Глава 11
Весна 1449 г. Константинополь
Эта лилия с темной фиалкой
Переплелася, а та
майораном опутана нежным.
Клавдиан «Похищение Прозерпины»
…шпион! Так уж выходит. Ну, конечно, хорошо бы еще раз перепроверить… Или подсунуть эту версию бывшим коллегам?
На следующий день Алексей снова пришел в гавань Феодосия — и чуть было нос к носу не столкнулся с Карабисом! Случай… Нувориш был одет скромненько, не как всегда, да и коляска — неприметная одноколка с поднятым, несмотря на солнечный день, верхом — несомненно, свидетельствовала о нежелании господина Карабиса привлекать к себе чье бы то ни было внимание.
Таился Агафон, таился!
И вот еще… Лешка глазам своим не поверил, увидев мелькнувшего рядом с Карабисом человека. Черная, аккуратно подстриженная бородка, аристократические манеры, этакая вальяжность в жестах и мимике… Алос Навкратос — пожалуй, крупнейший судовладелец в городе. К тому же имеющий и несколько сухопутных транспортных контор. Алос Навкратос еще лет пять назад подозревался в связях с турками, правда, ничего конкретного доказать тогда не удалось. Но вот сейчас… Тайные вояжи Карабиса в Феодосийскую гавань, стоявший там турецкий корабль, замаскированный под мирное венецианское судно, Алос Навкратос — все это вместе выглядело в высшей степени подозрительно!
Агафон, махнув рукой Навкратосу, быстро тронул повозку — управлял сам, без возчика — и через пару минут скрылся из виду, завернув за какой-то склад. А господин Навкратос не особенно-то и таился! Впрочем, а зачем ему прятаться, когда у него здесь, в гавани, полно складов? Уселся в щегольскую коляску, хлопнул по плечу возницу — поехал, ничуть не торопясь и — не хуже того же Лешки — явно любуясь открывающимся видом.
Синело — до боли в глазах — море, ярчайшее солнце отражалось в воде ослепительным взрывом, белые чайки алчно кружили над палевой пеной прибоя. Мощная зубчатая стена — стена Феодосия, казалось, уходила куда-то за линию горизонта, скрываясь в утренней туманной дымке.
Надвинув на глаза шляпу, Алексей повесил мантию на руку — не мог уже в ней идти, до того стало жарко — и так же не спеша, зашагал к воротам, стараясь не терять из виду коляску Навкратоса.
Проехав ворота, та повернула направо и, убыстряя ход, покатила вдоль городской стены. Лешка, конечно, уж не стал бежать, но все ж присмотрелся, увидел, как, взяв влево, на улицу Медников, преследуемые поехали к площади Тавра. Вот туда уж совсем нельзя было Лешке соваться — ну, разве что, накинув на плечи мантию. Подумав, молодой человек так и сделал.
Нет, вряд ли его хоть кто-нибудь мог сейчас узнать, особенно — издали! Раньше был светловолосый, теперь — ярко выраженный шатен, даже специально отпущенная борода аккуратно выкрашена, к тому же — надвинутая на самые глаза шляпа, да еще и мантия, да и вообще — вид некоего иностранца: длинноносые башмаки, узкие шоссы, шейная цепь — жазеран — правда, потускнела, но издали все еще сходила за золотую. Иностранец! Какой-нибудь франк или генуэзец. И походка соответствующая — если Алексей не забывал ее контролировать. Спасибо Мелезии, научила — мама родная не узнает, точнее сказать — Ксанфия. Как-то она там, в Московии? Как Сенька, не болеет ли, не дай-то Господь?
— Здравствуйте, господин старший тавуллярий! Вот вы-то мне и нужны!
Господи… Это что еще?
— Вы, вы… Я вас сразу узнала! Только не говорите, что вы меня не помните!
Да уж, бывают в жизни встречи! Присмотревшись, Лешка узнал в подошедшей к нему пожилой матроне ту самую старушку с улицы Медников, что жаловалась в сыскной секрет на разбитые горшки с цветами. И настырная же была старушенция! Такая сухонькая, востроносенькая, боевая! Как же ее зовут-то? А не вспомнить теперь.
— Нет, нет, я не по старому делу, — старушка невозмутимо вышагивала рядом с Лешкой. — У меня ведь, господин старший тавуллярий, опять горшки разбили! Один раз — вот прямо только что! Прошу вас, зайдите ко мне — составьте акт! Это же полное безобразие. Какие-то разбойники житья не дают, никто их не ищет… Я, господин старший тавуллярий, настаиваю на немедленном составлении акта, иначе оставляю за собой право пожаловаться в вышестоящие инстанции! А что делать, господин старший тавуллярий?
Во время разговора — точнее сказать — монолога — старушка все время повышала голос, так, что сейчас уже почти кричала, привлекая к себе — и к Лешке — внимание многочисленных прохожих. Что и говорить — местечко-то было людное.
— Так что, господин старший тавуллярий…
— Хорошо! — Алексей быстро кивнул. — Идемте составлять акт. Только вот, найдется ли у вас перо и бумага, как видите, я ничего такого с собою не захватил.
— И то сыщется, и другое, господин старший тавуллярий. Вы придите только!
Деваться, похоже, было некуда — ну, не бежать же? — И Лешка поспешно свернул в тенистый садик, за которым виднелся небольшой двухэтажный дом с добротной, покрытой затейливой резьбой, дверью.
При виде старушки дверь, словно бы сама собой, распахнулась и чистый девичий голосок прожурчал:
— Вижу, вы быстро управились, госпожа.
— Ха, быстро? — Старушка скосила глаза на своего спутника. — Чисто случайно встретила на улице господина старшего тавуллярия. Он ведь и прошлый раз занимался нашим делом, помнишь, Глафира?
Служанка — смешливая светловолосая девчонка лет четырнадцати — поклонилась и прыснула:
— Что-то он в прошлый-то раз не сыскал лиходеев!
— Ну, может, сейчас повезет — сыщет… Прошу наверх, господин старший тавуллярий.
Поднявшись по недавно выкрашенной лестнице, Алексей очутился в небольшой узковатой зале, с двумя широкими лавками вдоль стен и обширным столом, на котором — старушенция не обманула — в образцовом порядке были разложены писчие принадлежности: стопка сероватой бумаги, три яшмовые чернильницы и серебряный стаканчик с гусиными перьями.
— Что, господин старший тавуллярий, заявления снова можно писать или сойдет и старое?
— Сойдет и старое, — махнул рукой Алексей. — Ну, показывайте же, где тут у вас место происшествия? Буду составлять акт.
— А вот. — Бабуся распахнула ставни. — Все, как и в прошлый раз! Видите?
Прямо под окном, на широком карнизе, в ряд были выставлены горшки с цветущей ярко-красной геранью или каким-то подобным ей растением, Лешка в цветах не особенно разбирался. Всего семь штук, вернее — шесть, от последнего, седьмого, остались одни осколки да ошметки черной землицы.
— У меня и внизу цветы, вон, видите? — высунулась в окно хозяйка. — Так их ведь не тронули! Ну, что вы на это скажете?
— Думаю, мальчишки шалят — бьют из пращи на спор… Ну, во-он с того пригорка! — Лешка и в прошлый-то раз мыслил примерно в этом же направлении — ну, кому еще-то нужно было столь избирательно бить чужие горшки?
— Так мальчишки разве попадут? — усомнилась бабка. — Хотя, конечно, балбесов средь них хватает. Так что, составляется акт?
Вздохнув, старший тавуллярий уселся за стол и обмакнул в чернильницу первое попавшееся перо. Ему вдруг самому стало интересно, почему ребятня выбрала для своих дурацких соревнований именно это окно? Вон, в соседнем доме, на карнизе — точно такие же цветы! Почему их не трогают? Какая во всем этом логика?
Еще раз подойдя к окну, Алексей посмотрел вокруг, окидывая панораму. Даже — не столько уже для бабки, сколь для себя — составил примерную схему. Вот тут — большой квадрат — площадь Тавра, здесь, узенькая такая, улица Медников, дом, напротив — садик, холлом — вот с того холма можно цветы из пращи достать, если постараться, конечно. А вообще, откуда их видно, эти цветы-то? Ну, с того же пригорка и видно, а еще? С улицы, кстати, не очень-то — карниз широкий, улочка узкая, наверняка — голову задирать надо. Неудобно!
А вот если выйти, так сказать, за границы системы! Лешка быстро изобразил на листке небольшой неровный кружочек — площадь Константина. Снова посмотрел в окно: во-он из того четырехэтажного домика должно быть прекрасно видно. С последнего этажа — из двух окон…
Ну, видно? И что?
— Ну, господин старший тавуллярий? — заволновалась бабка. — Так что, на этот раз есть надежда?
— Будем работать! — свернув схему, важно отозвался Алексей. — Направим людей, поднимем массы, организуем общественность. Перекроем все дороги, там вон, в садике, посадим засаду — думаю, к концу недели уж наверняка супостатов выловим! Выловим, осудим показательным судом и обязательно казним самой страшной казнью!
— Казнью? — Старушенция озадаченно заморгала. — А что, уж так обязательно этих шалопаев казнить?
— А как же? — обернулся на пороге Лешка. — Чтоб другим неповадно было! Сами же говорите — житья от этих лиходеев нет?! Да, кстати… Вы бы выбрали заранее казнь — я запишу.
— Выбрать?! Казнь?!
— А как же?! Таков уж порядок.
Старший тавуллярий еле сдерживал смех, хорошо понимая, что никак иначе от настырной заявительницы не отделаешься. А ну, как явится в секрет? Мол, как там с моим делом? Чем занимается господин старший тавуллярий Алексей Пафлагон?
А там — Злотос! Какой-такой Алексей Пафлагон? Вы что, его живым видали? Ах, не так и давно? А ну-ка сообщим всем заинтересованным лицам — вот спасибо, что вы к нам пришли, а то ведь его уже и искать перестали, сочли сгинувшим. Опаснейший государственный преступник ваш старший тавуллярий — так-то!
Нет, эта бабуся — как хоть ее зовут-то? — определенно, женщина не злая. Даже, скорее, добрая — вон, служанка-то вся на смешках — ничуть не боится хозяйки. А была бы та мегерой, так уж не посмеялась бы!
— Ну вот. — Алексей перешел на официальный тон. — У нас имеется на выбор четыре способа казни… Впрочем, нет, на данный момент — три, четвертый — четвертование — сейчас не пойдет, по причине затупления топора. Топор здоровенный — месяц точить будут, никак не меньше. Значит, остается: повешенье, утопление и сожжение! Что вам больше нравится, уважаемая госпожа… гм-гм… вот, вылетело из головы ваше достойное имя…
— Ираида… — Старушенция снова заморгала. — Сказать по правде, мне никакие казни не нравятся. Вот, если б шалопаям слегка похлестать по заднему месту… Так, чуть-чуть, чуть… попугать только.
— Мы не пугала! — наставительно воскликнул Лешка. — А важное государственное учреждение. Мы не пугаем — мы действуем. Так что, не выбрали еще способ казни? По глазам вижу, что нет. Тогда, значит, вот что… Вы к нам когда зайдете — ну, знаете ведь, где наш секрет расположен, тут, кстати, недалеко — тогда и скажете.
— А без меня их не казнят?
— Без вас — никак! Вы же заявительница!
Прижав руку к груди, Алексей поклонился и, еле сдерживая смех, спустился по лестнице, оставив потерпевшую в тяжких раздумьях.
На улице и за оградами, в садиках, вовсю цвела сирень, солнце светило так ярко, что, казалось, готово взорваться, а синее небо выглядело безмятежным и звонким. Словно б и не было никаких турок, шпионов, разбойников…
Старший тавуллярий уже подходил к церкви Апостолов, когда вдруг почувствовал слежку. Кто-то шел за ним… какой-то молодой парень с угрюмым взглядом. Топал, топал! И даже пытался догнать… Ну-ну!
Резко свернув, Лешка нырнул в первый попавшийся переулок и выхватил из ножен кинжал… На который едва не наткнулся преследователь!
Вовремя остановился, попятился… Потом вдруг улыбнулся:
— Господин, к вам есть разговор.
— Говори! — Алексей ухмыльнулся, не спеша убирать клинок.
Парень мотнул головой:
— Не у меня. Есть один человек… Он вас ждет у старого портика.
— Ах вот, значит, как? И кто же это?
— Евстафий. Он сказал — вы его знаете.
— Евстафий? — удивленно моргнув, старший тавуллярий опустил кинжал. — Ну что же, пойдем, посмотрим.
Бывший подчиненный Косого Карпа, Евстафий сам вышел навстречу. Улыбнулся:
— Случайно увидел вчера Креонта.
Креонта? Какого еще Креонта? Ах да…
— Он бил из пращи какие-то цветочные горшки.
— Что?! — Алексей ушам своим не поверил. — Креонт бил горшки?
— Да. Похоже, он очень хороший пращник. Рыбья морда!
— А где, где он это делал?
— На улице Медников. Той, что недалеко от площади Тавра.
Поблагодарив Евстафия за сведения, старший тавуллярий озадаченно хмыкнул и поспешно зашагал ближе к дому. Креонт! Значит, Креонт!
Мелезия! Вот кого расспросить — уж она-то должна знать о нем все, ведь Креонт — актер ее труппы!
* * *
— Креонт? — Едва Лешка спросил, Мелезия удивленно округлила глаза. — А с чего бы тебя он так интересует?
— Да так… Есть к нему несколько вопросов.
— Так уже больше месяца, как его с нами нет.
— Как нет?
— Да так вот и нет. — Девушка пожала плечами. — Как запахло весной, исчез, гад. Словно и не было! Полностью порушил нам весь репертуар — играть-то некому. А ведь сезон давно начался, вот и приходится выкручиваться. Слушай… — Мелезия обняла Лешку за плечи. — Я ведь и тебя стала реже видеть! Уже забыла, когда проводила с тобой ночь.
— Две недели назад, — негромко напомнил молодой человек.
— Ну да… Смотрю, ты помнишь…
Повернувшись боком, девушка медленно стянула с себя столу… а затем — и тунику. Встала на ложе — обнаженная красавица актриса — улыбнулась призывно…
Поспешно стянув с себя одежду, Алексей бросился к ней с неуемной жадностью голодного тигра. Зарычал даже, покрывая страстными поцелуями юное гибкое тело…
А за окнами тихо плыл теплый оранжевый вечер.
Как, в конце концов, выяснилось из беседы с девушкой — о Креонте она мало что знала, уж больно тот оказался скрытен. О прошлом своем не разговаривал, вообще редко когда поддерживал разговоры, а если и поддерживал, так только тогда, когда ему что-то было надо — к примеру, выспросить про доходный дом бабки Виринеи Паскудницы. Об этом, кстати, Мелезия уже как-то рассказывала, да Лешка забыл, вернее — не обратил внимания, что ему там было до какого-то актеришки?
А, может статься, Креонт приходил и сюда? Зачем? Мало ли других доходных домов, почему обязательно в этот? Может, он хорошо знал кого-то из постояльцев? Да-да, Мелезия ведь что-то говорила… Кажется, он видел как-то среди зрителей покойных Созонтия и Анисима Бельмо — тогда еще живых. Да-да, видел! Как раз давали «Электру». Креонт тогда собирал со зрителей деньги. И сразу после этого стал выспрашивать о доходном доме старухи Виринеи. Неспроста? Явно неспроста. Плохо, что Мелезия мало что помнит. А может, Креонт заходил к старухе Паскуднице?
Спустившись вниз, за вином, старший тавуллярий с улыбкой заговорил с хозяйкой. О весне, о растущих ценах, о мздоимцах-чиновниках, о том, что нового постояльца заместо убитого Созонтия так и не нашлось.
— Найдется, — засмеялась старуха. — Сейчас весна — народу в порту много.
— Да уж, — тут же поддакнул Алексей. — А что, в прошлое лето было много желающих снять комнату?
— Да были… Даже и по осени заходили, я уж теперь не помню. Был вот чернявый такой…
В этот момент Лешка вытащил заранее приготовленные монеты:
— Вот вам за жилье. Акче.
Он быстро отсчитал серебряхи, нарочно обозвав аспры на турецкий манер. Потом еще раз, словно бы невзначай, повторил это слово — акче.
— Вот и Созонтий с Анисимом так их называли, покойнички. — Старуха благостно перекрестилась. А потом вспомнила: — Да и тот, чернявый — тоже! Да-да… Он же все потом выспрашивал — что за соседи, да не буяны ли. Почитай, про каждого расспросил.
Так-так… Расспросил значит… Сначала — случайная встреча во время пьесы. Ну а затем уж дело техники — проследить, расспросить… Убить! За что? А они ведь земляки, точнее — там, на туретчине, друг друга неплохо знали. Могли узнать и сейчас… Значит, получается, что Креонт — турецкий лазутчик?! А ведь, выходит, что так! Только вот где искать теперь этого Креонта?
Секундочку! Как это — где? Не далее как вчера он стрелял из пращи по цветочным горшкам. Ничего себе, развлечение для лазутчика! Подавал кому-то знак?! Именно! Откуда лучше всего видны окна старушки с улицы Медников? С доходного дома близ площади Константина. Район достаточно фешенебельный, значит и дом — не из дешевых. Простых постояльцев там нет и так просто не проникнешь. А проникнуть нужно…
Поднявшись к себе и погладив по голове уснувшую Мелезию, старший тавуллярий развернул схему. Ну вот он — доходный дом — на прямой линии. Очень хорошо видны все горшки. Все семь. Вернее — шесть, седьмой разбит. Седьмой… Седьмой… Господи — да это же конец недели! Послезавтра! Черт побери — уже послезавтра! Но ведь цветочный горшок разбит только вчера. Если сигнал не приняли сегодня, то… то остается завтра. Только бы завтра хоть кто-нибудь появился. Или — послезавтра. Должен, должен, уж наверняка — это какой-то экстренный способ связи, ну не могут же турецкие шпионы бить чужие горшки каждый день — горшков не напасешься!
Алексей взял с собой Зевку и Епифана с его мальцами-карманниками — ну, кого больше еще-то? Да и не для силового захвата нужны были люди — просто постоять, посмотреть, уж лишние глаза в таком деле не помеха. Одна мысль только тревожила — а вдруг сигнал приняли еще вчера? Или даже позавчера? Тогда оставалось только расспросить хозяина о постояльцах. Нет, лучше не хозяина — слуг.
— Если подам знак, бегите за помощью… Зевка знает — куда, — подходя к дому, негромко предупредил старший тавуллярий.
— А какой знак? — спросил кто-то из мальчишек-карманников.
Лешка задумался:
— Ну, вдруг махну рукой из окна или крикну. В общем, увидите.
Перекрестившись на видневшуюся невдалеке церковь, Алексей вошел в ворота доходного дома. На первом — нулевом — этаже, как водится, находилась харчевня. Сразу подскочил хозяин — толстяк с курчавой бородкой — улыбнулся угодливо:
— Что господин желает?
— Вина! Да, у вас имеются свободные комнаты?
— Пока есть.
— А что за соседи? Не очень шумные?
— Да что вы, что вы!
— И все же, хотелось бы узнать о них поподробнее. Видите ли, я желаю снять ваши апартаменты надолго, быть может, даже на год, а то и больше.
— Хорошо, господин. Я подошлю к вам своего помощника — он все расскажет.
— Отлично!
В ожидании разговора старший тавуллярий с улыбкой потягивал вино, время от времени посматривая на распахнутые на улицу двери, сквозь которые проникало слепящее солнце. И вдруг…
Сначала снаружи загремела колесами повозка. Судя по звуку — легкая, для седоков, не для груза. Послышались шаги, и чья-то возникшая в дверях тень на миг затмила солнце.
— Хозяин! — с порога закричал вошедший. — Долго я буду тебя ждать?
— Сейчас, сейчас, господин мой, — тут же засуетился толстяк. — Сей момент!
— Я буду во дворе. Поторапливайся!
Тень сместилась в сторону. Лешка резко обернулся — уж больно голос и манеры говорящего показались ему знакомыми. Да и вид со спины — внушительный! Неужели…
Встав, старший тавуллярий быстро подошел к дверям и осторожно выглянул…
Ну точно — он! Собственною персоною господин Агафон Карабис! Что ж, следовало ожидать…
Господи — а что это там так машет рукою Зевка? Видать, что-то хочет сообщить. Ну не до него пока.
— Господин…
Алексей обернулся, увидав только что подошедшего слугу.
— Хозяин велел рассказать вам о наших жильцах.
— А! Отлично! — Старший тавуллярий усмехнулся. — С удовольствием послушаю. Снять жилье не такое уж простое дело, любезнейший, — мало ли, какой-нибудь буян-сосед попадется? Так ведь бывает, и часто.
