— А я б так его не казнил, — неожиданно произнес отрок, звали его, кстати, Герасимом. — Не так уж и сильно он меня и бил. Крови, правда, много — а вот, поди ж ты — уже и не болит почти.

— Так это он, верно, неопытный — бить не умеет.

— Как раз опытный! Что б так бить и не поранить сильно, большое уменье надоть!

— Да-а-а… Жалко его тебе, что ли?

— А и жалко — дак что ж?

Протокуратор прищурился: ну надо же! Потом спросил словно бы невзначай:

— А что, ежели вырвется он, убежит?

Герасим расхохотался:

— Да куда бежать-то? Тут везде болотины, а троп он не знает! Ката этого и не стерегут-то особо…

Не знает… Зато он, Алексей, хорошо знает гать. Ну выйдет беглец не к мосту, а к сгоревшей деревне — какая ему разница?

Сосед вскоре засопел, заворочался… вот вскрикнул, видать, неловко повернулся, а спина побаливала.

— Что-то не спится, — негромко бормотнув, протокуратор осторожно вылез из шалаша. Невдалеке, за деревьями, горел небольшой костер, и сидевшие вокруг него люди лениво дохлебывали ушицу. Предложили и Алексею:

— Будешь?

Тот не отказался, похлебал, затем, поблагодарив, попросил у разбойников нож — нарубить лапника, а то сквозь крышу в шалаше звезды видно.

— Так взял бы топор — оно сподручнее!

— Да ну, скажешь тоже! Как зачну стучать на весь лес — живо все проснутся.

— И то верно, — тот, что предлагал уху — молодой мордатый парень — задумчиво почесал за ухом и, отвязав от пояса нож, протянул Алексею. — Бери, пользуйся. Только вернуть не забудь.

— Не забуду.

Оранжевые зарницы костра выхватывали из темноты лишь рядом стоявшие деревья, однако ночь нынче выдалась светлой, звездной… да и вообще, небо на востоке уже захолонулось алым — скоро рассвет.

Срубив несколько еловых лап, протокуратор незаметно подошел к забросанной жердями и ветками яме — той, что указывал Епифан. Постоял, прислушиваясь, — и в самом деле, как и сказал пастушонок, никто узилище не охранял, если не считать сидевших у костра парней. Вообще-то, грамотно они костерок разложили — тут и к мосту тропинка, и по Черному болоту — гать. Оттуда кто придет… или туда… уж никак сторожей не минует.

— Емеля! — чуть помолчав, шепотом позвал Алексей. — Емеля! Да откликнись ты, чертов кат. Это я, Олексий.

— Олексий?! — Голос из ямы донесся глухо, но неожиданно громко, или это просто так казалось, что громко.

Тем не менее протокуратор сразу же цыкнул.

— Тсс! Не ори так. Глубоко там?

— Да не особо. Выбраться можно. Кабы не руки-ноги…

— Жди…

Раздвинув ветки, Алексей проворно нырнул в узилище… едва не на голову Емеле, и, быстро перерезав путы, сунул нож за пояс.

— Господи, Господи, — счастливо шептал палач. — Друже!

— Лезем! Сначала я, затем — ты. Ап!

Выбрались один за другим, ловко, быстро и почти что бесшумно. Спрятались за деревьями.

— Стой здесь, — тихо скомандовал протокуратор. — Я отвлеку сторожу, а ты беги к трясине, только сразу туда не лезь, схоронись где-нибудь до рассвета. Потом иди — помни, держись четко прямо — сначала на старый пень, а потом — на высокую сосну, ты ее увидишь. Осторожнее будь — чуть влево-вправо — не вылезешь. Ну, с Богом!

— Храни тя Бог, друже!

Если б кату не грозила лютая смерть, Алексей вряд ли стал бы его выручать, даже несмотря на близкое знакомство, если так можно было обозначить их отношения. Да, конечно, палач приехал в деревню не пряники раздавать, однако он же и помог — спас многих людей от татарского плена. Баш на баш. И смерти, по разумению протокуратора, уж никак не заслуживал.

— На свой ножик, — Алексей подошел к костру и, вдруг повернувшись к лесу, настороженно прислушался.

— Эй! — сидевшие у костра дружно повернули к нему головы. — Чего там?

— А сами послушайте! Да нет, не здесь… Вон, к деревам отойдите.

Гулкая тишина леса не была такой уж полной — где-то крался какой-то зверь, где-то била крыльями ночная птица… А вот с треском упала сухая ветка.

— Ничего не слышите?

— Нет… Хотя… Постойте-ка! — Один из сторожей поднял вверх руку. — Там, у мостика-то, что-то уж больно тихо!

— Так на то и ночь, чтобы тихо.

— А филин?! Вспомните, он каждую ночь там охотится, ухает — ух-ух!!!

— Да, ухает. Страшно так, ровно покойник.

— Покойники не ухают, Никодиме!

— Не о покойниках посейчас речь — о филине.

Парни замолкли и с минуту вслушивались в темноту.

— А ведь и впрямь, не ухает!

— Значит, спугнул кто-то!

— Поглядеть бы надо… Пошли-ка, затаимся. Никодим, рог при тебе?

— При мне.

— А ты, Проша, с Олексием тут оставайтесь.

Так и порешили: Алексей и тот круглолицый парень, что давал ему ножик, — Проша — пошли обратно к костру, остальные же бесшумно скрылись в чаще.

Интересно, успел ли проскользнуть Емельян? Должен бы успеть — парень ловкий.

— Чу! — едва присев, Прохор вдруг вскинулся и настороженно посмотрел в сторону гати.

Протокуратор тоже вскочил на ноги:

— Что? Что там?

— Кажись, крадется кто-то! — обернувшись, взволнованно прошептал сторож. — Слышь, трясина булькнула. Видать сорвался с гати, шагнул не туда… О! Слышишь? Снова! Плохое дело! Придется наших будить — Епифан наказывал, чтоб, ежели что — немедленно…

Рука парня потянулась к висевшему на поясе рогу…

— Постой. — Алексей решительно толкнул сторожа в бок. — А вдруг — поблазнилось? Посмешищем будем! Пойдем-ка сперва сами проверим.

— Но ведь Епифан…

— Он же первым и смеяться будет! Идем, идем… В рог свой всегда протрубить успеешь.

— Это верно.

Вдвоем они побежали к болоту, и протокуратор лихорадочно соображал, что делать с этим парнем. Лучше всего, конечно, было бы продержать его у края болота как можно дольше. Как можно дольше… Лишь бы Емельян оказался поосторожнее — ведь уже светало, и желто-красное солнце вот-вот должно было вылезти из дальнего леса.

— Вон он! — резко останавливаясь, Прохор показал вперед, в трясину, где маячила размытая реденьким желтоватым туманом фигура. Палач! — Гляди-ко! Один! И, кажись, от нас… Точно — от нас! Господи, никак пленник сбежал!

Прохор рванул рог… Но затрубить не успел. И вовсе не потому, что Алексей — как рассчитывал — ударил его ребром ладони в шею…

Где-то в лесу, со стороны мосточка, истошно разорвав тишину, затрубил другой рог! Тревога!

— Господи! — перекрестился Прохор. — Видать, и впрямь, беда!

Лесные люди Епифана, надо отдать им должное, поднялись быстро — не прошло и пяти минут, как все уже собрались у костра, оружные и одетые, внимательно слушая приказания старосты.

— Вы двое — к гати, вы — к ручью, остальные — за мной, к мосточку. Вперед!

Все — в том числе, естественно, и Алексей — подались в лес и рассредоточились за деревьями вдоль ведущей к мосту тропы.

Небо светлело уже, было прохладно, зябко, как и всегда по утрам осенью. Вот-вот должно было подняться солнышко, судя по зябкости и по чистому светлому небу денек нынче выдастся солнечным, летним…

— Епифане! — Словно тень, вынырнул из травы один из сторожи.

— Что там, Никодим? — шепотом спросил староста.

Стоявший невдалеке протокуратор навострил уши.

— Войско. Похоже — московиты. Идут ходко, дорогу знают — видать, продал кто-то.

— Сколько их?

— Десятка три пеших, и конница у моста — дюжина.

— Не так уж и много… Ничего, справимся. Тсс!

Из мерцающего утреннего тумана, за папоротниками, показались остроконечные шлемы. Негромко звякнула кольчуга. Блеснул наконечник короткого копья-сулицы. Вот кто-то споткнулся, выругался злым шепотом…

— Пора! — подпустив врагов ближе, Епифан махнул лучникам.

Веселым разбойничьим посвистом вспенили тишину стрелы, каждая из которых нашла свою цель!

Со стоном повалились в траву ратники, из-за деревьев с криками выскочили люди старосты Епифана.

— Бей ворогов, бей!

Встретившись, звякнули мечи и сабли — началась сеча.

Перед Алексеем внезапно оказалось сразу двое — один, похоже, опытный воин, в байдане — доспехе из крупных плоско раскованных колец — и шлеме с золоченой полумаской. Этот был с мечом, а в левой руке держал круглый ярко-красный щит с большим медным умбоном. По умбону-то и пришелся первый удар сабли протокуратора. Противник успел среагировать сразу — поставил, и в свою очередь нанес удар. Хэк!

Тут же рванулся вперед и второй — совсем еще зеленый юнец с едва пробивающимся пушком над верхней губой. Этот был в короткой кольчуге и круглом арабском шлеме — мисюрке, правда, без бармицы, видать, приобретенным по случаю или в качестве военной добычи — уж что досталось. В левой руке юноша сжимал саблю, в правой держал такой же, как у старшего, щит.

— Слева! — отскочив назад после очередного удара, быстро распорядился опытный воин.

Молодой хорошо понял его, резко отскочив в сторону, так, что теперь они оба наседали на Алексея с двух сторон, не мешая друг другу. Ай, скверно, скверно!

По всему лесу раздавался звон, слышались крики, сопенье, ругательства — ничего этого протокуратор сейчас не слышал, полностью поглощенный собственным поединком. Поединком, хм… Двое на одного! Вернее — полтора, юнца можно не считать за настоящего лихого рубаку! Впрочем, и недооценивать врага — тоже плохо. Пусть уж будет — двое на одного.

Оп!

Ловко отразив очередной выпад, Алексей дернулся в сторону и, сделав обманный финт, зацепил-таки юнца кончиком сабли, раскровянив правую руку — не помог и щит.

В ответ на это опытный враг тут же бросился в самую яростную атаку! Зло сверкали глаза, рот ощерился, словно у дикого зверя, а меч… меч сверкал молнией!

Давай-давай… Меч не сабля — много не навертишь, запястье устанет, какой бы ты закаленный не был…

Черт!

Увлекшись, протокуратор едва не пропустил удар молодого. Хорошо — обернулся, бросился на траву — тем и спасся! Иначе б саблей по шее — и все. Ах вы ж, гады! Ладно…

Проворно перекатившись по траве, Алексей вскочил на ноги, одновременно захватив левой рукой подвернувшуюся под руку палку — обломок какого-то сучка — который со всего размаху, вставая, и метнул прямо в лицо опытному. Тот инстинктивно загородился щитом, на миг — всего на какой-то миг — потеряв из виду соперника… И получил саблей по правой руке! Прямо по запястью, по венам.

Хорош был удар, правда, кость перебить не вышло — зато кровища хлестала — будьте нате! Этот теперь не боец…

Молодой… Ух, как он разозлился! Это хорошо… Ну давай, давай, нападай, что ж ты?

Используя местность, Алексей намеренно спрятался за деревьями — и тотчас же в ствол ударился брошенный раненым щит. Ах ты, сволочь! Добить-то тебя некогда…

Удар!

Протокуратор пригнулся, и сабля юнца застряла в дереве. Алексей ухмыльнулся… И тут же произвел выпад, зацепив острием клинка щеку. Хлынула кровь.

Шок! У юнца наверняка был шок. Ишь, как испуганно хлопнули веки, как в ужасе сверкнули глаза…

Теперь — по руке! Еще раз…

Ага! Вскрикнул! Выронил саблю…

— Ондрей-ко-о-о-о-о!!! — истекая кровью, яростно закричал раненый.

Поднялся из травы из последних сил…

А они похожи! Оба светлорусые, круглолицые… Отец и сын?

Ладно…

Прыгнув, Алексей ударил парня в щеку эфесом сабли — не хотел убивать, хватит с юнца и этого. Сколько ему лет-то? Тринадцать? Четырнадцать? Черт с ним — пусть живет.

Отбежав в сторону, махнул над головой саблей:

— Хэй, Епифане!

Осмотрелся наконец. Судя по всему, сеча, похоже, заканчивалась.

— Еще идут! — подойдя, тяжело вздохнул Епифан. — Боюсь, не сладим. Эх, увести бы их куда, запутать!

— Давай — в болото, на гать! — тут же предложил Алексей.

— На гать… — Староста задумался. — Трудное дело. Самим запросто можно утопнуть, многолюдством-то.

— А зачем многолюдство? — утерев рукавом выступивший на лбу пот, молодой человек хохотнул. — Дай человек пять — хватит. Да, и еще лук.

Епифан пристально посмотрел на него и улыбнулся:

— А я ведь в тебе не ошибся, парень! Дам. И лук дам, и людей. Эй, Никодим, бери своих — и к болоту. Старший — Олексий, во всем его слушать.

— Дядько Епифан! — выскочил из кустов пастушонок Герасим. — А я… Я можно тоже на болото пойду?

— Сиди уж!

— Тут-то от меня все одно посейчас толку мало, а стреляю я метко. А? Ну, дядько!

— Черт с тобой. — Епифан махнул рукой. — Иди. Ну, парни, — с Богом! Там, у гати не таитесь — пущай сначала увидят.

— Да сообразим, не дурни.

Прихватив саадаки, они зашагали к болоту. Шли поначалу неспешно, а, как увидали врагов, побежали, уводя супостатов от спрятавшегося в лесу воинства, увлекая за собой, заманивая под удар с тыла.

— Вон они, вон они! — потрясая сулицами, радостно орали враги. — Ужо не уйдете теперь!

И бросились в погоню. По кустам, меж деревьями, по болотным кочкам.

— Держи их, держи, братцы!

Ага, давайте…

Вот уже зачавкала под ногами трясина, засвистели над головами стрелы — выйдя на открытое место, вражины достали луки. Оп! Повалился лицом в болотную жижу пораженный в спину Никодим. Достали-таки, сволочи…

— Пригнитесь! Пригнитесь же! К пню, к пню идите… Эй, куда!

Дернувшись от стрелы, упал в трясину еще один. А Герасим? Нет, этот шагал. Шагали и враги — ходко, под прикрытием спрятавшихся на берегу лучников.

— По нашим следам идут, гады! — тяжело дыша, выкрикнул пастушок.

Алексей задумчиво кивнул — ясно. Светло уже, видят — куда.

— Вот что, парни. — Он обернулся, подбежав к обожженному молнией пню. — Давайте на тот берег, я прикрою.

— Но…

— Быстрее! Стрел только подкиньте. — Протокуратор неожиданно улыбнулся. — Не думайте, я на тот свет не собираюсь — рановато еще! Подержу их здесь, покуда доберетесь, а потом и вы меня прикроете. Надеюсь, ни одна стрела мимо супостата не пролетит!

— Храбрый ты человек, дядько Олексий! — оставляя у пня часть своих стрел, восхищенно присвистнул Герасим. — Инда и мы тебя выручим — уж будь покоен!

Проводив глазами своих, Алексей затаился за пнем, накладывая на тетиву стрелу. Нацелился… Оп! Идущий первым вражина тяжело завалился навзничь.

Ну, что встали? Кто следующий?

Ага! Отошли назад, к берегу. Посовещались. Снова пошли, выставив вперед большие миндалевидные щиты — оказывается, у них и таковые тоже имелись. Это худо, однако…

Вот пропела стрела, еще одна, еще… Целая туча!

И вдруг грянул гром! С чистого неба?!

Нет, показалось…

— Уходи! Уходи, Олексий! — внезапно послышалось сзади.

Свои! Видать, добрались. Молодцы, быстро… Теперь можно и самому!

Выпустив по врагам пару стрел, Алексей, пригнувшись, побежал по гати. Выбравшиеся на лесистую кручу разбойники Епифана прикрывали его тучей стрел. Ай, молодцы, хорошо стреляют, кучно!

Вот и камыши. Берег. Лес. А во-он тут он когда-то утопил трактор. То есть не утопил, а посадил в топь, потом гусеничником вытаскивали.

Алексей улыбнулся… и вдруг почувствовал, как в спину, меж лопатками, что-то тупо ударило! Протокуратор остановился… Оглянулся… Упал…

Глава 8

Окрестности Мценска

Дым на небе, дым на земле,

Вместо людей машины…

Армен Григорян.

Мусорный ветер

…Прямо в трясину.

Алексей очнулся от жары, даже, можно сказать, от зноя — солнце жарко пекло в спину. Он так и лежал, навзничь, только уже не в болоте, а рядом, на берегу, в лесочке. Вытащили… Свои… Меж лопатками саднило, но не очень больно, вполне можно было терпеть.

Чего ж его тут бросили-то? Ага, наверное, побежали через болото обратно — помогать. Люди старосты Епифана, поди, уже ударили в спину попавшим в ловушку московитам… или кто уж там это был. Может быть, там, за болотом, даже идет бой. А он, Алексей, тут отлеживается.

Усмехнувшись, молодой человек резко поднялся на ноги. К его удивлению, это удалось без всяких затруднений — ноги не подкосились, не потемнело в глазах, и даже меж лопатками вроде бы вообще перестало болеть. Хм… А хотя… Что там говорила бабка Гаргантида? Нежить — вот что. Значит, нечему и болеть. Что ж, в некоторых случаях, это, наверное, и неплохо. Вот как сейчас. Так… Пойти на гать, через болотину, посмотреть, что там? Может, помощь нужна «болотной армии фельдмаршала Епифана»?

Потянувшись, Алексей направился было к болотине, но вдруг остановился, внезапно услышав донесшуюся откуда-то из лесу музыку. Да-да, именно музыку! И еще какую!

Жанна из тех королев,
Что любят роскошь и ночь!

«Ария»! Старая песня «Арии»!

Так, значит… Так вот оно… Так вот оно, наконец!

А может, показалось?

Еле сдерживая радость, молодой человек зашагал на звуки музыки и вскоре обнаружил ее источник — небольшой магнитофончик «Филипс», стоявший на поляне, на старом пне. Рядом, на поваленном ветром сосновом стволе, примостилась компания — человек пять подростков, средь которых притаившийся за елками протокуратор узнал и знакомых, которых, правда, по именам уже не помнил, кроме одного — светленького темноглазого Вовки.

Компашка, судя по всему, расположилась в столь относительно отдаленном от ближайшего населенного пункта месте с важной целью — по кругу ходил захватанный стакан, то и дело наполнявшийся из большой белой канистры пахучей светло-желтой жидкостью. Пиво!

— Говорил, надо было у бабки Федотихи спирту взять, — допив, лениво протянул один из пацанов, постарше других, в клетчатой, завязанной на животе узлом, рубахе. — Да выключите вы это дерьмо! Что, другого ничего нету, что ли?

— Вовка, есть? — один из пацанов вопросительно повернул голову.

Вовка усмехнулся и вытащил из кармана дешевой джинсовки кассету:

— Хотите, Димму поставлю? Только вот будете ли слушать?

— Какого Диму? Билана?

— Борджир! Хотите?

Не дожидаясь ответа, старый Алексеев знакомец ткнул в магнитофон новую кассету и нажал на клавишу. Из динамиков раздался глухой рев.

Хоронившийся в ельнике протокуратор чуть не расхохотался во все горло — ай да Вовка, уел всех, уел!

— Да выключи его вообще! — разозлился тот, что в клетчатой рубахе. Звали его, кажется, Яшка. Или это была кличка от фамилии — Яковлев? Скорее всего.

— Ну разливайте, — по-хозяйски распорядился Яшка. — Допьем уж. Ну! — Он поднял вверх наполненный пивом стакан и, явно пародируя кого-то, добавил: — За успешное окончание учебного года!

— Чтоб ему провалиться! — захохотал кто-то.

— Вам-то хорошо ржать, — бросив в траву стакан, Яшка огрызнулся. — А мне в путягу поступать.

— Поступишь. Все поступают.

Дальше пошла какая-то пустая болтовня про вчерашние танцы, девчонок и про то, кто где сколько и чего выпил. Естественно, солировал самый старший и конечно же безбожно хвастливо врал — если б он и в самом деле пил столько, сколько рассказывал, то давно бы уже оказался без печени.

Потянуло дымком — компания закурила.

Алексей осторожненько подался назад — не очень-то хотелось, чтобы сейчас его кто-то здесь видел, тем более — в таком виде.

Окончание учебного года… Однако!

Молодой человек внимательно посмотрел по сторонам, примечая то, на что почему-то не обратил внимания сразу: свежую молодую травку с белевшими кое-где подснежниками, не по-осеннему зеленую листву на березах, запах цветущей липы. Весна! Или самое начало лета!

Ну дела… а была-то осень. Да, сентябрь.

Ну и черт с ним, в принципе-то, какая ему разница, весна сейчас или осень? Главное, с бабкой Федотихой ничего не случилось, на месте бабка, судя по только что подслушанной беседе.