Тверь, 9 февраля 2019 года, суббота, 10:20

Большой кабинет главного врача первой больницы Романа Альфредовича Сагудаева. Дорогая деревянная мебель, обилие книг на полках, в дальнем от стола углу на подставке красуется большой бюст Гиппократа. На подоконнике, за шторой притаилась початая бутылка коньяка. В стопку медицинских журналов, лежащих на углу стола, затесались номер журнала «Интернет-трейдинг» и толстая потрепанная книга «Основы биржевой торговли». Хозяин кабинета, сидящий за столом, излучает радушие и дружелюбие. Напротив него сидит Маша. Вид у нее деловитый, перед ней на столе лежит раскрытый блокнот, в правой руке она держит шариковую ручку. Между Сагудаевым и Машей на столе стоят две чашки с кофе и несколько маленьких вазочек с конфетами и печеньем, но они не обращают внимания на угощение, потому что увлечены разговором.

— Объективность, Мария Сергеевна, дело хорошее, — рассуждает Сагудаев. — Но надо тонко чувствовать берега, чтобы объективность не скатилась бы в очернительство. А то у нас как? Или превозносят, или дерьмом поливают…

— Вот поэтому я в первую очередь обратилась к вам, Роман Альфредович, — подхватывает Маша. — Очернять мы никого не собираемся, В целом материал планируется позитивный, но и на недостатки закрывать глаза не хочется. Самое ценное для нас — это доверие зрителя!

— Ой, да что это вы кофе не пьете! — спохватывается Сагудаев и хватает свою чашку (движения у него резкие, энергичные, и в целом он производит впечатление этакого бодрячка). — Остынет же! Альма Арсеновна варит превосходный кофе. За это ее и держу, между нами говоря… Шучу, шучу! Но кофе божественный!

Маша берет свою чашку, отпивает глоточек, чмокает губами и одобрительно кивает.

— Никаких кофеварок Альма Арсеновна не признает, варит в турке на плитке, — продолжает Сагудаев. — И кофе сама покупает, в Москве заказывает, какой-то особый… И печенье это, — Сагудаев указывает рукой, — она сама печет, попробуйте обязательно!

Маша смотрит на вазочку с печеньем, Сагудаев в этот момент бросает тоскливый взгляд на прикрытую шторой бутылку. Чувствуется, что ему хочется выпить коньяку, но он стесняется делать это в ранний час при свидетелях.

Маша пробует печенье.

— Восхитительно! — говорит она. — Просто тает во рту!

— Рад, что вам понравилось! — Сагудаев улыбается во все тридцать два белоснежных зуба. — Я вообще очень рад вас видеть, Мария Сергеевна! Вы — самая яркая звезда на нашем телевизионном небосклоне…

— А вчера вы звезду при встрече не узнали, — с упреком говорит Маша, кокетливо надув губы. — Я поздоровалась, а вы не ответили!

— Не может быть! — ужасается Сагудаев. — Это был не я! Где? Когда?

— Утром, на вокзале! — отвечает Маша. — И были это вы, собственной персоной. Я из командировки вернулась, а вы по перрону с двумя товарищами шли, суровыми такими мужчинами в черных плащах…

— Простите — не заметил вас! — покаянно говорит Сагудаев. — Толпа, суета…

— У меня мысль мелькнула — а не арестовали ли вас? Уж очень ваши спутники на сотрудников органов смахивали.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — Сагудаев имитирует три плевка через левое плечо и трижды стучит костяшками пальцев по столу. — Это, Мария Сергеевна, были не сотрудники органов, а наши коллеги из Москвы.

— Важные, наверное, люди, раз вы их лично встречали…

— Сотрудники Минздрава, — Сагудаев многозначительно поднимает вверх указательный палец. — Совершают инспекционную поездку по области в рамках готовящейся реорганизации …

— Роман Альфредович! — Маша восторженно всплескивает руками. — На ловца, как говорится, и зверь бежит! Расскажите мне в общих чертах о реорганизации и организуйте, пожалуйста, встречу с коллегами из Москвы. Можно устроить нечто вроде круглого стола — вы, они и я. Обсудим…

— К сожалению, это невозможно, Мария Сергеевна, — Сагудаев придает лицу сожалеющее выражение, — они еще вчера отбыли в Москву.

— Какая жалость! — сокрушается Маша. — Впрочем, я могу проинтервьюировать их и там! Можете дать мне имена и координаты?

— К сожалению, не могу, — Сагудаев прижимает обе руки к груди. — В нашей системе это не принято, поймите меня правильно, тем более что товарищи по положению выше меня…

— Это что — была секретная поездка? — удивляется Маша.

— Ну… Вроде того… — юлит Сагудаев. — Не то, чтобы секретная… но не подлежащая огласке… Да и вообще о реорганизации пока что лучше не говорить…

— Ничего не понимаю! — Маша хмурит брови. — К чему разводить все эти тайны Мадридского двора на ровном месте? Что плохого в том, если общественность заранее узнает о строительстве новых медучреждений или о переоснащении? Наоборот — это хорошо!

— Не совсем хорошо… — Сагудаев виновато улыбается. — Не стоит говорить «гоп» заранее… А вдруг что-то не сложится? Сразу же начнутся упреки — вот, обещали и не сделали! Опять же, реорганизация — это закупки и подряды. Если бизнесмены прознают о грядущей реорганизации, то могут заранее накрутить цены…

— Эти накрутки на тендерах сразу же собьются! — резонно возражает Маша.

— Там все очень сложно и очень запутано, — Сагудаев делает правой рукой замысловатое движение. — До поры, до времени лучше помалкивать.

— Жаль! — Маша шумно вздыхает. — Такой материал из рук уплывает!

— Как только станет можно об этом говорить, я сразу же дам вам знать! — Сагудаев поднимает руку в пионерском салюте. — Честное пионерское! Материал от вас никуда не уйдет!

— Тогда, пожалуй, мы пока сделаем паузу, — говорит Маша.

— Воля ваша! — с явным облегчением отвечает Сагудаев и деловито смотрит на наручные часы. — Могу еще чем-то помочь?

— Вас я более не смею отягощать своим присутствием, — церемонно отвечает Маша, — но хотела бы получить мастер-класс по варке кофе от вашей секретарши.

Она берет свою чашку и в два глотка, с выражением неземного блаженства на лице, допивает остывший кофе.

— О чем речь! — Сагудаев нажимает кнопку вызова секретарши, которая мгновенно появляется в дверях. — Альма Арсеновна, Мария Сергеевна хочет поучиться у вас варить кофе! Можете на полчаса переключить все телефоны на меня!

Тверь, 9 февраля 2019 года, суббота, 10:45

Приемная Сагудаева. Маша сидит на угловом диване и наблюдает за тем, как Альма Арсеновна, жгучая пышная брюнетка позднего бальзаковского возраста, священнодействует над плиткой, на которой стоит турка с кофе.

— Не размешивать! — строго говорит Альма Арсеновна. — Никогда! В кофе ложке делать нечего! Размешивают только один раз — когда налили воду. И все! Дураки сразу же закладывают корицу и потом удивляются — почему кофе сильно горчит? А потому что вы корицу сварили, э! Корицу сыплем на пенку в самом конце! На кончике ножа, самую капельку, — показывает, как нужно добавлять в кофе корицу. — Насыпали, сняли с огня и читаем в уме «Хайр мэр вор еркѝнс эс…», это «Отче наш» на армянском…

Альма Арсеновна выдерживает небольшую паузу.

— Можно просто до тридцати сосчитать, а потом в чашку наливать, — продолжает она, разливая кофе по чашкам, — но с молитвой вкуснее выходит. Проверено! Моя бабушка Ануш, по-вашему — Аня, варила лучший кофе в Батуми! Из Тифлиса и Еревана люди приезжали только для того, чтобы выпить ее кофе! Пенка четыре часа стояла, э! Комиссия проверяла — четыре часа! А аромат был такой, что весь город замирал и говорил: «Вах, опять Аня кофе варит!»… Маш-джан, я не быстро рассказываю? Ты все запомнила?

— Кофе не жалеть, воду брать хорошую, мешать только один раз и корицу на пенку сыпать! — бодро отчеканивает Маша.

— И жар должен быть медленным, иначе хурда-бурда получится! — добавляет Альма Арсеновна, садясь рядом с Машей на диван. — И чашку от себя переворачивать! К себе — никогда!

— Переворачивать чашку? — переспрашивает Маша. — Зачем?

— Как это зачем? — удивляется Альма Арсеновна. — Чтобы гадать! Кофе без гадания, это как брачная ночь без невесты! Сейчас выпьем и я тебе погадаю, душа моя! Ты, я смотрю, грустная какая-то. Какой-нибудь паразит тебя огорчил, да? Ай, не бери в голову! Ты молодая, у тебя еще все лучшее впереди!

— Паразит тут не при чем, — отвечает Маша. — Планы сорвались. Хотела снять большой материал о нашей областной медицине, но накануне реорганизации делать его глупо…

— Реорганизации? — удивленно переспрашивает Альма Арсеновна.

Маша настораживается, но дальше тему не развивает.

— И еще я хотела сделать интервью с товарищами, которых Роман Альфредович вчера встречал на вокзале, — продолжает она. — Но не сложилось…

— Вай, зачем тебе эти гётвера̀ны! — Альма Арсеновна всплескивает руками, а затем прижимает правую ладонь к своей необъятной груди. — Ты прости меня, джа̀ным, но я по-другому эту санитарную инспекцию называть не могу…

Маша берет свою чашку и начинает мелкими глоточками пить обжигающий кофе, внимательно слушая собеседницу. Санитарная инспекция — это что-то новое!

— Три часа у него просидели, всю душу вымотали! — продолжает Альма Арсеновна. — Даже кричали на него, представляешь? Слов я не разобрала, но крики слышала. Заглянула в кабинет, как бы между прочим — мало ли что? А Альфредыч мне рукой машет — уходи! Он такой мягкий, совсем характера нет. На меня бы кто попробовал голос повысить — я бы ему глаза выдрала вместе с языком! Вай, подумаешь — какие-то бумажки не в порядке! У нас столько бумажек, что порядка в них по определению быть не может! Слава Богу — ушли с миром, никаких актов составлять не стали…