Сейид-Ахмет негромко рассмеялся:

— Вставайте, вставайте, хватит кланяться. Али! С утра поедете с Музаффаром в мои табуны — пусть выберет себе любого коня, который понравится!

Хан тронул поводья, и вся свита понеслась вслед за ним по залитой лунным светом степи к видневшимся невдалеке вежам.

— О, не знаю, как и благодарить, великий хан! — запоздало закричал Музаффар.

Впрочем, его никто уже не слушал. Даже Настя — та-то поехала с ханом, ловко взобравшись на коня какого-то нукера.

— Музаффар! — Алексей быстро догнал мальчишку. — Ты, оказывается, любишь стихи?

— До этого не любил. — Музаффар обернулся. — Нашчи-Гюль научила. Она очень добрая, Нашчи-Гюль. И красивая…

Парень мечтательно прикрыл глаза и потом только опомнился:

— Ой!

— Не одному тебе нравится Нашчи-Гюль, — хохотнул Лешка. — Многим. Однако есть и те, коим ее красота отнюдь не по нраву!

— Да, я знаю! Моя гос…

— Я понял, про кого ты хотел сказать, Музаффар, — Алексей на ходу наклонился, цепляя ладонью верхушки травы — как когда-то в детстве. — А ты хорошо читал!

— Правда?!

— А твоя госпожа отнюдь не относится к разряду добрых. Молчи, молчи — я же вижу. И как она только разрешила тебе встретиться с Нашчи-Гюль?

— Она… она сама послала меня, господин! Нашчи-Гюль сказала — вы хороший человек. А я скажу так — опасайтесь моей госпожи — она зла, хитра и коварна.

— Почему ж ты ей служишь?

— Я ее раб, господин. А Нашчи-Гюль… Нашчи-Гюль в большой опасности. Гульнуз-ханум велела мне следить за ней. Думаю, что не только мне. О, она задумала злое!

Резко остановившись, Алексей взял мальчишку за плечи:

— Послушай-ка, Музаффар! Ты действительно хочешь добра Нашчи-Гюль?

— О да! — истово отозвался парнишка. — Больше всего на свете!

Лешка про себя усмехнулся: а ведь, похоже, Сейид-Ахмет вовсе не напрасно подозревал эту парочку — тут не только театром пахнет. Нет, до секса у них вряд ли дошло, так, детская влюбленность… Но и то — грех.

— Тогда ей нужно помочь! Что с ней собирается сделать Гульнуз?

— Что-то очень нехорошее… вчера я тайно приводил к ней старую Саиду, мать Хакима-Безумца… Я… я догадываюсь, что задумала Гульнуз-ханум, но не знаю, что делать? Как ей помочь?

Музаффар шмыгнул носом и тяжко вздохнул.

— Давай, подумаем над этим вместе, — оглянувшись, негромко предложил Алексей, увидев, какой радостью и надеждой вспыхнули вдруг карие глаза мальчишки!

Это было заметно даже при свете луны. Видать, юный раб и в самом деле испытывал к Нашчи-Гюль какое-то светлое чувство. Тем лучше…

— Присядем… — Лешка уселся в траву, под кустами, почувствовав, как притулился рядышком Музаффар. — Ну, рассказывай все, что знаешь, парень! И — в самых мельчайших подробностях.

Хаким-Безумец был местным сумасшедшим, так сказать, повернутым на самой гнусной похоти. Чрезвычайно сильный, он все дни напролет проводил, сидя на крепкой цепи, слушался только свою мать, старуху Саиду, и использовался на самых тяжелых работах. Вот этого Хакима Гульнуз-ханум и собиралась использовать для засады.

— Жестоко, но глупо, — тут же прокомментировал Алексей. — Да, Нашчи-Гюль придется несладко, но выглядеть она будет, как случайно пострадавшая сторона. Боюсь, симпатии великого хана к ней лишь только усилятся — и это не может не понимать Гульнуз, она ведь далеко не дура. Давай-ка подробности, дружище Музаффар! Где и когда планируется нападение безумца?

— Даже не знаю… Ой, хозяйка ж велела мне узнать, где именно купается по утрам Нашчи-Гюль!

— Ого! Она даже купается! — удивился Лешка.

— Государь разрешил ей.

— И не боится, что убежит?

— Куда? — Музаффар с горечью покачал головой. — Кругом степь, народу полно всякого, к тому же ногайцы рядом. Без защиты великого хана Нашчи-Гюль любой встречный обидит — и она это знает.

— Ну, вообще — да, — старший тавуллярий согласился со словами невольника. — Так ты узнал, где Нашчи-Гюль купается?

— Да… — парень поник головою. — И уже поведал хозяйке. Она ведь не только одного меня посылала…

— Ясно!

Алексей пока мог лишь предположить, надеяться на то, что Гульнуз-ханум не приведет в действие свой коварный план вот уже сегодняшним утром. Нет, не должна бы, да и Музаффар свидетельствовал о том же. Не все еще было готово у ханши, не все.

Дождавшись рассвета, старший тавуллярий попросил Музаффара показать ему место купальни — и мальчишка отвел его к песчаному пляжу близ ивовых зарослей. Прозрачная вода, светло-желтый мелкий песочек, кувшинки в расположенном чуть ниже по течению омутке. Красота, тишина, спокойствие!

А вот там, в кустах, можно спрятать Хакима-Безумца. А потом спустить с цепи: фас!

И куда денется жертва? А вот туда — во-он по той тропке, тут один путь… Ха! Почти прямо к причалу. Голой!

Со стороны причала вдруг послышались голоса, потянуло дымком. Караванщики-персы! Еще не ушли — Карвадж ждет, когда Сейид-Ахмет купит у него все барки на доски. Пока торгуются — а на востоке это дело небыстрое. Интересно, с чего бы это караванщики так далеко отошли? Или кто-то присоветовал им это место? А ведь неплохо придумано, надо отдать должное Гульнуз — вот уж, действительно, не дура! Нашчи-Гюль спускается к реке, раздевается, накупавшись, вылезает на берег — в этот момент выпускается Хаким-Безумец, по воде Насте не убежать — мелко, да и некогда — один путь, по тропинке к причалу — а там караванщики, а она — голая… Между тем Хаким убирается обратно — какой-такой безумец? Нет никакого безумца и не было! А чего Нашчи-Гюль голышом к караванщикам побежала? Так ведь, известно, чего — все они такие, танцовщицы! Ах, какой позор для великого хана!

И тут было бы очень хорошо, вполне в тему, если бы как раз в этот момент где-нибудь появился б… ну, если и не сам государь, то кто-нибудь из его приближенных. Вот конфуз-то! Еще какой! Бедная, бедная Настя.

* * *

Рассуждая таким образом, старший тавуллярий подошел к караванщикам:

— Салам!

— Салам, — недружелюбно сверкнули глазами косматые гребцы-корабельщики, больше похожие на абреков.

Жарко горел костер. Двое голых матросов ловили в омуте рыбу.

— Что, они каждый день тут ловят?

Не дождавшись вразумительного ответа, Лешка плюнул и направился к лагерю плотников. Так уж вышло, что Прохор Богунец заметил его еще издали и, что-то бросив своим, тут же зашагал навстречу.

Алые хлопья заката уже стекали в воду золотисто-багряными каплями, красное утреннее небо сменялось сверкающей лазурью жаркого летнего дня. Ожидавшие разбора барки маячили у причала огромными черными тушами, чуть ниже по реке, в камышах, клубился густой туман.

Едва поздоровавшись, Прохор сразу стал жаловаться на своих артельных — дался им, мол, этот Сарай! Ну, чего там делать-то? Заработки большие? Что-то не больно-то верится. На Русь, на Русь надо идти — уж там-то дело верное.

— Это Мехметка-лодочник их смутил. Он, прощелыга! Не знаю теперь, как и быть? — Прохор с горечью развел руками. — А ведь такая артель сложилась! Жаль, если уйдут.

— А ты сам-то с ними в Сарай не собираешься?

— Упаси Боже! — артельщик размашисто перекрестился. — Что я в том Сарае не видел? Послушай-ка, Алексий, — а ты ведь глаголил, что тоже на Русь хочешь? Так?

— Так.

— А мы ведь вдвоем не дойдем — иное дело, артелью. Мелкие шайки — как шавки разбегаться будут, а крупных сейчас в Диком поле нет, Сейид-Ахмет всех приструнил. — Оглянувшись по сторонам, Прохор понизил голос: — Ты б, Алексей, мне подсобил маленько с артелью. Ну, напугал бы их, что ли, чтоб они в этот чертов Сарай не ездили, а?!

— Напугать, говоришь? — Лешка задумался и вдруг в озарении хлопнул себя по лбу. — А что, идея хорошая! Только обо всем надо конкретно помыслить. Путь хорошенько продумать — вдруг будет погоня?

— Да кому мы нужны?

— И все же.

Мысль, возникшая вдруг в бритой голове «ученейшего путешественника руми», оформилась в некий план уже после полудня, когда Алексей услыхал от Музаффара, что великий государь Сейид-Ахмет завтра поутру собрался лично уладить с Карваджем все торговые дела. Хитрый перс лично пригласил его на причал — проследить за началом разбора барок, что уж без обману, ну и заодно отведать всяких вкусностей под большим, натянутым на высоких шестах балдахином. Место для балдахина через своих людей подсказала купцу Гульнуз-ханум. Удобное было место — и обзор оттуда открывался прямо отличный! Кстати, и караванщики переместились к омуту по тайной воле ханши. Все, таким образом, уже было готово. Осталось только ждать. Чуть-чуть, совсем немного.

Когда уже начинало темнеть, Алексей спустился к реке, выкупался и теперь ждал. Ага, вот мимо пробежал Музаффар.

— Сказал? — негромко окликнул его Лешка.

— Да. — Мальчишка закивал головой, заулыбался. — Ух, как напугались все эти плотники! Видать, не очень-то им охота в невольники.

Ну еще бы! Так ведь тут частенько случалось — заманивали вольных людей в Сарай, а там обращали в самое жесткое рабство! Об том не только Музаффар рассказывал, но и многие караванщики (заранее подкупленные ушлым Прохором Богунцом).

— Не забудь напомнить все Насте!

— Не забуду, мой господин…

Музаффар убежал, а Лешка посмотрел в небо, уже не голубое — лиловое с пока еще не очень яркими россыпями звезд. Ничего не поделаешь: все было готово, и теперь оставалось лишь только самое гнусное — ждать. Хорошо хоть — недолго.

Еще немного выждав, старший тавуллярий быстро зашагал к дальней барке. Оглянулся — ночь уже вступала в свои права, черная, глухая и властная. Лишь медная луна и звезды отражались в темных водах реки, и тихо было кругом, и тепло, и — почему-то — страшно.

— Мы здесь, Алексий, — шепотом позвал Прохор, и Лешка быстро спустился в привязанный к борту барки разъездной челнок. Шевельнулись весла…

— С нами татарин поплывет? — разглядев Алексея в свете луны, удивленно воскликнул кто-то.

— Спокойно! — усмехнулся Прохор. — Это наш, свойский татарин.

— Ну ежели свойский…

— Гребите, парни, да не болтайте лишнего!

— Сами понимаем — не дураки!

Движимый тремя парами весел челнок ходко отвалил от причала и, достигнув примерно середины реки, круто повернул к берегу. Обвязанные тряпками весла не тревожили волн, челн двигался неслышно, как призрак.

— Сюда! — разглядев вспыхнувший на берегу светлячок, шепнул Прохору Алексей.

Тот налег на рулевое весло… Еще пара гребков — и лодка мягко ткнулась носом в берег. Зашуршали по бортам камыши… огонек погас.

— Кто? — спросил в темноту Лешка.

— Свои! — отозвался знакомый голос.

Настя и Музаффар быстро влезли в челн, и артельщики, ходко работая веслами, погнали лодку вниз по реке.

Они плыли всю ночь, и все утро, и лишь в полдень, заметив конный разъезд, пристали к противоположному берегу.

— А ведь, кажется, выйдет! — оглядывая широкую реку, тихо засмеялся Прохор.

— Если не догонят нехристи! — резонно заметил кто-то из артельных. — Ну да Господь милостив.

— Верно — Бог не выдаст, свинья не съест!

— Эх, сейчас бы поспать, братцы!

— Ладно, — подумав, Прохор согласно махнул рукой. — Спите. — Потом повернулся к Лешке и добавил: — А мы пока подумаем, как быть дальше, погоня-то наверняка будет! Девка-то с парнем — поди, беглые?

— Беглые. — Алексей не стал спорить.

— Вот-то и оно-то… Умаялись, бедняги! — Артельщик кивнул на Музаффара с Настей. Поднявшись чуть выше, они уже спали в высокой траве.

— Думаю, лучше будет проплыть еще несколько дней — запутаем следы. Если будет погоня, так нас на Большебазарной дороге искать станут.

— То верно.

Махнув рукою, старший тавуллярий поднялся на высокий берег, полный медвяным запахом трав. Бескрайняя степь, кое-где прерываемая редколесьем, тянулась до самого горизонта. Изумрудный океан трав, тронутый желтыми звездочками лютиков, голубовато-синими россыпями колокольчиков и васильков, лиловым многоцветьем фиалок. И над всем этим — ослепительное ярко-голубое небо. И редкие белесые облачка. И солнце.

— Алексей!

Лешка обернулся, и усталая улыбка тронула его покрытое загаром лицо.

Настя! Девушка догоняла его, в синем узком халате и зеленых шальварах, и заплетенные в толстую пшеничную косу волосы били ее по плечам.

— Я хочу… — Запыхавшись, девушка опустилась в траву, и молодой человек тут же уселся рядом. — Хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал…

Обняв несколько оторопевшего парня за плечи, красавица Нашчи-Гюль с жаром поцеловала его в губы. Потом оторвалась, улыбнулась… И принялась целовать снова, уже не отрываясь…

Сладко пахло клевером. Щебетали птицы…

Сброшенный халат улетел далеко в траву… туда же отправились и зеленые шелковые шальвары. Распустив волосы по плечам, Настя напоминала в этот момент нагую луговую нимфу, не хватало только венка из васильков или одуванчиков. Нет, с венком, пожалуй, пока можно и подождать…

Алексей застонал, лаская стройные бедра, прикоснулся языком к восхитительно юной груди…

Девушка затрепетала, отдавая любовнику весь пыл молодости и любви…

Высоко в небе, зорко высматривая добычу, парил коршун.

— Ты… — улыбнувшись, тихо произнес Лешка. — Ты — волшебница, Настя! Клянусь, мы уйдем, и не страшна нам никакая погоня! Обхитрим, обманем!

— А погони не будет! — на полном серьезе вдруг заявила Настя.

— Как это — не будет? — Алексей удивленно посмотрел на беглянку. — Ведь и ты, и Музаффар…

— Мы с Музаффаром сегодня же возвратимся в Орду! Вот только чуть отдохнем. А вы… вы идите шляхом — никто вас не тронет, кому вы нужны?

— Вернетесь?! — Старший тавуллярий не верил своим ушам. — Но ведь там вас ждет верная смерть!

— А вот и ошибаешься! — Настя неожиданно рассмеялась. — Эта змея Гульнуз просто сумела нанести первый удар. Спасибо, ты предупредил, выручил… Ее ведь там никто не любит, эту злобную гадину! И все будут рады… Не думай, не только Музаффар на моей стороне, но и Хасия с Зухрой, и сотник Али, и много еще кто! Я не теряла времени даром.

— А Русь? Как же Русь? Родина? Неужели не тянет?

— А кому я там нужна?! Холопка! Все родичи мои погибли, никого не осталось. Ну подумай сам — какова будет там моя доля?

— А здесь…

— А здесь — совсем другое! Многие жены беков — русские, польки, литвинки — скучно мне не будет. К тому же, — девушка плотоядно усмехнулась, — Сейид-Ахмет — очень красивый и вальяжный мужчина, да еще и весьма не глуп. И еще он — великий и могучий государь! Ни капли не сомневаюсь, что займу при его дворе положенное мне место, пусть даже я и не девственна! О, Сейид-Ахмет мудр и все хорошо понимает. Мы с Музаффаром уйдем сейчас. Надеюсь, вы дадите нам челн? Он вам теперь без надобности, — Настя проворно натянула халат и шальвары, и тут голос ее дрогнул: — Еще раз благодарю. За все!

Поцеловав Лешку, девушка быстро зашагала к берегу. Красавица Нашчи-Гюль — любимая наложница хана. А может, вскоре — жена? А ведь станет, станет — энергии и ума ей не занимать. А впрочем, может, это…

Глава 17

Лето 1449 г

Москва — Верховские княжества

Постыдные действия Василия Второго вызвали возмущение во всех слоях русского общества.

Александр Широкорад «Русь и Орда»

…и к лучшему?

Может, и к лучшему. Вообще-то беглецам всю дорогу везло — и в самом деле, кому они были нужны?

Уже вступили в русские пределы, проехали рязанский Переяславль, направляясь к Москве, и уже где-то под Коломной выскочил вдруг неизвестно откуда взявшийся татарский отряд! Может, то были остатки Улу-Мухаммедовой орды, захватившие когда-то Белев, может — шальная вольница из войск татарских царевичей Касима или Якуба, приглашенных Василием для борьбы с Дмитрием Шемякой — кто знает? Много тогда рыскало по Руси подобных шаек!

Лешка, кстати, как-то даже заранее приготовился, когда беглецы въехали в небольшой лесочек — уж больно удобное местечко для нападения: густой перелесок, чуть дальше — заросший колючими кустами овраг, балка, за ним — болотце. Напасть — и отойти тайными тропами, поди, поймай.

Вот прямо-таки ждал нападения «ученейший руми» старший тавуллярий Алексей Пафлагон! И ведь дождался-таки!

Сначала поперек пути упало дерево. Потом — другое. А позади послышался лихой разбойничий посвист, и раскосые всадники на приземистых неприхотливых коньках — бекеманах — вынеслись на рысях, устрашающе размахивая саблями.

— Ул-ла-а! Ул-ла-а-а!

— Татары! — Прохор Богунец пригнулся в седле, пропуская просвистевшую над головой стрелу.

Лошадей — подкованных, не бекеманов — купили еще в самом начале пути, а Лешка заодно прикупил и саблю — все лучше, чем топоры да короткие пики, имевшиеся у остальных беглецов — плотников.

— В круг, братцы, в круг! — оценивая обстановку, быстро скомандовал Алексей.

Татары были, казалось, повсюду — и спереди, и сзади, и с боков — слушался их вой за деревьями. Это и к лучшему — меньше будут метать стрелы, опасаясь попасть в своих.

Ох ты! Скакавший впереди всех всадник — здоровенный дикоглазый парняга в трофейных доспехах — пластинчатом бахтерце, одетом не поверх кольчуги, а так, прямо на рубаху — подскочив ближе, взвил коня на дыбы, замахнулся саблюкой…

Старший тавуллярий тут же подставил клинок — отбил без особого труда, не так уж и страшен оказался удар, больше — для устрашения, чем для силы. Бац! А теперь и ты получи! Едва противник замахнулся вновь, как Лешка тут же ударил — быстро, точно, с оттягом! Попал — куда и целил: перерубил на боку стягивающие доспех кольца. Бахтерец по сути — куртка из железных пластин.

Вражина снова ударил — хорошо, лесная дорожка была узкой, и, толпясь, татары больше мешали, чем помогали друг другу — слишком уж много их было.

Бамм! Снова отбив.

В таких ситуациях лучше поменьше, хватило б и двадцати человек…

Бамм! Бамм! Бамм!

…ну да, хватило бы! Только не татарам — те уж давно привыкли побеждать многолюдством.

Ух, как ржут кони! Отбив очередной удар, Алексей на миг скосил глаза, осмотрелся. А плотники молодцы, бьются достойно! Надолго ль их хватит?

Уклонившись в седле, старший тавуллярий снова вынудил татарина перейти в атаку… Ох, как злобно этот парняга сверкал глазами! Как скалил зубы — того и гляди сожрет. Ну давай же… Повыше, повыше саблю!

Удар! Свист клинка прямо над головой — Лешка же не дурак, уклонился — прекрасно знал как. И тут же ударил сам — снова в бок, по оставшимся кольцам… Бахтерец распахнулся, обвис, и сабля в руке вражины дрогнула. Татарин на миг — на какую-то секундочку — опустил глаза… И этого вполне хватило Лешке! Он тут же нанес удар — выпадом, стремительным, словно стрела… Прямо в сердце!

Вражеский конь, приземистый татарский бекеман, горестно заржал под заваливающимся в седле убитым, понесся прочь, скользя по траве неподкованными копытами.

Лешка недобро прищурился — ага, есть один. Причем, похоже — самый злобный. Так… а что остальные?

Двое артельщиков уже полегли, окропив дымящейся горячей кровью землю, остальные бились — со всех сторон звенели сабли, слышались стоны, уханье, крики. Все смешались — и татары никак не могли использовать стрелы. Это хорошо, хорошо…

Старший тавуллярий вновь скрестил саблю с каким-то вислоусым чертом… Удар! Удар! Удар! Лешка не давал противнику передышки — да тот оказался слабоват, к тому же — бездоспешный. Выпад… И все! Падай, тля, падай!