Дождавшись ухода хозяина, старший тавуллярий окинул подопечных пристальным взглядом и, недобро прищурившись, сообщил:

— Ну, начнем пожалуй.

С чего конкретно начинать, Алексей, честно говоря не знал. Ну, конечно, представлял себе, что для начала бы хорошо детей усадить. Осмотревшись, кивнул:

— Садитесь вот тут, на лавку.

— Не, я садиться не буду! — тут же заявил младший.

— Не будешь добром — усажу силой! — грозно нахмурился учитель.

Покосившись на него, младший балбес обреченно вздохнул — Алексей был парнем отнюдь не слабым, мускулы так и выпирали.

— А мы, господин из Мистры, не можем пока сидеть, больно! — пришел на выручку брату старший пацан.

— Как это не можете?

— Да батюшка уж от души угостил нас вожжами по задним местам, — поморщившись, пояснил подросток. — Думает, что мы церковь сожгли. А мы и не сжигали — подшутили просто, больно уж там дьячок противный.

— Нельзя так с церковью поступать, — назидательно промолвил Лешка и, махнув рукой, разрешил: — Ладно, стойте. Начинаем это самое… урок. Вот что! Поучимся для начала хорошим манерам. Ты! — немного помолчав, старший тавуллярий ткнул пальцем в младшего. — Будешь изображать хозяина дома. А ты, Тит, — он перевел взгляд на старшего, — гостя.

— Я не Тит, господин учитель, я Тихон, а Тит — вот он.

— А. — Лешка лениво отмахнулся. — Тит, Тихон… Невелика и разница! Садись… Тит. Вот сюда… Впрочем, нет, стой, где стоишь. А ты, Тихон, выйди-ка за дверь, а потом зайди, предварительно постучавшись…

Тихон поспешно выскочил из кабинета. Достопочтенный «Филофей Мистрийский» не спеша прошелся вдоль стеночки и, остановившись у двери, громко позвал:

— Ну-с… Заходи! Да заходи же!

Никто не зашел — дверь даже не скрипнула. В недоумении Лешка выглянул из кабинета — пусто! Никого! Тихона уже и след простыл.

— Сбег! — обернувшись к младшему братцу, резюмировал старший тавуллярий. — Вот собака! Ну и черт с ним, пущай себе бегает, ловить не будем — так и помрет неучем! Нам же еще и лучше — как говорится, меньше народу, больше… чего?

— Денег, господин учитель! — преданно поморгав глазами, тут же выпалил Тит.

— «Денег»! — скривившись, передразнил Лешка. — Все на деньги меряешь, гоблин! Не денег, а — кислороду, понял?!

— Понял, — закивал мальчишка. — Только не понял — а что такое кислород?

— М-мм… — Лешка замялся, замычал, не хуже сыскаря Николая. Потом осторожно пояснил: — Кислород — это такой газ, который в воздухе. В общем, мы им дышим.

— А что такое газ?

— Газ… ммм… газ это… как бы тебе объяснить попроще…

— А хотите, господин учитель, я скажу, куда мой братец делся? — улыбнулся вдруг Тит.

Старший тавуллярий пожал плечами:

— Ну и куда?

— В чулан побежал, там в стене кирпич вынимается — хорошо кухню видно.

— И что ему с этой кухни? Голодный, что ли?

— Не в том дело, что голодный, господин учитель, просто как раз сейчас на кухне кухарки обмываться будут. Они всегда, как обед приготовят…

— Поня-а-атно! За девками, значит, побежал подсматривать, гоблин! Ну и черт с ним. Так-с, продолжим!

— Да. Конечно, продолжим, господин учитель! — младший балбес азартно изогнулся. — Есть у нас одна кухарка, Марфа, так у нее такие сиськи, такие…

Тит показал руками — какие, выходило, что очень даже большие, прямо огромные!

— Да ладно врать-то! — усомнился Лешка. — Таких ведь и не бывает.

— Бывает, господин учитель! Еще как бывает! Я сам сколько раз видел. Хотите, сходим, посмотрим?

— Конечно, хочу… То есть тьфу! Даже и думать не смей о такой гадости! О чем мы с тобой говорим-то? Забыл, черт…

— О сиськах, господин учитель! — охотно подсказал балбес.

— Да не о сиськах, а о хороших манерах, вот о чем! — уже сам вспомнил Алексей и, напустив на себя самый строгий вид, продолжил: — Так вот ими и займемся, си… тьфу ты, манерами! А ну, скажи-ка мне, какими словами нужно встречать гостей?

— Какими? — Тит снова поморгал. — Сейчас, скажу… Ага, вот — ну, что, явились — не запылились? Кого там опять черти принесли?

— Не так, не так, — замахал руками Лешка. — Не так надобно говорить, по-другому. Не — «кого там черти принесли», а «Наверное, к нам опять благословенные Господом гости». Запомнил?

— Угу!

— А ну-ка, повтори!

Тит задумчиво почесал башку, но повторить ничего не успел: как раз явился его старший братец — раскрасневшийся, довольный. И с большим кувшином в руках!

— Ты где был, чертяка? — накинулся на него Лешка.

— Бегал за вином, господин учитель! Принес, специально для вас, господин учитель, — думаю, может быть, вы уже утомились, пить захотели.

— Славный юноша! — Алексей ухмыльнулся. — Ну давай сюда свое вино, раз уж принес.

— Только вы его сразу залпом пейте — уж такое это вино, что надо залпом. Крепкое! Тит! — Тихон обернулся к брату. — Выйди-ка, дело есть.

Старший тавуллярий не успел и слова сказать, как оба вышли, правда, далеко не ушли, и дверь до конца не прикрыли — стояли, подсматривали, шушукались — не иначе, как задумали какую-нибудь пакость. Что и сказать, те еще балбесы, да ведь и Лешка не лыком шит. Повернулся к двери спиной, принюхался к кувшину… Сморщился — ну, так и есть — моча! Ладно…

— Не! — Алексей нарочно повернулся к двери. — Не могу без кружки пить. Что, я, пьяница — из кувшина?

— Кружку? — тут же заглянул в кабинет Тихон. — Да мы враз! Принесем!

В коридоре послышался топот и буквально через пару минут в помещение радостно ворвался Тихон с большой кружкой в руках. Младший, Тит, задержался в дверях и заходить почему-то не спешил.

Да и Тихон, быстро поставив кружку на стол, сделал поползновение ретироваться. Ага, не на того напал! Бдительный Лешка живо ухватил его за руку, да так, что и не вырвешься. Улыбнулся любезно, приторно так:

— Батюшка ваш обещал вот-вот зайти. Вот с ним сейчас это винцо и выпьем. Пусть гордится — какие у него любезные дети!

— Э-э-э… — Тихон замялся и попытался вырваться.

Алексей ловко вывернул ему руку и, схватив другой рукой за волосы, ласково осведомился:

— Тебе это вино на голову вылить… Или лучше им батюшку угостить?

— Лучше на голову-у-у-у, — завыл от боли балбес.

— Ну, на голову так на голову. — Старший тавуллярий с большой охотой исполнил просьбу под громкий хохот младшего братца.

— Смеешься, гад?! — осклабился Тихон.

— А нечего было надо мной издеваться! Кто все время спрашивал — подтер ли я за собой в чулане, а?

— Ну ты и сволочуга, Тит! Вот, я тебе покажу, попомнишь!

— А ну, без угроз! Иди, умойся, потом придешь. — Грозно нахмурившись, Алексей вытолкнул Тихона за дверь и повернулся к Титу. — А с тобой мы пока продолжим наши занятия. Так как нужно обращаться с гостями?

— Вежливо, господин учитель! — испуганно заморгал Тит.

— Молодец! Правильно. Вижу, придется сказать твоему отцу о твоих успехах!

Мальчишка зарделся от похвалы и, оглянувшись на дверь, негромко сказал:

— А Тихон сейчас арбалет принесет.

— Арбалет?!

— Ну да! Он всегда так делает, когда его кто-нибудь обижает. Угрожать будет! И какую-нибудь гадость сделать попросит — типа голышом по саду пробежаться. А не побежим — выстрелит!

— Пусть только попробует!

Старший тавуллярий на всякий случай переставил кресло ближе к двери.

— Трех учителей уже на тот свет отправил Тихон-то, — пряча глаза, продолжал стращать Тит. — Вы, господин учитель, как он арбалет достанет, сразу одежку с себя скидывайте — а потом уж бегите со всех ног! А я уж за вами.

— Можно?

В кабинет заглянул Тихон. Почему-то — в накинутом на плечо плаще.

— Умылся уже?

— Угу…

Тит переместился за спину братцу и в ужасе округлил глаза — дескать, пора уже.

— А знаете, господин учитель, я тут кое-что придумал… — Тихон быстро вытащил из-под плаща… изящный небольшой арбалет…

Лешка тут же выхватил его из рук пацана! Будет он голышом бегать, как же! Не на того напали!

— Господин учитель… — вытаращил глаза старший. — Вы…

— Хорошая штуковина! — Старший тавуллярий вполне искренне залюбовался самострелом. — Генуэзцы делали?

— Нет, венецианцы.

— Красивый! А бьет далеко?

— До конца сада добирает! Ну, если, конечно, безветрие. Я вот и хотел предложить пойти в сад, пострелять.

— Пойдем! — не отдавая парню оружие, охотно согласился Лешка.

— Только этого брать не будем. — Тихон с презрением кивнул на братца. — Пускай завидует!

— А я батюшке все про тебя расскажу! — обиженно скривился тот.

— Иди-иди, жалуйся, гнида пустоглазая! А мы пока постреляем, верно, господин учитель? На что будем стрелять — на ваш гонорар?

— А хоть и так! — «Господин учитель» ухмыльнулся. — Ты-то что поставишь?

— У меня тоже деньги имеются. И у этого гада тоже.

— Не дам я своих денег!

— Тогда и стрелять не будешь.

— А если дам… тогда пострелять дашь, а? Ну хотя бы три стрелочки?

— В чулане за собой подотри! Знаете, господин учитель, что он там делал, когда за кухарками подсматривал?

— На себя посмотри, черт пузатый!

— Кто черт пузатый? Я?! Ах ты гнида…

— Цыц! — Сунув арбалет под мышку, Лешка с большим удовольствием отвесил звонких подзатыльников обоим братцам, после чего как ни в чем не бывало осведомился: — Ну так что, мы с вами идем стрелять или нет?

— Идем, идем, господин учитель, а как же!

— Тогда, чур, не драться. Подеретесь, если захотите, потом.

— Больно надо с этим пузатым чертом драться!

— Молчи, гнида пустоглазая!

— Я кому сказал — цыц!

Сад казался огромным. Он тянулся от парадных ворот до противоположной улицы, застроенной красивыми белыми особнячками и хмурыми зданиями госучреждений. Ветвистые платаны, каштаны, липы, развесистые ивы, сливы и яблони, посыпанные белым песком дорожки, тянувшиеся меж тщательно постриженных кустов смородины, шиповника и дрока, обложенные желтой поливной плиткой пруды — все это находилось вблизи дворца, выставленное, так сказать, напоказ. В глубине же сада картина был совершенно иная — густые, темные даже в самый яркий день заросли больше напоминали какое-нибудь глухое урочище, чащу.

— Вон то дерево — мишень! — показал рукой Тихон. — Видите, там, где кора стесана, синий кружок?

Лешка небрежно кивнул и попросил ворот — арбалет оказался незаряженным. Ну, Тит, ну, чертяка мелкий — ишь, как решил подставить!

— Вот он, ворот, — Тихон проворно отцепил от пояса приспособление для натягивания тетивы самострела.

Алексей с удовольствием — давно уже не тренировался — натянул тетиву, уперев самострел в землю. Присмотрелся к мишени, стараясь уловить ветер. Ветер был слабый, но боковой. Сделав примерную прикидку, старший тавуллярий прицелился и плавно потянул спусковой крючок…

— Есть!!! — восторженно заорали подростки. — Прямо в яблочко!

Тихон даже присвистнул:

— Господин учитель, а вы научите нас так стрелять?

— Может быть. Если будете себя прилично вести!

— Мы будем.

— Тогда становись… Начнем с тебя! Заряжай!

Уперев арбалет в землю, Тихон с видимым напряжением принялся крутить ворот. Потом прицелился, высунув язык… Бац! Мимо!

— Мазила, мазила! — радостно заорал младший братец. — Вот косорукий-то! Мне, мне дайте попробовать!

— Кто косорукий, гнида?!

— Цыц! — снова успокоил Лешка. — Давай, Тит, пробуй.

Мальчишка дернулся заряжать — ага, не тут-то было!

— Силенок еще не хватает. — Старший тавуллярий усмехнулся. — А ну, дай сюда.

Зарядив, протянул арбалет Титу. Тот засопел, даже покраснел от сознания всей важности дела… Оп! Выстрелил.

И тоже — промазал!

— Далеко тут, вообще-то, — заметил Тихон. — Я всегда куда как ближе стреляю.

— Ближе можно и ножом достать, — посмотрев на него, со всей серьезностью отозвался Алексей. — Если метнуть как следует. А ну-ка, заряжай! Целься! Стрелять только по моей команде, понял, Тихон?

— Угу.

— Ну, раз «угу», тогда говори вслух, как ты целишься?

— Ну это… — Парень замялся и начал учебными словами: — Мысленно провожу линию отсюда — туда, под яблочко мишени. Затем, задерживаю дыхание, ну, чтоб рука не дрогнула, и в этот момент…

— Поня-а-атно! Опусти самострел, отдохни. Тебя кто стрелять учил?

— Феодор, охранник.

— Он сам-то как стреляет?

— Как когда…

— Еще бы! — Лешка не выдержал, расхохотался, а потом пояснил, что рука не дрожит только у трупа. — Ну, дыхание ты, допустим, задержишь, а сердце-то все равно будет биться, его-то ты не остановишь, а, значит, и рука — пусть хоть немного, чуть-чуть — а дрожать будет. И черт с ней, пускай дрожит! Старайтесь, парни, совмещать невидимую линию прицела с мишенью в движении — пусть описывает некий небольшой круг — по ходу дрожания рук. И этот воображаемый вами кружок должен находиться непосредственно под мишенью — если нет ветра, над мишенью — если стрела слишком уж тяжела и тетива ослаблена, на три-четыре круга выше мишени — если стреляем издалека, по дуге. Понятно?

— Угу. Только больно уж все сложно!

— А просто ничего в этой жизни не бывает, ребята. Уж вы мне поверьте. Да, вот еще одно — тоже главное. Когда вы все мысленно совместили, прицелились, начинайте плавно тянуть спусковую скобу, не дергайтесь, не подгадывайте дыхание под выстрел, вообще его не ждите — в этом залог успеха! Ну, Тихон, пробуй!

Короткая арбалетная стрелка — болт — задрожала… нет, не в середине мишени, и даже не очень-то рядом, а, скорее, с краю. Но все же и это был прогресс!

— Ага-а-а-а!!! — подбежав к мишени, обрадованно завопил Тихон. — Вот оно как, оказывается! Ну, сейчас еще разок…

— Мне, мне дайте попробовать!

— Уйди, гнида!

— Не ругайтесь! Тихон, заряди брату арбалет.

Они стреляли еще, наверное, с час или даже того больше, и, как всякий учитель, Лешка откровенно радовался несомненным успехам своих учеников. Даже расслабленно пообещал:

— Завтра научу вас метать ножи!

— Вот здорово! Правда, Тихон?

— Ага!

— Да, — вдруг вспомнил «Филофей Мистрийский». — Хорошим манерам я ведь вас тоже должен научить!

— А может, лучше ножи пометаем?

— Всему свое время, — наставительно заметил Алексей.

Странно, но балбесы теперь не казались ему такими уж наглыми и противными, как в первый момент знакомства. Да, еще не следовало забывать — зачем он вообще сюда явился?!

— Короче, парни, объяснять манеры буду на примерах! На авторитетных примерах.

— Это как?

— А так! Вот скажите-ка, кого вы больше всего уважаете?

— Батюшку! — не сговариваясь, хором воскликнули подростки.

Алексей ухмыльнулся — он ведь того и ждал.

— Вот на его примере и будете учиться! Присмотритесь, понаблюдайте за ним — да только так, чтоб он ничего не заметил!

— Само собой!

— И каждый день будем с вами разбирать — что ваш уважаемый батюшка делал, с кем встречался, куда и зачем ездил, как разговаривал. Незаметно послушать все его разговоры вы ведь сможете?

— Да проще простого!

— Ну вот и славно. А теперь мне, пожалуй, пора.

Прихватив с собой гонорар, «учитель этикета и хороших манер Филофей Мистрийский» покинул дворец господина Агафона Карабиса, почтительно провожаемый его отпрысками.

Парни, прощаясь, даже заглядывали в глаза:

— А вы завтра точно придете, господин учитель?

— Постараюсь. У меня ведь, кроме вас, еще много дел, знаете ли! А вы тут время даром не тратьте — тренируйте дыхание и мускулатуру, побольше бегайте, прыгайте, подтягивайтесь.

— Мы будем! — хором пообещали подростки.

— И не забывайте смотреть за отцом!

Направив буйную энергию Агафоновых балбесов в относительно мирное русло, Алексей не спеша направился ближе к дому, весьма довольный полученным гонораром и проведенным днем. В синем небе сияло зимнее…

Глава 9

Зима 1449 г. Константинополь

Клад лекарств здесь непочатый, —

Так торгуй и будь богатый!

Но, пожалуй, в самый раз

Увеличить их запас:

Покупателей немало, —

Надо, чтобы всем достало.

«Продавец мазей»

…солнце. Между прочим, очень даже яркое!

Излишне пафосные речи обычно любят произносить либо лжецы, либо негодяи — именно так всегда считал Лешка. Следующий фигурант дела о заговоре — управляющий дворцовыми конюшнями господин Эраст Никомедис как раз таковые речи очень любил, не упуская даже самого ничтожного случая выказать свою преданность базилевсу и стойкий государственный патриотизм, указанный свыше. В общем-то, склонность к подобного рода речам — это было все, что смог разузнать о Никомедисе Зевка.

— Прямо скажем, негусто! — прищурившись от яркого солнца, посетовал Алексей.

Он встретился со своим давним агентом неподалеку от паперти церкви Апостолов, за кустами, где обычно поджидал Николая. Забавная ситуация складывалась — ведь у Николая, он, Лешка, как раз сам был в роли агента, вот как у него — Зевка.

— Ну, еще в церковь часто ходит, — вспомнил о фигуранте агент. — Подолгу там службы простаивает, ни с кем не говорит, не общается — только молитвы шепчет, да поклоны кладет. И, чем больше в храме людей, тем истовей — я специально смотрел.

Старший тавуллярий усмехнулся:

— Ханжа выходит, наш господин Эраст. Впрочем, судя по его любви к поучениям и речам — ничего другого о нем и не подумаешь. Ну, ханжа еще не шпион! Мало ли прохвостов? Что с площадью Тавра?

— С чем? — не понял поначалу Зевка, но тут же кивнул. — А, ты имеешь в виду Харитона Гаридиса! Так я уже побывал у него в гостях. Правду говорят — душа человек!

— Интересно, как же ты на это сподобился? — Алексей удивленно присвистнул. — Он что, всяких бродяг привечает?

— Не, не бродяг. Музыкантов, поэтов, философов. Философом я и сказался.

— Ты?! Философом?! — старший тавуллярий всплеснул руками. — Да ты ведь даже не знаешь, кто такой Плифон!

— А там ни про каких Плифонов не спрашивали, — резонно отозвался Зевка. — Накормили, вином угостили, да звали захаживать на эти… как их… званые вечера, вот!

— Ну так про Харитона-то что скажешь?

— Очень хороший человек! Не то что скупец и ханжа Эраст с улицы Хора. Открытый, душа на распашку! Друзей — миллион.

— Очень удобно в смысле сбора шпионских сведений.

— Да чихать он хотел на турок! И вообще, по-моему, к латинянам больше склоняется.

— Ну, это мы поглядим. — Алексей азартно потер руки. — Значит, говоришь, философов привечает? Черт, как бы сходить-то?

— Да так вот, взять да пойти! Званый вечер как раз в следующий четверг будет.

— Не могу я так просто пойти, — со вздохом признался Лешка. — Слишком уж я в тех местах известен, боюсь, и грим не поможет. Придется тебе в друзья к Харитону набиться, хоть и в философии ты не силен. Ничего, выучишь! Все, что прикажу — выучишь. Начнешь с Платона, с Аристотеля — перед вечеринкой явишься ко мне на экзамен.

— Но, господин…

— Явишься, я сказал!

— Господин, мне бы хоть немножко денег, — плаксиво заканючил Зевгарий. — А то ведь я все по твоим делам… а своими-то и заняться некогда!

— То-то зеваки с площади Тавра благодарны Господу! Ладно — на, держи!

Лешка небрежно швырнул парню два золотых дуката из полученной от Агафона партии. Зевка не поверил своим глазам:

— Господи! Это что же? Настоящее золото?

— Нет, фальшивое! — пошутил Алексей. — Конечно, настоящее.

— И что — это все мне?

— Тебе, тебе, бери, пока не передумал.

— Храни тебя Господь, господин Алексий!