Чудный, чудный выпал денек, из тех, что называют последним приветом золотой осени — теплый, безветренный, с высоким, по-летнему синим небом. Кругом пахло жареными каштанами и рыбой. В многочисленных харчевнях уже сидели посетители, пируя за выставленными на улицу столами, играя, бегали друг за дружкою дети, а почтенные матроны, покрикивая на сопровождавших их слуг, возвращались домой с рынка.

Как раз закончилась обедня, и Лешка в который раз уже укорил себя — вот, опять не успел зайти. Из церкви Апостолов выходили люди, к которым тут же подбегали нищие, христорадничали, кричали.

Черт! Показалось вдруг — вот только что, сейчас — мелькнуло в толпе знакомое лицо: некоего Зевки, бывшего Лешкиного агента и старого знакомого. Хотя… Нет, что тут ему делать-то? Показалось, бывает…

Алексей вдруг вспомнил Мелезию, вернее, тот успех, каким пользовалась в постановке ее труппы драма Еврипида «Электра». Наверное, самому автору подобный успех и не снился… как, впрочем, и откровенно эротическая трактовка драмы.

Увидев выходящего из церкви Епифана, старший тавуллярий махнул рукой. Парнишка кивнул, подошел ближе:

— Вызнали кое-что. Ты — домой?

— Пожалуй.

— Идем вместе. По пути расскажу.

Если верить Епифану, третий фигурант Лешкиного дела, протовестиарий Харитон Гаридис был просто «душа-человек», по крайней мере, так показалось юноше при первом поверхностном взгляде. Истинный аристократ, Харитон, в отличие от нувориша Карабиса, не нуждался ни в чем, особо подчеркивающем его статус. Все было и так ясно — по манере держаться, по обхождению и начитанности слуг, по изысканным, подобранным с большим вкусом одеждам, да по много чему еще. Как удалось выяснить Епифану и его мальчишкам, Харитон Гаридис, кроме удобного трехэтажного дома (отнюдь не дворца) с обширным ухоженным садом, имел великолепную библиотеку и даже домашний театр. А кроме того, периодически устраивал всякого рода приемы, на которых приглашал не только близких друзей, но и знаменитых проповедников, философов, ученых.

И это тоже было очень удобно для возможного заговорщика — а ну-ка, такие обширные связи!

В общем, ко всем троим следовало присмотреться как можно тщательнее. Этим и собирался заниматься Алексей в самое ближайшее время, кроме того, следовало позаботиться и о собственной безопасности, не очень-то Лешка верил в душевное благородство таких людей, как плотник Терентий. Этот парень наверняка затаил злобу, да и Мелезия жаловалась, что он опять приставал. Правда, и убивать его не хотелось, старшему тавуллярию вообще убивать никого никогда не хотелось, если была хоть какая-то возможность решить дело иначе. В отношении Терентия такая возможность была — подозрения сыскаря Николая. Следовало их еще более распалить, и как можно быстрее.

Вот этим-то Лешка и занялся буквально на следующий день. Да и пора было — труп Созонтия все ж таки обнаружили — буквально вчера — и теперь всем было ясно, что несчастного старика убили.

Пошатавшись на Артополионе, представлявшем собой нечто вроде центрального городского рынка, Алексей прикупил серебряное — недорогое, но приметное — колечко с резным изображением какой-то музы, после чего и принялся дожидаться Терентия. Знал — тот всегда заходит в дешевую забегаловку неподалеку от площади при церкви Апостолов. Знал также — и какой тропинкой ходит. Туда и подбросил кольцо, укрывшись за развалинами старинного портика. Терентий не отличался особым умом, во всех случаях полагаясь лишь на собственную силу, которой, надо сказать, Господь его не обидел, правда, в ущерб всем прочим качествам.

Не сообразил, бродяга, что просто так серебряные кольца по улицам не валяются! Увидав приманку, наклонился, оглянулся воровато — подобрал! Подобрал, собака! Верно, подумал — в сказку попал. Так и надел на палец — Лешка специально по размеру кольцо подбирал, чтоб влезло.

А через пару деньков старший тавуллярий, как и договаривались, встретился у паперти с Николаем. Подмигнул, мол, есть новости.

— Ну? — зайдя в укромное местечко за кустами жимолости и акации, нетерпеливо потер руки сыскарь. — Что слышно о старике Созонтии? Что там болтают о его смерти?

— Болтают разное, — Алексей улыбнулся и понизил голос: — У Созонтия, говорят, кольцо было недешевое.

— Что еще за кольцо?

— Даже я видал… Серебряный перстенек с музой. Не так и дорогое, сколько чем-то старику памятное. Вот на него-то кое-кто и польстился.

— Кто? Кто? — Николай насторожился, словно почуявшая близкую добычу борзая.

— Говорят, у кого-то из плотников — ну, что у нас в доходном доме живут — похожий перстенек видали.

— Говорят, говорят, — недовольно буркнул сыскарь. — Неправильно ты мне докладываешь, друже Алексий! Поточнее надо — кто сказал, когда, при каких обстоятельствах? Понятно?

— Понятно, — Алексей согласно кивнул.

— Ты вот что, — Николай оглянулся по сторонам и понизил голос: — Вызнай точно — что там да как. Кто этот перстень у старика Созонтия видел — я так, к примеру, его не запомнил — да точно ли такой у плотника?

— Сделаю, — приложив руку к сердцу, уверил Лешка. — Когда доложить только?

— К воскресенью успеешь?

— Успею.

На протяжении всего вечера старший тавуллярий, словно бы невзначай, заводил разговор о несчастном старике и перстне, который якобы у него видел. Об этом он говорил и с Мелезией, и с Епифаном, и с Виринеей Паскудницей.

В воскресенье, как и было условлено, доложил обо всем Николаю, и в тот же день, к вечеру, Терентий исчез. Отправился после обедни в харчевню, да так больше его никто и не видел. Сами плотники болтали разное, а артельный старшой Прохор Богунец так прямо и заявил — мол, подался парень к туркам, там за плотницкую работу не в пример лучше платят.

— Он ведь давно о турках подумывал-то!

И лишь Лешка знал правду, вполне даже осознавая, что подкинутая им версия — хиленькая. Однако и она могла сильно осложнить жизнь такому тупому человеку, как Терентий. Ну как он будет оправдываться-то? Скажет, что нашел перстенек на тропинке? Детский лепет! А был ли такой перстень у Созонтия, нет ли — теперь уж никто наверняка не скажет. Так что на какое-то время о Терентии можно забыть. Пока. А потом, ежели вдруг объявится — так другую пакость придумать. Запросто! А и поделом — не приставай охально к красивым девушкам!

В понедельник, тоже уже под вечер, Алексей спустился вниз, за вином. Уселся за стол, в ожидании возвращения Мелезии заказал яичницу с луком. Бабка Виринея Паскудница, поймав на лету серебряху, тут же спроворила ужин:

— Кушай на здоровье, Алексий. Слыхал новость — Терентий-то, плотник, говорят, к туркам подался!

— Да неужто к туркам?

— К ним, к ним, — ухмыляясь, заверила бабка. — У него. У Терентия-то я сама кольцо приметливое видала, про которое ты говорил. Так, знаешь что?

— Что?

— Кольцо-то это — с убитого Созонтия снято!

— Быть такого не может!

— А вот, может, оказывается! Прости, Господи, что-то не везет мне никак с постояльцами, — бабка набожно перекрестилась на висевшую в углу икону. — Один — к туркам сбег, да еще — и убивец, оказывается, двое землячков — лежат в землице сырой.

— Кто-кто? — с аппетитом уминая яичницу, осведомился Лешка. — Какие еще землячки?

— Созонтий с Анисимом Бельмом, — охотно пояснила старуха. — Они ведь земляки были, оба с Никеи.

— С Никеи? Так там же турки.

— Вот и они — с туретчины. На вельможу турецкого работали, каменотесами — дворец ему строили, потом вот Бог помог, сбегли. А здесь вот смертушку свою и нашли, прости, Господи!

Алексей лишь руками развел:

— Бывает. Судьба вообще очень несправедливая штука. Епифан! — Лешка позвал прошмыгнувшего к лестнице отрока. — Мелезию не видал, не приходила?

— Нет, не приходила еще. С утра видал — она с тобой поговорить хочет. Жаловалась — Креонт к ней снова вяжется, — поднявшись на третий этаж, Епифан остановился перед дверью своей каморки и просительно оглянулся на Лешку: — Можно, я к вам с Мелезией сегодня зайду? Посидим, поболтаем, вина выпьем.

Алексей хохотнул:

— А что, к зазнобе своей не пойдешь сегодня?

— Сегодня не пойду, — нахмурился юноша. — Дождь, да что-то простудился. Чихаю! Да и отец ее со службы ненадолго вернулся — ух, и строгий же! Держит дочерей взаперти, ровно монашек. Ладно, младших, так еще и Ларису — старшую.

— Все правильно, за старшими-то как раз и нужен глаз да глаз. А кто отец-то?

— Десятник с Золотых ворот.

— Поя-а-атно…

Сидеть одному в комнате было нерадостно и, в ожидании Мелезии, Алексей снова спустился вниз, к бабке.

— Что, господин мой, вино кончилось? Возьмешь кувшин? Хорошее, почти что родосское.

— Ага, почти… Нет, за вином Епифан спустится.

Лешка вышел на улицу, постоял под навесом, дожидаясь актрису. Дождался — Мелезия, не обращая никакого внимания на моросящий дождь, медленно брела по узенькой улочке. Распущенные, ничем не покрытые, волосы ее намокли, с плаща стекала вода.

— Вечер добрый! — еще издалека поздоровался Алексей.

Девушка подняла глаза, улыбнулась:

— А, это ты!

— А ты думала кто — Креонт? Епифан говорит — ты на него жаловалась. Что, опять пристает?

— Да нет. — Мелезия пожала плечами. — С глупостями всякими не пристает. Только вот все расспрашивает про наш доходный дом — что, мол, там, да как. Видать, комнату на зиму снять хочет. Ой, не нужно его здесь! Не хочу, не желаю.

— Ну, так он, верно, услыхал про убийства, вот и решил выяснить — безопасно ль тут жить? Да любой бы полюбопытничал.

— Нет, он еще и раньше об этом спрашивал. До того даже, как Анисима зарезали… или сразу после. Что, мол, у старухи Виринеи за комнаты, как расположены, да кто где живет.

— Понятно. Епифан посидеть сегодня предлагает. Вина, говорит, попьем, поболтаем.

Девушка улыбнулась:

— Посидим, чего ж? Я из новой драмы вам кое-что почитаю. Только сначала зайду к себе, переоденусь.

— Давай.

Алексей все же прихватил вина — чтоб потом сто раз не бегать. Поднялся, толкнул дверь вперед… И тут же почувствовал сквозняк! Кто-то распахнул ставни. Епифан? Так он же простужен! Нет, не Епифан…

— Закрывай дверь — продует! — недовольно пробурчали из темноты. — Да поплотнее.

Алексей присмотрелся и увидел по-хозяйски усевшуюся на кровати фигуру. Лица было не разобрать — темно, лишь видно было широкую окладистую бороду.

— А ты вообще кто такой-то?

Гость усмехнулся:

— Люди Косым Карпом кличут. Дело у меня к тебе, за нож не хватайся…

Глава 7

Зима 1449 г. Константинополь

Передо мной откроется защита,

На тайную стезю убийства молча

Вступлю тотчас.

Еврипид «Медея»

…Все равно не успеешь!

Оп! А Косой Карп вовсе не был раззявой — у дверей таились еще двое! Дюжие молодцы, вроде тех, что напали на Алексея у старого портика. Не тратя времени на лишние разговоры, ухватили за локти, охлопали — вытащили из-за пояса кинжал в простых ножнах. Дурачье! Даже голенища сапог не догадались прощупать.

— Посадите его! — быстро распорядился главарь.

Молодцы подставили Лешке табурет, усадили, сами бдительно встали поодаль.

— Зачем ты убил моих людей? — задав прямой вопрос, Косой Карп угрюмо хмыкнул. — Только не лги, что не убивал. Один из них все ж таки выжил.

— Твои люди? — Старший тавуллярий ухмыльнулся, лихорадочно соображая — как сейчас быть. Пока — потянуть время. — А-а-а! Это, наверное, те разбойники, что на меня напали! Я только защищался, смею уверить.

— Кто тебя послал?! — задал новый вопрос главарь шайки. — Отвечай! Быстро!

— Не понимаю вопроса!

— Ах, не понимаешь? — Косой Карп неожиданно захохотал. — Изволь, поясню. Ты так ловко расправился с моими парнями, что даже неприлично говорить. Что, этому учат в философических школах?

— Там много чему учат. К тому же — я бывший акрит.

— Угу, угу. — Бандит покачал головой, как показалось Алексею, издевательски. Потом, не говоря ни слова, встал, высунулся в распахнутое окно и негромко сказал:

— Давайте! А вы… — Косой Карп посмотрел на парней. — Зажгите свечу.

Один из молодцев застучал огнивом, а в окне… в окне показался четвертый!

Влез, недовольно — и даже как-то испуганно — пыхтя. Обернулся — такое впечатление, что с улицы его подталкивали копьями.

Дрожащее желтое пламя наконец озарило каморку.

Лешка пристально всмотрелся в нового незваного гостя… и еле подавил крик! Это был молодой парень лет двадцати — худющий, лопоухий, кудрявый… И хорошо — очень хорошо знакомый старшему тавуллярию — представитель преступного мира по имени Зевка! Не от «Зевса», от «Зевгарата» — крестьянина.

Под глазами у парня фиолетились крупные синяки, нижняя губа была в кровь разбита.

— Ну? — ухмыляясь, обернулся к нему Косой Карп (при свете свечи стало видно, что он и впрямь сильно косил на левый глаз). — Скажи нам, Зевгарий, кто ж это все ж таки такой? А?

Один из бандитов вытащил короткий меч. Зевка испуганно попятился и жалобно посмотрел на Лешку:

— Клянусь, они меня заставили, Алексей! Уж так вышло…

Старший тавуллярий четко прикидывал ситуацию, понимая — промедление сейчас смерти подобно. Впрочем, как и излишняя спешка. Неважно, как люди Косого Карпа отыскали Зевку — или тот каким-то образом оказался связан с их шайкой, — ясно одно: Зевка им все, или почти все, рассказал — в том у Алексея не было никаких сомнений, слишком уж нестойким парнем был его давний криминальный знакомец, когда-то работавший на знаменитого лиходея Леонидаса Щуку.

Ждать… Немножко выждать. Сейчас ведь должен кто-то прийти — Епифан или Мелезия, а то и оба вместе. Вот — стукнут в дверь, отвлекут бандитов, тогда…

Лешка намеренно почесал колено, готовясь к решительной схватке…

— Говори же! — вскричал Косой Карп, бросив на Зевку взгляд, полный ярости и злобы. — Говори же все, ибо иначе, клянусь…

Бахх!!!

С грохотом, от удара ноги, распахнулась дверь — и в комнату влетел сверкающий огненный шар! Опешившие бандиты в изумлении уставились на такое чудо…

— Окружай! — громко закричали из коридора.

Алексей нырнул рукой в голенище, вскочил… Косой Карп, зарычав, бросился на него — и нашел свою смерть.

Вытащив кинжал из груди разбойника, старший тавуллярий сразу же напал на одного из молодцев — теперь главное было спешить, не дать опомниться. На третьего бандита неожиданно набросился Зевка — ухватил за шею, начал неумело колотить ногами, приговаривая:

— Вот тебе! Вот!

Звякнули клинки — это Лешка быстро отбил вражеский меч. Хорошо хоть из-за узости помещения и относительного многолюдства бандит не смог развернуться в полную силу! Хотя орудовал мечом довольно умело — Алексей еле успевал увертываться. Нет, с этим парнем определенно нужно держать ухо востро!

Выпад! Лешка дернулся в сторону, чувствуя, как острый клинок раскровянил руку. Черт! Что против меча засапожный нож? Так, игрушка… Позади, у дверей, возились со вторым бандитом Зевка и пришедший к нему на помощь Епифан. Впереди, под ногами, валялся окровавленный труп Косого Карпа. Поставив на него левую ногу, вражина, торжествуя, занес меч…

Деваться было некуда!

Разве что…

Алексей упал на кровать, на спину и резко выбросил вперед обе ноги, ударяя противника в живот! Тот согнулся, выронил меч, упал на пол… И неожиданно запросил пощады!

Быстро подобрав упавший клинок, старший тавуллярий обернулся к остальным участникам сватки: те, похоже, дрались врукопашную и, наверное, следовало им сейчас немножко помочь. Вот только что делать с…

Дернулось пламя свечи. Выпрямился, словно пружина, валяющийся на полу лиходей и, вытянув вперед руки, одним прыжком, рыбкой нырнул в окно! Смелый парень — кости уж точно не соберет. Впрочем, черт с ним…

Выглянув в окно, старший тавуллярий едва не получил в глаз стрелу и поспешно захлопнул ставни. И немедленно бросился к дерущимся — заломил лиходею руку, встряхнул, приставил нож к горлу:

— Кто просил Карпа убить меня?

— Пусти-и-и… — задыхаясь, прохрипел разбойник.

Алексей, однако, был сейчас не склонен к любому проявлению гуманизма. Нажал на нож чуть сильнее:

— Ну?!

— Сейчас — никто, — тихо признался бандит. — Карп хотел отомстить. К тому же ты — из сыскного.

— Ты сказал, — старший тавуллярий оглянулся на Зевку.

— Они меня пытали, — смущенно улыбаясь, развел руками тот.

Лешка снова посмотрел на пленника:

— А тогда, в портиках? Кто просил? Терентий?

— Я не знаю… не знаю, как его зовут. Такой, противного вида парень, плотник…

— Ясно! Убийство старика Созонтия и Анисима Бельма тоже на вашей совести?

— Нет! Нет! Это уж точно не мы!

Алексей кивнул на окно:

— Там, снаружи, сколько?

— Двое, не считая Маргула. Ну, того парня, что только что выскочил. Еще на улице — четверо. Они сейчас пойдут на штурм — выручать Карпа.

— Ах, выручать? — Старший тавуллярий презрительно хмыкнул и, взглянув на парней. приказал: — А ну, свяжите этого, да покрепче. Выручать, ну надо же! Знаю я бандитскую выручку — небось, рады по уши, что пристукнули главаря. Сейчас готовятся драться за освободившееся место! Что смотришь? Я не прав, что ли?

— Они еще точно не знают, что Косой Карп мертв.

— Ах да, не знают… — Алексей без всякой жалости пнул ногой труп. — Так пускай узнают! А ну, ребята, давайте-ка его — в окно!

Так и сделали! Распахнули ставни…

— Осторожнее, у них лучник!

Подняли тучное тело… И-и-и — опа! Выбросили вон!

Слышно было, как труп лиходея тяжело шмякнулся оземь.

Епифан зябко потер руки:

— Туда и дорога!

— Подберут! — неожиданно уверил пленный. — Всяко захотят удостовериться.

— Зевка, что у них за шайка? — задумчиво поинтересовался Алексей. — Большая?

— Да нет. — Зевка презрительно хмыкнул. — Всех лучших людей там уже перебили, осталась одна шушера. Без Косого Карпа, думаю, они быстро загнутся, если никто к рукам не приберет.

— Шушера? — заинтересованно переспросил Епифан. — А что за шушера?

— Эй-эй! — Старший тавуллярий сурово погрозил ему кулаком. — Ты мне тут новую банду-то не сколачивай!

— А я что? Я ничего. — Юноша явно смутился. — Просто так спросил.

— Ага, просто так — ври больше! Кстати, как это ты с огнем-то придумал?

— А. — Епифан рассмеялся. — Взял вина, подхожу к твоей двери — слышу, голоса. Сквозняк! Пришел тихонько обратно к себе, выглянул в окошко, вижу — лестница. Ну, думаю — плохо дело! Точно — разбойники, кто же еще-то будет по окнам лазать? Спустился вниз, сказал бабаке. Что ты срочно всех плотников в гости к себе звал — так, как придут, чтоб шли! Заодно прихватил масла — подумал вдруг, что хорошо б лиходеев отвлечь. Надрал из матраса соломы, тряпок. Скрутил, пропитал… Ну, дальше ты видел. Неплохо получилось, правда?

— Да уж, неплохо. — Алексей согласно кивнул и перевел взгляд на Зевку. — Значит, говоришь, в банде Карпа почти никого толкового не осталось?

— Нет.

— Тогда надо подумать, что делать с этим?

Усаженный на табурет разбойник — сильный молодой парень с разбитой губой — прищурился.

Лешка уселся на кровати напротив:

— А? Что с тобой делать, говорю? Убить? Ну это, думаю — лишнее. Да и не палачи мы. Передать в руки правосудия?

Пленник дернулся.

— Так нам лишний шум ни к чему.

— Так что же, отпустить его, что ли? — усмехнулся Епифан. — Экий ты доброхот!