, за портьерой… Лука, Леонтий, скорей! Держите его, держите.

Близнецы бросились к гобелену, Алексей же взглянул наконец на труп… свой собственный, быстро коченеющий, труп с пробитым арбалетным болтом…

Глава 15

31 мая — 1 июня 1450 г

Константинополь

Сок уже лился широким потоком, и винные кубки

Стали, как в море ладьи, плавать по сладким струям.

Агафий.

Виноделы

…Сердцем!

Дотронувшись до мертвого тела, Алексей вдруг почувствовал исходящий от него нестерпимый жар и тут же отдернул руку. Труп нагревался, как печка, как паровая батарея, нагревался… чтобы вспыхнуть жуткой сверхновой звездой… вспыхнуть и исчезнуть, словно бы никогда и не было!

Содержателя притона так и не поймали, так же, как и в прошлый раз, ему удалось скрыться. То ли люди протокуратора не слишком тщательно организовали захват, то ли у мессира Чезини нашлось слишком много помощников. Скорее — второе.

Придя в себя после исчезновения трупа, Алексей выскочил в коридор, первым делом приказывая не трогать девушек… такие уж это были девушки, которых ну никак нельзя было арестовать, а лучше разогнать по-тихому, столь же ненавязчиво установив наблюдение.

— Алексий, тут еще содомиты, парни! — углядев начальство, подлетел с докладом запыхавшийся Лука.

Живой! Кудрявый! Озабоченный! Черт… Главное, что жив, жив!

— Содомиты? А пиками их… Э нет, стой, стой! Не трогать ни в коем случае — это все сынки важных господ! Вежливо установить личности и выпроводить.

— Леонтий как раз этим и занят.

— Ну, Леонтию верить можно… Скажи, пусть всех задержит, я поговорю с каждым… и с каждой…

Впрочем, «с каждой» не удалось — Сладенькой давно уже и след простыл, ох и ушлая же оказалась девка… Однако протокуратор знал, где ее искать.

Они провозились в притоне до самого утра и даже еще пару часов после восхода, покуда не удалось хотя бы приблизительно прикинуть, кто есть кто в этом царстве похоти и разврата.

— Алексий, там буянит один. — Подойдя, Леонтий тронул начальника за рукав. — Взглянул бы.

— Посмотрим. — Кивнув, протокуратор быстро спустился по лестнице вниз и, миновав залу, следом за подчиненным вошел в затянутый парчовыми шторами альков, ярко освещенный солнцем сквозь распахнутое настежь окно.

Буян — крепенький кудрявый мужичок лет сорока, с приятным, тщательно выбритым по последней бургундской моде лицом и жуликоватым взглядом карих, блестящих под тщательно выщипанными бровями глаз — ругался в адрес схвативших его воинов самыми гнусными словами, в которых даже привыкший к разного рода колхозным выражениям Алексей мог бы почерпнуть много для себя нового.

— Повторите-ка это выражение, уважаемый! — немного послушав, вежливо попросил он.

— Что? — удивленно обернулся буян.

— Ну вот то, что вы только что произнесли. Весьма любопытно послушать.

Буян вдруг расплылся в ухмылке:

— Ба! Какие люди! Сам господин протокуратор. Как видно, вам надоела ваша должность. Слишком уж хлопотная, а?

— Оставьте нас, — быстро распорядился Алексей. — Думаю, один на один мы поговорим куда более спокойно.

— Вот именно, господин протокуратор! Вот именно. Хочу сразу заявить — все, что здесь сейчас произошло — есть полнейшее беззаконие и произвол!

— Хорошими же словами вы обзываете постановления базилевса, господин Аридос. — Дождавшись, когда воины во главе с Леонтием покинули альков, Алексей уселся на обтянутую голубым бархатом скамеечку. — Правда, я что-то их не очень-то запомнил.

— Вот и нечего запоминать! — быстренько пробормотал задержанный. — Совершенно, знаете ли, незачем. Кстати, если позволите, я оденусь?

— Да, конечно, конечно.

Сего уважаемого господина — Мелоса Аридоса, чиновника немалого ранга — доместика и зампротокуратора коммеркиариев, Алексей несколько раз видел во дворце императора и, кстати сказать, вполне ожидал встретить его здесь, имелись к тому агентурные данные. И хорошо, что встретил, очень хорошо…

Аридос быстро накинул на нижнюю шелковую тунику верхнюю — длинную, из плотной золоченой парчи с голубыми и малиновыми узорами, после чего снова почувствовал себя куда более уверенно и даже ухмыльнулся:

— Ну, господин протокуратор? Собираетесь вести меня в тюрьму? А позвольте спросить, за что? За то что я, будучи свободным от службы, просто зашел пообедать в заведение… гм… известного нам господина? О, здесь подают чудесную жареную камбалу, прямо-таки тает во рту, просто не могу ее есть где-нибудь в другом месте. Не то, знаете ли! Совсем не то.

— А ели вы ее вместе с теми двумя мальчиками… на этом вот ложе?

— Мальчики? Ах, эти… Это мои племянники! Славные ребята. Как было не угостить? Напрасно, напрасно, вы собираетесь меня в чем-то обвинить, совершенно напрасно!

— Я вас в чем-то обвиняю? — Алексей вскинул глаза. — Вам показалось, господин Аридос. Уверяю вас, показалось! Мы просто мило беседуем, разве не так?

Доместик недоверчиво прищурился:

— Мило беседуем? Ах да, да… именно так и есть. Надеюсь, ваши люди не будут чинить препятствий к моему э-э-э… к тому, чтобы я мог покинуть это местечко? И так уже, знаете ли, задержался. Дела!

— Конечно же никто вас не держит! Идите, господин Аридос. Идите, идите.

— Что, даже и спрашивать ни о ком не будете? — на пороге обернулся доместик.

— А зачем? До свидания, уважаемый господин, рад был свидеться!

— Я… гм-гм… тоже. Прощайте.

Проводив несколько опешившего господина Аридоса самой радушной улыбкой, Алексей, едва чиновник вышел, тут же подозвал Леонтия и Луку:

— Мальчиков-содомитов немедленно допросить, к Аридосу — соглядатаев!

— Уже приставили!

— Отставить! Не сейчас. После, не торопясь, у дома… Взять в полную разработку и следить за каждый шагом. Кого искать, знаете?

— Чезини, — ухмыльнулся Лука. — А девчонок-то мы, верно, зря отпустили?

— Не зря. — Протокуратор неожиданно потянулся и, встав на ноги, подошел к окну, выглянул. — День-то какой хороший сегодня, а? Славный, славный денек… Как здесь закончите — все по домам, отдыхать.

— А Чезини?

— Чезини найдем. Никуда не денется.

На ватных негнущихся ногах Алексей подходил к утопающему в зелени особняку с видом на Влахернскую гавань. Беленая ограда, сад, мраморные ворота с решеткой… Жаль вот только слуг пока так и не наняли — приходилось самим открывать. Там вот, слева, такой тайный засов, только протянуть руку — и щелкнет пружина… ага, вот… щелкнула.

Отворив ворота, молодой человек тут же запер их за собой и по неширокой, посыпанной сверкающим белым песком дорожке зашагал к дому. Мимо олив и акаций, мимо голубых, алых и желтых цветов, мимо наполненного водою небольшого бассейна… в котором плескался шустрый востроглазый мальчишка лет шести… Арсений! Сын! Отрубленная голова которого… Брр! Нет! Нет! Не бывать этому!

Передернув плечами, Алексей присел на корточки у бассейна и негромко позвал:

— Сенька! Привет!

— Ого, батюшка! — Выскочив из бассейна, мокрый ребенок подбежал к протокуратору и обнял за шею. — Батюшка, а матушка говорила — вы меня в школу отдать надумали? Так?

— Так, Сенька.

Слезы застилали глаза…

— Так вы покуда не отдавайте, ладно? Вот, когда Аристарха отдадут в ученье, так и вы меня… Ладно?

— Ладно… Аристарх, это кто?

— Да так, мальчик один, мой друг. Мы вчера вместе корабли в пруду запускали, весело! Ой, матушка, матушка! — вырвавшись вдруг из отцовских объятий, Сенька пустился бегом к крыльцу, углядев спускающуюся в сад Ксанфию.

— А батюшка разрешил не учиться!

— Как это — не учиться? Да что ты такое говоришь, Арсений? Что же, неучем теперь тебе быть?

— Так ведь батюшка же сказал!

— Я вот сейчас задам этому батюшке! Мало не покажется… Эй! Ты чего там сидишь? Вот так всегда — явится со службы к утру, и даже жену не поцелует!

Ксанфия… Алексей не верил сейчас своему счастью. Счастью, к которому так долго шел!

Ксанфия… Золотом сияли локоны, улыбались глаза, синие и глубокие, словно море. Тонкая приталенная туника нежно-голубого шелка, озорно выглядывая из-под строгой темно-сиреневой столы, будто бы подмигивала, подмигивала с этакой вот фривольностью, словно намекала — а ну-ка, сними меня, да поскорей!

— У тебя новая туника, жена моя?

Обняв супругу, Алексей с жаром поцеловал ее в губы.

— Новая? Да ей сто лет в обед! Ты на солнышке случайно не перегрелся?

— Перегрелся. — Молодой человек улыбнулся. — Конечно, перегрелся, не видно, что ли? Пойдем-ка скорей в дом, в спальню. Сенька, беги в бассейн!

Властно взяв супругу за руку, Алексей повлек ее вверх по широким ступенькам крыльца. И снова остановился. Обнял, поцеловал…

— Подожди, — прошептала Ксанфия. — Я кликну няньку…

Явившаяся на зов нянька — Алексей давно уже и забыл про нее — увела ребенка обедать. Супруги переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались:

— Экий у нас сын, к учебе не радостный!

— А кто к ней радостный?

— Кстати, ты говорил сегодня с учителем?

— Говорил…

— И что?

— Мест нет.

— То есть как это — нет? Ты, верно…

— Потом объясню! — Алексей вдруг подхватил жену на руки, понес… в дом, по лестнице… в опочивальню.

— Ой, дурачок! Пусти! Ну пусти же…

— Пущу…

Протокуратор осторожно поставил супругу на ноги рядом с ложем. И тут же, обняв, расстегнул на плечах серебряные застежки. Тяжелая стола упала на пол, оставив молодую, обворожительно красивую женщину в одной узкой полупрозрачной тунике, ничего толком и не скрывавшей… наоборот — подчеркивавшей.

Ксанфия даже покраснела, чего давненько уже за нею не замечалось:

— Ты так на меня смотришь, словно не видел целый год!

— Год? А может, больше?

Схватив жену в охапку, Алексей принялся целовать ее с таким жаром, какой сделал бы честь амплуа любого героя-любовника. Правда, в отличие от последнего, протокуратору не нужно было изображать чувства. Они и так были искренними.

Какое же это счастье ощущать знакомые изгибы тела любимой женщины! Ласково гладить ее, целовать, чувствовать под тонкой тканью быстро твердевшую грудь… И зачем тут ткань, туника? Снять, скорее же, снять!

И снова целовать супругу — нагую прекрасную фею! И сбросить одежду… И упасть на ложе вдвоем… О наслаждение!

— Ты какой-то странный сегодня, — глядя в окно, тихо сказала Ксанфия. — Не то чтобы ненасытный, хотя и это есть… Но… Помнишь, мы когда-то были в твоей земле? В очень странном и забавном мире с самобеглыми колясками, говорящими головами в ящиках и прочим?

— Это мой мир… Отвергнувший меня мир. Я тебе о нем рассказывал.

— Да. И мне почему-то кажется, что ты там опять побывал!

Протокуратор посмотрел на жену и, улыбнувшись, нежно провел рукой по бедру:

— Так бы тебя и съел, люба!

— Так что же лежишь? Ешь!

На следующий день Алексей отыскал Сладенькую, точнее сказать, она сама явилась ему на глаза все в той же харчевне. Сидела — еще и вечер толком не начался, — словно ждала специально. И была серьезной, как никогда. И подошла первой — закутанная в темное бесформенное покрывало фигура. И посмотрел бы — да не узнал.

— Не знаю, кто ты на самом деле, Мелентин, — усевшись за стол напротив протокуратора, девушка сбросила с головы покрывало. — Но догадываюсь…

— И кто же? — пряча усмешку, Алексей жестом подозвал служку, попросив второй бокал для вина.

— Ты — хороший человек, — неожиданно заявила Сладенькая. — Поверь, я повидала всякого отребья и разбираюсь в людях.

— Ну если сравнивать с отребьем… Пей!

— Я не хочу быть сегодня пьяной. Спасибо, что тогда отпустил.

Протокуратор посмотрел девушке прямо в глаза — нынче скромные, с трепещущими, словно у невинной еще старшеклассницы, веками — и тихо спросил:

— Что ты хочешь?

Марина-Гликерья вздрогнула:

— Я?!

— Ну да. Это ж не я к тебе подсел!

— Хозяин сказал — ты обо мне спрашивал.

— Ага… и ты тут как тут — нарисовалась. Ну! Говори же свою просьбу!

— А ты — хитрый, — чуть помолчав, призналась Сладенькая. — Нет, в самом деле — хитрый. Ишь, как все повернул.

— Да бог с тобой!

— Ладно, — решительно отхлебнув из бокала, девушка вытерла губы ладонью. — Есть один человек. Его вчера взяли.

— Взяли? А я-то тут при чем?

Марина фыркнула:

— Вот только не надо мне рассказывать сказки, ладно? Как будто я не видела, что произошло в… ну ты знаешь где. Так как, поможешь?

— Что это за человек? — вместо ответа поинтересовался протокуратор.

Сладенькая оглянулась, словно опасаясь кого-то:

— Его зовут Игнатий Фламин!

— И кто это?

— Кто?! — Девушка по-настоящему удивилась, даже вскинула свои тщательно выщипанные — ниточкой — брови. — Ты шутишь? Или и в самом деле не знаешь, кто такой Игнатий Фламин?!

— В самом деле…

— Ну ты и… А еще назвался писателем! Игнатий Фламин — это… это…

Упали розы в сентябре,
Упали розы…
И все равно приду к тебе,
И в твои грезы…

— Ну что, не вспомнил?

— Что-то припоминаю… Игнатий Фламин — уличный поэт, так?

— Ха! Уличный поэт? Поэт с большой буквы! Актер, стихотворец, певец, философ… Впрочем, откуда власть имущим знать его песни — он поет не для них. Вот если б ты вышел на улицы вечером, где-нибудь на Артополионе или у Влахернской гавани… Да хоть у Золотых ворот, у Амастрид — везде. Чьи песни поют рыбаки и землекопы? Чьи четверостишия, дразнясь, выкрикивают уличные мальчишки? Кто смело и открыто критикует любую власть?

— Ах вот оно что… — Протокуратор снова потянулся к кувшину, налил. — Значит, критиковал власть… И конечно же нарвался на соглядатаев базилевса?

— Нарвался… — подняв бокал с вином, Марина нервно повертела его в руках, а потом, так и не выпив, поставила обратно на стол. — Они не посмели схватить его при народе. Взяли ночью, дома… у ворот Святого Романа. Шакалы!

— У ворот Святого Романа, — запоминая адрес, негромко повторил молодой человек. — Шестнадцатый округ… угу… Что же он такого интересного пел, этот бард?

— Правильно — бард. Так когда-то назвал его один странствующий рыцарь из Альбиона. — Сладенькая прищурилась и вдруг, с самым нахальным видом, напела:

Тиара над городом,
Тиара…
Тиара над вечным градом.
Генуэзцы торгуют рыбой,
Выловленной рыбаками,
Весьма недешевой рыбой,
Выловленной нашими рыбаками…
Базилевс — то ли слеп, то ль не видит…

— Ах, вот он какие песенки сочиняет?! — махнув рукой, воскликнул протокуратор. — Теперь понятно… Теперь припоминаю — подобное слышал и часто! Хм, интересно, чем же я могу помочь?

— Узнать, где его держат. И при случае передать весточку.

— Хорошо. — Алексей согласно кивнул и прищурился. — Но в ответ попрошу тебя об одной услуге!

— Мессир Чезини? — улыбнулась девушка.

— А ты не дура!

— Еще бы… Однако за Чезини могут и голову оторвать… Так что я ничего не скажу… ничего… Хочешь, прочту стихи?

— Прочти.

Плещется море,
Синее, синее море.
В гавани — корабли с парусами,
Белыми, как облака, парусами.
Плещется море,
Синее, синее море…

— Спасибо за вино, Мелентин… или как там твое настоящее имя? Впрочем, не суть… Прощай.

— Постой! — Алексей схватил девушку за руку. — Если что — где тебя отыскать?

— Я сама тебя найду… Когда буду знать, что делать.

Последняя фраза показалась протокуратору довольно странной. Интересно, что это значит «когда буду знать, что делать»?

— Ну, пусти же меня! Прощай. — Освободив руку, Сладенькая быстро пошла к выходу.

— Прощай, Марина, — улыбнулся ей вслед Алексей. — И спасибо за песню.

«Синее море». Так называлась таверна в гавани Феодосия! Расположенная у самых ворот, она оказалась уютной и не очень-то людной, поскольку собирались там только свои, да посторонний человек и не зашел бы, бросив хотя бы один взгляд на завсегдатаев сего заведения! Контрабандисты, подозрительного вида купцы, не брезгующие пиратством, пробирающиеся к туркам ренегаты всех европейских наций, промышлявшие в гавани преступники, содержатели притонов, сутенеры и прочий сброд самого низкого пошиба. И такой сноб, как мессир Франческо Чезини, прячется там? Трудно было поверить, однако ведь и врать Сладенькой незачем. Она ведь надеется на помощь… она… или те, кто за нею стоит? Хотя Марина — девочка своенравная, умная, такой не больно-то покомандуешь, не очень-то подчинишь… если она сама того не захочет.

А «Синее море» — кстати, открывшееся недавно, наверное, года два назад — такое местечко, куда не очень-то попадешь. Уж его-то, протокуратора Алексия Пафлагона, тамошний народец знает в лицо — примелькался за долгие годы, будучи еще тавуллярием сыскного ведомства. Так вот, с размаху, в эту харчевню не явишься, даже хорошо замаскировавшись… Нужен кто-то, кто-то… Зевка! Зевгарий! Давненько уже протокуратор не использовал этого своего агента, нечистого на руку кудрявого парня с оттопыренными ушами. Зевка, конечно, пронырлив, ловок… Однако в гавани Феодосия — чужак. Никто ему там ничего стоящего не скажет, скорее, язык отрежут за слишком уж настойчивые расспросы. А Зевгарий, при всех его недостатках, ценный агент, рисковать бы им не хотелось. Послать других агентов, приказав Луке, Леонтию, Иоанну, Панкратию? Можно, конечно… Однако не хотелось бы подставлять ребят — слишком уж щекотливое дело, слишком уж высоки покровители у сбежавшего содержателя притона. Слишком! Нет, сам, только сам… Найти, найти кого-нибудь, кто мог бы помочь. «Синее море», гавань Феодосия… Феодосия…

Ну конечно! Кого еще и просить, как не контрабандистов? Ту же Мелезию — интересно, как она там поживает?

В этот же день протокуратор отправился в Феодосийскую гавань. Полюбовался морем, покачивающимися на бирюзовых волнах кораблями и лодками, посмотрел, как ловят рыбу мальчишки, подкармливая многочисленных котов, и, повернув обратно к воротам, направился к неприметному двухэтажному домику — одной из многочисленных торговых контор.

Вежливо постучал и, дождавшись ответа, вошел. Сидевший внизу, в небольшой зале, служитель — молодой чернявый парень лет шестнадцати, увидев его, улыбнулся и, поздоровавшись, кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж. Сидевшие на ней два дюжих молодца, старательно чистившие алебарды, увидев посетителя, тут же встали и вежливо посторонились:

— Прошу вас, господин.

Служитель — Фрол, так его звали — усмехнулся:

— Что-то вы к нам зачастили, господин Алексий.

Зачастил?! Хм…

— Проходите. Мелезия, как всегда, наверху.