— Да уж — не хор мальчиков из Флорентийского собора. Не хор!

— А вы, святой отец, можно подумать, петь умеете! — просто так, от нечего делать, подначил Лешка. — Вчера вон, пытались — так у меня, по правде сказать, от ваших воплей только уши вяли.

— Ну, так это мы пьяные были, — ничуть не обиделся священник.

Честно говоря, оба беспутных патера вызывали у Алексея симпатию — он как-то всегда себе представлял католических священников более аскетичными, что ли. А эти были вполне живые люди — веселые, разговорчивые, драчливые даже! А уж как ругались — грузчики на Артополионе обзавидовались бы! Правда, потом всегда долго молились — замаливали грехи. Очень, кстати, удобно!

— Вот, бывало, в студенческие-то годы как запоем! — предался воспоминаниям отец Себастьян. — Тихо плещется вода — голубая лента, вспоминайте иногда вашего студента! Йэх, бывали времена!

— Хорошая песня, — одобрительно кивнул старший тавуллярий. — Вот ее бы вчера и пели, а не эту, дурацкую, рыцарскую.

— Рыцарскую? А, L’Homme arme вы имеете в виду? — Откашлявшись, святой отец набрал в легкие побольше воздуха и, словно специально, заорал: — Л, омме л, омме л, омм армэ!!! Л, омм армэ!!! Л, омм армэ!!!

— Во, распелся черт гундосый! — подал недовольный голос проснувшийся от воплей отец Оливье, всем обликом своим напоминавший длинную сухую жердину. — Чего разорался-то? Сейчас как двину по лысине — вмиг уймешься.

— Э, отец Жердяй, просыпайся-ка! Утреннюю молитву проспали.

— Да и черт с ней!

— О, да ты, я вижу, опаснейший еретик, отче! Еще и богохульствуешь. Чем ругаться, сходил бы лучше к шкиперу за вином.

— А что, здесь шкипер вино продает?

— Ключи-то у него. Ну иди, иди, чего вылупился?

— А сам чего не сходил?

— Так мне невместно — сан не позволяет!

— Ах, сан не позволяет?! А мне, значит, позволяет?!

— Так ты, отец мой, и так богохульник и еретик — чего еще терять-то?

— Кто еретик? Я еретик? Ах ты ехидна, змея галилейская, да я тебя сейчас…

До драки, впрочем, дело не дошло — святые отцы вели себя сегодня на редкость прилично. Может, потому, что было еще утро?

— Хватит вам спорить — я схожу, — утихомирил священников Лешка. — Деньги только давайте.

— Вот вам, Алексиус, целый флорин!

Зажав золотой в кулаке, Алексей накинул на плечи легкий шелковый плащ — не от ветра, а красоты и изящества ради — и вышел на палубу, полную пассажиров и делавших уборку матросов. Молитва уже закончилась, но хоругвь с изображением Богоматери все еще трепетала от легких порывов ветра, надувавшего паруса «Черной лилии» — так гордо именовалось это изящное четырехмачтовое судно — венецианской постройки неф. Две передние мачты — фок и грот — несли прямые паруса, второй фок и бизань — косые, что позволяло судну сохранять приличную скорость и лавировать довольно круто к ветру. Высокий, изогнутый лебедем, нос с длинным бушпритом, длинная и такая же высоченная корма, украшенная балкончиками и резьбой — марсильяна (так именовался трех— четырехмачтовый неф) «Черная лилия» представляла собой образец всех технических достижений своего времени. Семь якорей, навесной руль, компас! На корме и баке виднелись небольшие бронзовые пушки, рядом с которыми были расстелены войлочные подстилки — места для пассажиров эконом-класса. Одного из этих пассажиров Лешка, кажется, знал.

Ну конечно!

Замедлив шаг, старший тавуллярий присмотрелся к коренастому бородачу, деловито чистившему вяленую рыбу. Рядом с ним, прямо на палубе, стояла большая кружка с водою или вином, из которой бородач время от времени отпивал, после чего крестился на православный манер.

Алексей улыбнулся — таиться ему было незачем, наоборот даже! Да и как тут, на корабле, затаишься-то? Ну разве что носа из каюты не казать?

— Прохор, тебя ли вижу?!

Поставив кружку на пол, мужик с достоинством оглянулся:

— Кого я вижу?! Никак, Алексий! Ты как здесь?

— Получил заказ на составление портоланов! — с важностью пояснил молодой человек.

— Чего-чего?

— Ну земельных чертежей. С описаниями! Вот, еду теперь в Русию через татар.

— В Русию?! Через татар?! — Прохор явно обрадовался знакомцу. — Так и мы туда же! Артелью.

Алексей присел рядом:

— Что, в Константиновом граде заказов нету?

— Да есть. — Артельщик усмехнулся. — Только вот потянуло что-то на родину, я ведь русский, из-под Коломны. Десять лет дома не был! Вот, ребят некоторых сманил — на Москву подадимся, во Владимир, Суздаль! Говорят, князь Василию плотники нужны — города-то поразорены, пожжены — восстанавливать, строить надобно!

— Хорошее дело, — одобрительно кивнул Алексей. — А вы каким путем на Москву-то?

— По Муравскому шляху, а может, и по Большебазарной дороге — как сладится.

— Вот и я б к вам в артель пристал!

— Так за чем дело стало? Все рады будут!

— А где все ваши-то?

Как пояснил Прохор, остальные плотники путешествовали третьим классом — между палубами, то есть спали ночью там, а с утра, после корабельной уборки, выбирались на верхнюю палубу, и вот сейчас уже должны были бы быть.

— Терентий тоже с вами? — вспомнив своего недоброжелателя, как бы между прочим поинтересовался Алексей.

— Терентий? Да нет, давненько уж его не видали. Сказывали, как из узилища его выпустили, так подался к лихим людям. Но верно то или нет — не скажу, сам не видал, а так, слухи ходили. О, во-он они, наши!

Артельщики — а поплыло с Прохором девять человек — при виде Лешки тоже заулыбались: все ж таки приятно встретить знакомого. Кроме самого Прохора Богунца, русских среди плотников не было — болгары, ромеи, валахи, даже один грузин.

Поговорив, условились в Тане прибиться к какому-нибудь купеческому каравану — и дальше идти с ним, а какой дорогой, не важно, гораздо важнее было не угодить в полон к татарам.

— А у татар что, нельзя подзаработать? — спросил у старшего один из артельных. — Что, они домов не строят?

— Строят, только не из дерева — из камня, — с видом знатока пояснил Прохор. — Дерево у них — почти что на вес золота. Да не переживайте — на Руси столько работы, что как князья жить будем!

— Вот, то хорошо бы!

Разыскав шкипера, Алексей купил сверх нормы вина — обычная корабельная норма составляла около двух литров вина в день на одного пассажира, но нормы четверым собутыльникам явно не хватало, хотя, видит Бог, Лешка и Франческо пили умеренно, но вот патеры…

Вытащили сыр, порезали сегодняшний обед — солонину, да принялись себе пировать, подставляя врывающемся сквозь распахнутое окошко свежему ветерку разгоряченные выпивкою и беседою лица. Болтали так просто, за жизнь, без всякой определенной цели — лишь бы скоротать время. Вечерами все обитатели кают обычно прогуливались на кормовой палубе или на баке, а вот днем предпочитали сидеть у себя — на палубе было слишком уж жарко. Пьянствовали, а что еще делать-то?

Вот и сейчас оба патера и Лешка рассеянно внимали рассказам молодого скульптора, восторженно описывающего турецкие нравы. Оказывается, он около двух лет провел в Никомедии, а потом — в Никее, работал на строительстве дворцов.

— Интересно, что это ты там делал? — удивленно поднял глаза Алексей. — Бог магометан ведь запрещает изображать живые существа — а ведь ты скульптор, не кто-нибудь.

— Так я живых и не изображал. — Юноша отмахнулся. — Вырезал из камня всякие узоры — арабески, орнаменты.

— А что, там местных-то резчиков нет?

— Да нет, хватает. Просто уж очень много чего строят эти турки! И все хотят, чтоб покрасивее.

— Помогал, значит, заклятым врагам Христовой веры? — язвительно хмыкнул отец Себастьян.

Франческо поморщился:

— Не помогал, а зарабатывал деньги. Хорошие, между прочим, деньги — в Италии таких никогда не заработаешь. Вот и сейчас в Кафу еду — на заработки. Пригласил один богатый купец!

Похожий на жердь отец Оливье глухо расхохотался:

— Вот она, нынешняя молодежь — все деньгами меряет! Нет, чтоб о душе хоть немножко подумать.

— А я думаю! — вспыхнул молодой скульптор. — И на храмы жертвую щедро.

— А вот это ты правильно, сын мой! — резюмировав, отец Себастьян махнул рукой. — Ну, наливайте, что ли. Выпьем. Да лей, лей, Франческо, не тряси — больше разольешь. Все правильно, такому молодому да красивому сеньору, как ты, деньжат требуется много. Поди, на женщин их тоже тратишь?

— Да бывает, — под громкий хохот присутствующих сконфуженно признался парень.

— На чужих жен, стало быть! — не преминул заметить отец Себастьян. — Грешник ты, синьор Франческо, грешник. Послушай-ка, а не купишь ли у меня индульгенцию? Есть очень хорошие, в цене, думаю, сойдемся.

— Брось ты беса тешить! — Отец Оливье хлопнул юношу по плечу. — Расскажи-ка лучше, ты самого Мурада, султана турецкого видел?

— Видал, но не вблизи, а так, издали. А вот наследника, Мехмеда, приходилось и близко видеть — любит он по городам на коне скакать. Красивый такой юноша, правда, необузданный. Говорят, учится только из-под палки.

— А кто не из-под палки учится? — вполне резонно переспросил отец Себастьян. — Скажу так — ежели б меня не пороли, так вырос бы неучем!

Жердина — отец Оливье тут же расхохотался:

— Почтеннейшим твоим учителям нужно было бы тебя почаще пороть. Глядишь, и толк вышел бы!

— Да ну тебя, падре!

— Вот, помню, заказывал мне отделку дворца один турок. Не самый знатный вельможа, но и не из бедняков — служилый, на жалованье. Греческую речь знал, грамматику — учителем мог бы работать! Выдал мне денег, да велел набрать каменотесов на свое усмотрение… А там, в Никее, имеются рабы при городском хозяйстве, вот я их и приспособил — работать, правда, пришлось им немало, зато потом все на волю выкупились! Уехали в Константинополь — все десять человек, артелью. Славные люди.

— В Никее, говоришь? Каменотесами? — задумчиво переспросил Лешка. — А Созонтий с Анисимом Бельмом у тебя, случайно, не работали?

— Созонтий? Анисим? — Франческо пожал плечами. — Может, и работали, я ж по именам их не помню. Постойте-ка! Бельмастый точно был. Вот только как его звали…

— Да хватит вам вспоминать, — махнул рукой отец Себастьян. — Обратите внимание — вино уже кончилось! Синьор Франческо — твоя очередь бежать.

А скульптор и не отказывался:

— Ах да, да, конечно.

Юноша отсутствовал долго, по всеобщему мнению — гораздо дольше, чем требовалось для покупки вина. Впрочем, может быть, это оттого, что время в ожидании тянулось так медленно, словно вол, влекущий тяжело груженный воз.

Почертыхавшись, патеры успели уже задремать, да и Алексей начал клевать носом, когда, наконец, посланец соизволил вернуться. И слава богу — с вином.

— Задержался чуток, — опускаясь на низкое ложе, смущенно признался Франческо. — Понимаешь, Алексей, вдруг показался в толпе на палубе один знакомый. Очень хорошо знакомый мне человек.

Старший тавуллярий пожал плечами:

— Бывает. Я вон тоже сегодня знакомых плотников встретил. В Русию, на заработки едут.

— В Русию? А что там заработаешь-то? Хотя… они ж плотники… — Юноша помолчал и, задумчиво посмотрев в стену, спросил: — Помнишь, я рассказывал сейчас про одного турка? Ну того, что…

— О-ба-на! Не прошло и года! — проснувшись, обрадованно закричал отец Себастьян. — Тебя, сын мой Франческо, только за смертию посылать! Тсс!!! — Патер внезапно замолк и, заговорщически подмигнув собеседникам, понизил голос: — Думаю, не стоит будить этого длинного прощелыгу.

— Это кто прощелыга? — Отец Оливье немедленно распахнул глаза. — То есть как это — не стоит будить?

— Ладно, ладно, — примирительно отозвался отец Себастьян. — Давай наливай, Франческо!

И пьянка пошла своим чередом дальше, щедро приправленная скабрезными анекдотами, песнопениями и визитами соседей — кафинских купцов средней руки.

— Понимаешь, — улучив момент, шепнул Лешке Франческо. — Мне вдруг показалось, что тот человек… ну, про которого я подумал, что он и есть тот самый турок… Что он тоже меня узнал! И пошел за мной. И, знаешь, мне это отчего-то не понравилось, вот я и кружил по всем палубам — следы путал. Скажешь — зря?

— Не скажу. Всякое может быть.

К вечеру все угомонились. Опустел кувшин, ушли гости, а патеры, за компанию с Франческо и Лешкой, даже выбрались на палубу — к вечерней молитве.

И надо сказать, читали они ее весьма даже слаженно! Лешке понравилось — видать, эти двое были из той категории, про которых говорят, что талант не пропьешь. Приятные люди, и пить с ними хорошо — весело. Есть ведь и такие, кто, как нажрется — а иного слова тут и не подобрать даже — так тотчас же становится свинья свиньей: ко всем пристает, цепляется, дерется, гундосит и до самого утра угомониться не может. Таким людям вообще вино противопоказано! Какое уж тут питье, если потом за собой последить не можешь?

— Вот он, за мачтой! — вдруг обернувшись, быстро шепнул Франческо. — Нет… уже ушел. Или показалось. И все же… Мне почему-то кажется, что он за мной следит!

— Да кто следит-то? — закончив молитву, искоса взглянул на парня отец Оливье.

— Так тот. Турок.

— Везде тебе, сын мой, турки мерещатся! Ну — и турок? Так что ж с того?

— Не знаю, — юноша покачал головой. — На душе как-то не очень спокойно. Ну чего он смотрит?

— А может, он красивых мальчиков любит? — ухмыльнулся патер. — Вот ты ему и понравился. А что вы думаете? Бывает! Смотри, ночью еще к нам в каморку заявится, спросит — а не с вами ли проживает тот красивый молодой человек с волосами, пышными, как у девушки.

— Да ну вас, падре! — обиженно воскликнул Франческо. — Этак вы и меня в содомиты запишете.

— А что? — тут же обернулся отец Себастьян. — Это он запросто! Ну что — возьмем еще кувшинчик?

Патер Оливье скривился:

— Заметьте — не я это предложил!

Взяли.

Выпили.

Уснули.

Чего еще делать-то?

Сквозь сон Алексей слышал, как, тяжело вздыхая, ворочался на своем месте скульптор. Вот поднялся, вышел — видать, подался в расположенную на носу судна уборную. Съел чего-то не то.

Бах!!!

Словно порыв злого ветра захлопнул дверь!

Лешка вздрогнул, проснулся… и уперся взглядом в дрожащего юношу.

— Франческо! Ты что спать не даешь?

— За мной кто-то шел! Я видел… точно видел… крадущуюся по пятам тень.

Да, похоже, синьор скульптор не отличался особой храбростью.

— Алексей… Ты бы не мог проводить меня… ну хотя бы немного.

— Ох. — Лешка махнул рукой. — Ну пошли, что с тобой поделать? Все равно уже разбудил.

Корабль ночью не плыл — стоял на якорях в виду берега. Было тихо, и бархатная южная ночь мягко обволакивала все вокруг своим покрывалом. Высоко в небе желтели звезды, и медный свет луны заливал палубу. В общем-то, не так уж и темно — чего бояться-то?

Чьи-то отдаленные голоса. Хохот. Видно, переговаривались вахтенные матросы. Стараясь не наступить на спящих, Лешка и Франческо пошли по палубе вдоль левого борта. Алексей исподволь оглядывался по пути — вроде бы никого. Когда дошли до второй грот-мачты, старший тавуллярий остановился:

— Ну все, дальше давай один. Тут идти-то.

Кивнув, скульптор, не оглядываясь, зашагал дальше. Алексей подошел к борту — справить малую нужду вполне можно было и так, и не нужно было для этого никуда идти. Потом отошел к мачте, уселся, опершись спиной и вытянув ноги. Рядом, на палубе, со всех сторон спали люди.

Бизнес-класс! — усмехнулся Лешка.

И заметил… Нет, показалось! Хотя…

Вот на палубе показалась худощавая фигура Франческо.

И чья-то тень в тот же миг отделилась от фок-мачты. В тусклом свете луны сверкнул клинок!

— Сто-о-о-о-й! — что есть мочи закричал Алексей и изо всех сил рванулся навстречу юноше.

Тот, видно что-то сообразив, резко прыгнул в сторону, да, споткнувшись об кого-то из спящих, упал, смешно повернув руку.

А тот, с клинком, уже был рядом, замахнулся… На ходу вытащив из-за пояса нож, Лешка, не раздумывая, метнул его в лиходея, угодив тому прямо в предплечье.

Слабый крик. Глуховатый стук упавшего на палубу кинжала. Крик вахтенного:

— Кто там шалит?

Прыжок!

И плеск воды за бортом.

Ушел, гад!

Алексей бросился к борту. Вспыхнул факел — как видно, кто-то из вахтенных матросов почувствовал что-то неладное.

Беглец оглянулся и, усмехнувшись, быстро поплыл к берегу.

Лешка хорошо разглядел ухмылку… и вытянутое какое-то рыбье лицо!

Креонт!

Это был…

Глава 14

Лето 1449 г. Тана — Большая Орда

…Князей наших обманом и злокозненно почестями окружают, и дарами наделяют, и тем злой умысел свой скрывают, и с князьями нашими прочный мир заключить обещают, и пронырством таким ближних от согласия отлучают, и междоусобную вражду меж нами разжигают.

«Сказание о нашествии Едигея»

…Креонт!

Обознался? Да нет — приметное рыбье лицо, хищный насмешливый взгляд. Чернявый. Ну точно — он! И ведь все сходится: Креонт — турецкий лазутчик, именно у него работал Франческо, и сейчас узнал этого турка. И за это чуть было не поплатился жизнью! Как поплатились Созонтий и Анисим Бельмо — тоже, наверное, только потому, что узнали, точнее — могли бы узнать. Их первым увидел Креонт — и этого было достаточно. Убил! Просто так — для подстраховки. Чтобы чего не вякнули. Сволочь!

Но что лазутчик — а, скорее всего, это он! — делает здесь, у берегов Крыма? Шпионит? За кем? За татарами на берегу? А что, если…

Старший тавуллярий даже немного опешил от пришедшей вдруг в голову мысли: а что, если Креонт — и есть тот самый тайный посланец султана Мурада? В таком случае он, Лешка, вряд ли снова увидит лазутчика — тот ведь соскочил там, где надо — у крымских татар. Теперь разведает все, встретится с их ханом Хаджи-Гиреем — и все, миссия выполнена.

Тогда зачем пытался убить?! Что с того, что его узнал скульптор? А того! Значит, вовсе не в Крым нужно было Креонту! Может, он планировал плыть до Таны… и дальше! Ну да — об этом ведь и говорил базилевс!

— Что тут такое случилось? — прогрохотав по палубе высокими сапогами, к борту подошел капитан — кряжистый, чернобородый, в модном — с разноцветными пришивными рукавами — камзоле. — Мне доложили — какой-то прощелыга вдруг ни с того ни с сего прыгнул за борт?

Капитан, прищурившись, внимательно посмотрел на Франческо и Алексея. Ну конечно же — прощелыга! И за борт прыгнул — пес его знает почему? Может, надо ему было. И ни на кого из пассажиров не нападал, никого не трогал! Конечно же нет! Если да — тогда придется затевать нудное расследование, вне всяких сомнений, совсем не нужное ни капитану, ни владельцам судна. Зачем? Лишь только репутация пострадает. Лучше все скрыть — тем более что свидетелей-то почти нету. Вахтенные — никакие не свидетели, будут говорить то, что укажет капитан, а вот эти двое…

Лешка улыбнулся собственным мыслям — похоже, они были сейчас вполне даже в тему.

— Он… тот, что прыгнул, набросила на… — начал было Франческо, но старший тавуллярий тут же сильно наступил ему на ногу.

— Ой!

— Вы совершенно правы, синьор капитан, — галантно поклонился Алексей. — Этот, неизвестно откуда взявшийся прощелыга, видать, специально дожидался ночи, чтобы покинуть корабль, на который пробрался тайком.

— Вот-вот, — обрадованно кивнул капитан. — Именно, что тайком! Бродяга! А вы, я вижу, вполне серьезные и уважаемые люди.