Серебряная луна освещала узкий тюремный двор, в углу которого виднелся небольшой эшафот с плахой — видать, уже приготовили к завтрему. Алексей невольно поежился, проходя мимо. По левую сторону от эшафота виднелась закрытая двуколка, запряженная четверкою лошадей, и вооруженные короткими копьями воины в панцирях и синих плащах — охрана.
При виде Лешки и Диомида воины живо повскакали в седла, а обернувшийся с облучка возница почтительно поинтересовался:
— Домой, господине?
— Во дворец!!! — забравшись в повозку, громко прорычал Алексей, и повозка тут же покатила к тюремным воротам.
Начальник тюрьмы, прощаясь, побежал рядом, бежал до самых ворот, и потом, когда повозка квестора уже выехала на широкую улицу Пиги, еще долго кричал что-то вослед — как видно, прощался.
Ну и черт с ним!
Откинувшись на мягком, обтянутом парчою, седалище, беглец перевел дух. Время было подумать — он ведь не зря велел ехать к императорскому дворцу — тюрьма-то располагалась у Силиврийских ворот, в западной части города, а дворец — у Святой Софии, на востоке. Через весь город тащиться!
Впрочем, времени мало — сейчас начальник тюрьмы вернется в свой кабинет и…
Лешка высунулся из повозки, увидев, как впереди, в свете луны, показалась старая полуразрушенная стена Константина, по обеим сторонам которой располагались полуразрушенные особняки, заросшие превратившимися в настоящие леса садами — остатками былого величия империи. Нехорошее было местечко, и люд там обретался соответственный — разбойники, лиходеи, актеры, проститутки и прочие. Самое подходящее сейчас местечко!
— Эй, останови! — стараясь, чтоб голос звучал красиво и громко, распорядился беглец.
Повозка замедлила ход и остановилась недалеко от стены, у захламленного пустыря, за которым виднелись какие-то развалины и густые заросли.
— Ждите!
Закутавшись в мантию, Алексей выбрался из кареты и, придерживая цепи, быстро засеменил к развалинам — якобы приспичило по естественной надобности.
— Господине! — закричал было начальник охраны. — Там место недоброе!
— Ждите!!! — обернувшись, снова выкрикнул Лешка.
И проворно скрылся в развалинах некогда великолепнейшего дворца. Снова перевел дух. Так… Куда теперь?
А вон — вдоль стены! Вряд ли охраннички туда сунутся, хотя — кто их знает?
Скинув мантию — уже не нужна, мешает только, — беглец как мог быстро побежал по узкой, тянувшейся меж кустами, тропинке. Места кругом были знакомые — два года назад под непосредственным Лешкиным руководством здесь брали банду страшного душегуба по прозвищу Пигмалион Красный Палец, несколько лет кряду терроризировавшего жителей квартала у церкви Апостолов. Вон она там, церковь — видно, как блестит в свете луны крест. Далековато, конечно, до нее — километра два, не меньше. Да и не нужно туда — слишком уж прямо путь. Лучше сейчас — за стену, уж там-то в последнюю очередь станут искать — ворота-то на ночь заперты, и ночная стража открывает их только по какому-нибудь важному случаю — типа проезда господина квестора.
А кроме ворот — можно сверху стеночку миновать, по старому акведуку. Лешка хорошо знал — как, именно этим путем от него когда-то чуть было не ушел Пигмалион Красный Палец.
Ну вот он, акведук! Черные — на фоне палевого звездного неба — арки. Хорошо, ноги не сковали! Оп!
Подтянувшись, беглец ловко взобрался на акведук и, оглянувшись по сторонам, проворно пополз за стену. Именно, что пополз — идти здесь, в темноте, себе дороже! Днем-то сломаешь ноги или навернешься. Осторожнее надо, осторожнее… Так…
Миновав стену, Алексей мягко спрыгнул в темноту.
И чуть не наступил на голову спящему в кустах бродяжке!
— Ай! — закричав, тот бросился было бежать, да Лешка тут же придержал его за руку. — Вот что, парень, хочешь заработать?
— Кто ж не хочет? — Парнишка — в полутьме плохо было видать, но судя по всему — подросток, юноша — азартно потер руки.
— Доходный дом Степанидоса у Амастрид знаешь? Такой, с балюстрадой. Там еще таверна рядом — «Золотая рыбка».
— «Золотую рыбку» ведаю!
— Сейчас сможешь туда пробраться?
— Обижаете! — парнишка обиженно хмыкнул.
— На улицах ночная стража, — напомнил беглец.
— Так и я ведь не из деревни! Но это дорого стоить будет и…
— Десять дукатов!
— Чего?!!!
— Десять золотых венецианских монет — цехины они еще называются.
— Знаю я, как они называются, господин. А ты… вы меня не обманете?
— Вот! — Лешка сорвал с шеи подвеску с изображением кудрявой головы языческого бога Зевса — чудом сохранившийся амулет, с которым много чего было когда-то связано. — Спросишь госпожу Ксанфию, покажешь амулет, скажешь — пусть тайно проберется в дом Георгия и там ждет меня. Не забудешь?
— Нет, — парень покачал головой и тут же напомнил про деньги.
— Получишь от нее десять… ладно, пятнадцать…
— Лучше двадцать!
— Эк ты алчен! Хорошо — двадцать цехинов. Скажешь, я велел. Меня зовут Алексей, понял?
— Все сделаю, господин!
— Ну иди тогда… Да, если что по твоей вине случится — не обессудь, сыщу и на дне моря!
Алексей с такой силой сжал руку подростка, что тот не выдержал, вскрикнул:
— Да ладно вам, сделаю, как указано! Только с деньгами не обманите.
— В этом можешь не сомневаться! — Зазвенели цепи, впрочем, парень этого не слышал — исчез в темноте.
Выполнит. Алексей не сомневался — выполнит, не такое уж сложное дело для ушлого константинопольского юнца, тем более — светает уже, скоро утро. Главное — успеть, успеть! Сейчас его, Алексея, уже, поди, ловят. Там, на той стороне. Пока побегают, пока сообразят — успеет, успеет парень, жаль, забыл спросить, как зовут, впрочем, это не важно.
Дом Георгия, Георгия Кардая, друга старинного, с которым много чего пережито. Хороший человек Георгий, к тому же — монах, да не простой, а в монастырской братии при церкви Хора человек не последний! Вельможный, можно сказать, монах — иерарх, это слово здесь вернее всего будет употребить. Дом его, когда-то за долги конфискованный, Георгий, как в силу вошел, снова выкупил — мало ли, сгодится. Хотел гостиницу для паломников устроить, да вот пока не успел — все дела. Ну, устроит еще. А пока друзьям — рыжему коммерсанту пройдохе Владосу и ему, Алексею, в дом сей путь не заказан. Георгий так и сказал — пользуйтесь как своим. Да вот пока не пользовались — совестно было, чай, не бедняки какие-нибудь, денег снимать хватало, да еще Ксанфия, супружница, давно уже пыталась дом своего покойного дядюшки отсудить, пока, правда, безрезультатно, но, кто знает, может, и сладится все?
Ладно, об этом потом, сейчас главное — из дерьма выбраться да семью спасти — спрятать где-нибудь. Дом Георгия — он только на первое время сгодится, потом и до него доберутся, ежели как следует копать начнут. Доберутся — сомневаться в том не приходится, но — далеко не сразу. Дня три-четыре, наверное, есть. Георгий — монах, и в гости к Алексею заходил нечасто, и мало кто из знакомых о нем знал. Так что пока — туда, в дом у Пятибашенных ворот. Вот черт! Что же в другую сторону-то бежал? Где церковь Апостолов, а где — Пятибашенные ворота? Теперь через полгорода пробираться. Хотя нет худа без добра — кто ж его искать почти у самой тюрьмы — а она там рядом — будет? Эх, еще от цепей бы избавиться.
Беглец нагнулся, поискал подходящий камень, ударил — нет, не избавиться. И бить неудобно, и цепи — надежные, тюремный кузнец постарался на совесть. Что ж, нужна кузница, и такая, чтобы… В общем — определенного сорта кузница, по роду службы Алексей знал таких несколько, другое дело, что во многих и его в лицо знали. А из тех, где не знали, что поблизости? Да есть парочка, как раз за церковью Апостолов, почти у самой стены.
Старший тавуллярий прикрыл глаза, вспоминая. Ну да, там. Там и лошадок ворованных перековывают, и оружие могут выковать, и много чего еще. Слово только тайное знать нужно — Лешка знал.
Осмотрелся, выждал немного — вроде тихо — и быстро пошел вдоль стены ближе к церкви. Светало уже, и сквозь остатки сизых ночных облаков голубело небо. А на востоке, за стеной — алела заря, и первые лучи солнца золотили нижние края пурпурно-палевых облаков.
Город просыпался. Нахваливая свой нехитрый товар, кричали торговцы, перекрикивались на башнях воины утренней стражи, в церквях вдарили в колокола. Утро.
Беглец запоздало пожалел, что выбросил мантию — пригодилась бы теперь, скрыть цепи, а так — куда же их теперь спрячешь? Издалека видны этакие вериги. Вериги… А что, если… Алексей тут же так и сделал — как придумал: разорвал тунику, сняв, выбросил к черту сапоги, вывалялся в грязи, взъерошил волосы. Да, выбравшись на узкую улочку, пошел себе, ничуть не таясь к церковной площади. Гремел цепями, гнусавил:
— Подайте-е-е-е Христа ради-и-и-и богоугодному страннику!
Люди косились, некоторые даже подавали медяхи, да так, что ближе к церкви скопилось на лепешку и жареную рыбку. Позавтракал, поглазел искоса на постепенно собиравшуюся на площади перед храмом толпу, выискивая знакомых, и, не найдя таковых, направился к стене Константина. Знал, там, на одной из прилегающих улочек, располагалась кузница некоего Демьяна Калитоса, более известного в определенных кругах под именем Демьяна Свинячье Рыло. Никого по пути не спрашивал — дорогу ведал.
Кузница оказалась там, где и была — почти у самой стены, серо-кирпичной, старой, местами разваленной — слышно было, как стучал молот. Алексей огляделся, но в кузницу не заходил, устроился неподалеку, в кусточках, у захламленного ручья. Ждал.
Ожидание его длилось недолго: не прошло и пяти минут, как из мастерской выбежал молодой подмастерье в кожаном фартуке, с объемистыми ведрами в руках, и, насвистывая, спустился к ручью. Выбрав место поглубже, наклонился, черпанул водицы…
— Хозяина покличь! — неслышной тенью возник за его спиной беглец.
— Ась?! — Парень обернулся — косая сажень в плечах, не слабый хлопчик, и в глазах — никакого страха, еще бы.
Со скрытой насмешкой оглядел незнакомца:
— А что тебе за хозяин нужен?
Лешка прищурился:
— Демьян. Кто же еще-то? Иль ты, вьюнош младой, еще какому-нибудь хозяину служишь?
Вот этих слов парень испугался! Вздрогнул даже, оглянулся по сторонам, сплюнул:
— Типун тебе на язык! Нету у меня никого другого, окромя господина Демьяна Калитоса.
— Тогда зови, да побыстрее!
— А, — опустив ведро, парень махнул рукой. — А ты кто будешь?
— Кто надо! — жестко отрезал беглец. — Экий ты любопытный, как я погляжу. Таким любопытным одно место — на погосте.
— Иди ты! — подмастерье испуганно заморгал. — Я к тому, что вдруг Демьян спросит — кто звал, да зачем?
— А ты поклон ему передай. От Елизара.
— Передам, ладно.
Схватив ведра, парень быстро зашагал к мастерской, в воротах которой немного погодя возник и сам хозяин, Демьян Свинячье Рыло, и в самом деле, чем-то напоминавший раздобревшего кабана. Осмотрелся, засунув большие пальцы рук за пояс, крякнул и неспешно зашагал к ручью.
Алексей выступил из-за кустов:
— Здорово, Демьян.
— Здорово, коли не шутишь. — Кузнец внимательно оглядывал путника. — От Елизара, говоришь, поклон?
— От него, — невозмутимо кивнул беглец. — Есть у него к тебе одно дело.
— Так он что, на свободе? — удивленно-недоверчиво переспросил Демьян.
— Нет, но, думаю, скоро будет.
Кузнец хмыкнул:
— Будет он. Каменоломни-то глубоки! Так что за дело-то?
— Не знаю, — Лешка пожал плечами. — Выйдет — скажет.
— Ага, выйдет…
— Я же вышел! Слышь, Демьяне, мне бы лишние украшенья снять, — Алексей красноречиво позвенел цепью.
— Украшения, говоришь? — насмешливо прищурился кузнец. — Так, верно, ведаешь — я в долг не работаю.
— Так я не в долг, — прищурился Лешка. — Бери сейчас крест, вон, на шее висит — серебряный, а завтра я его у тебя выкуплю… дуката за два.
— За три, — быстро поправил Демьян и, не дожидаясь ответа, махнул рукой. — Идем. Только быстро.
— А подмастерья? — заосторожничал беглец.
Кузнец лишь усмехнулся:
— Не боись! Мои парни не из болтливых.
Не прошло и десяти минут, как освобожденный от оков Лешка уже шагал вдоль стены Константина, направляясь на западную окраину города — к Пятибашенным воротам. Далеко впереди, в утренней туманно-золотистой дымке вздымалась в голубое, с небольшими белыми облачками, небо величественная колокольня церкви Иоанна Студита. За церковью синело море.
Миновав широкую улицу Пиги без задержки — хоть и очень хотелось остановиться у собравшейся около старого портика толпы, послушать, о чем судачат? — Алексей повернул направо и, пройдя проулками, оказался на тихой и неприметной улочке, поросшей тополями, липами и сиренью. За кустами белели стена и ворота дома Георгия — уютного двухэтажного особнячка, некогда знавшего и лучшие времена.
Подойдя к воротам, Лешка постучал условным стуком — подзывал слугу-сторожа. Внутри, во дворе, скрипнул засов, створка ворот отворилась…
— Ксанфия!
О, слава тебе, Господи, она уже здесь!
О блеск золотых волос, о небесная синь глаз, о…
Не в силах сдерживаться, Алексей крепко обнял жену, целуя в губы:
— Ксанфия, цветок мой!
— Я отослала слугу к отцу Григорию. Кое-что разузнать.
— А…
— Соврала, будто в нашем жилище ремонт. Дескать, поживем некоторое время тут.
— Умная ты у меня. А Сенька где?
— Спит. Утомился — мы ведь сюда на рыбачьей лодке. Да — вот твой амулет.
Алексей надел на шею «Кудрявого Зевса», поинтересовался:
— Кстати. Ты расплатилась с тем выжигой, что приходил от меня? Дала ему двадцать монет?
— Он сказал — тридцать. Столько и отсчитала.
— Вот гад!
— Симпатичный юноша. Что же касается денег — в серьезных делах не принято экономить, муж мой.
— Ты права, как всегда, права, — беглец наконец-то улыбнулся. — О Ксанфия! Какая еще жена понимает супруга с полуслова? С желания? С мысли? Поистине сам Господь вознаградил меня тобою!
— Ну уж, — Ксанфия хмыкнула, по блеску в глазах было видно, что слова мужа ей очень приятны.
— Я должен с тобой посоветоваться по одному очень важному делу, — входя в дом, тихо произнес Алексей. — Очень, очень важному. Возможно, тебе и сыну придется уехать. Возможно — надолго.
— Все настолько серьезно?
— Более чем!
— Тогда ничего не говори сейчас — ты, верно, голоден? Соверши омовение, подкрепись, остынь — а уж потом будем думать.
— О жена моя, похоже, ты лучше меня знаешь, что делать?! Кстати, я уже по пути подкрепился, а вот от омовения не откажусь, как и от стаканчика-другого вина.
Ксанфия улыбнулась:
— Я как раз нагрела воды — в бочку уж сам выльешь. Что же касается вина — подожди, принесу.
— Неси уж сразу к бочке!
Ах, каким наслаждением было сейчас выкупаться, смыть с тела липкий тюремный пот и дорожную грязь! И пусть вода оказалось прохладной — успела уже остыть — разве в этом дело?
— Пей, муж мой! — Войдя, Ксанфия принесла бокал на золоченом подносе. Бокал красного родосского — о неземное блаженство!
Лешка улыбнулся:
— А сама что не выпьешь?
— Ты забыл — сегодня пятница, постный день. Я ведь дала обет соблюдать все посты. Помнишь, в день нашей свадьбы?
— Да помню, помню, — расплескивая воду, замахал рукой Алексей. — Но сейчас исключительный случай. Думаю, отец Георгий разрешил бы тебе выпить… и не только выпить, но и нарушить пост как-нибудь… гм-гм… по-иному.
Лешка, прищурясь, посмотрел на жену — на синие, как море, глаза, на густое золото волос, стиснутое узеньким серебряным ободком, на плавные — такие соблазнительные — изгибы тела, коих не в силах была скрыть даже плотная одежда из тяжелого, затканного серебром бархата и парчи.
— А ну, подойди-ка…
Обняв жену мокрыми руками, Алексей погладил ее по волосам и, обняв за шею, принялся с жаром целовать в губы. Ксанфия лишь томно вздохнула…
Лешка поспешно выпрыгнул из бочки, торопливо расстегивая фибулы. Полетела на лавку мантия. Тяжело упала на пол красная бархатная стола, осталась лишь тонкая полотняная рубашка — длинная, небесно-голубая, до самых пят — ее Ксанфия сбросила сама, обнажая трепетно-молодое тело. О, она еще была хоть куда — в свои двадцать шесть выглядела точно так же, как и восемь лет назад, в первый день их знакомства. Лебединая шея, тонкая талия, стройные бедра, волнующая ямочка пупка, налитая упругая грудь… которую Лешка принялся уже целовать, тискать… И тут же, на широкой лавке, обнаженные молодые тела слились в едином порыве страсти… А потом — еще раз, и еще…
Пока Ксанфия не услышала, что кто-то давно уже молотит в ворота.
— Пойду, открою. Наверное, Антип — сторож.
Женщина быстро набросила на себя одежду и, выбежав в прихожую, выглянула в дверь:
— Антип, ты?
— Я, госпожа. Не один, с отцом Георгием.
— Георгию пока ничего не говори! — подбежав сзади, быстро предупредил Алексей. — Не нужно зря подставлять друга.
— Да о чем не говорить-то?
— Узнаешь… А! Рад тебя видеть, дорогой гостюшка! Точнее даже сказать — хозяин. Ничего, что мы воспользовались твоим жилищем? Мы ненадолго, пока ремонт.
— Антип рассказал мне. — Георгий — все тот же, светлоглазый, русоголовый парень, только ныне — с небольшой бородкой и несколько усталым посмурневшим лицом — улыбнулся и крепко обнял приятеля. — Давненько же мы с тобою не виделись! Как мой крестник?
— Спит. Сейчас разбудим!
— Нет, нет, пусть спит, после с ним почеломкаемся. Хотя… — Георгий внезапно запнулся. — Может, уже и долго не свидимся.
Лешка вскинул глаза:
— Долго? А что такое случилось?
— Да уж случилось, брат. О том и зашел сказать. Через три дня еду с посольством на Русь!
— На Русь?! — удивленно переспросила Ксанфия.
— Ну да. В Русские земли, ко двору господина Василия Слепца — Владимирского и Московского князя.
— Вот оно что-о-о, — негромко протянул Алексей. — Вот как оно вышло-то! Оно и на руку! На…